Наши уже не придут 2
Шрифт:
«Лучше спалить их дотла», — подумал Иван Анатольевич. — «Зачем рисковать зазря? Бог с ними, с мятежниками — они давно уже могли сдаться».
Спустя несколько минут, при продвижении через капустный огород, Говоров услышал что-то подозрительное и приказал взводу залечь. Противник, подготовивший засаду, сразу же открыл огонь.
Было их всего человек пять, они подстрелили двоих, после чего погибли под автоматическим огнём.
— Курёхин, выдели четверых, чтобы оттащили раненых в тыл, — приказал Говоров.
— Один мёртв, товарищ гвардии старшина, — ответил сержант.
— Тогда выдели двоих, а тело
Раненого потащили к исходным позициям, а взвод продолжил движение.
К сожалению или к счастью, артиллерийские казармы уже были взяты. Три здания пылали пожаром, а вот у остальных уже скапливались пленные, обезоруженные и растерянные.
Особенно жалко на военнопленных смотрелась форма без портупеи — будто из солдат вынули стержень.
У корниловцев форма ещё царской армии, вероятно, извлечённая из многочисленных вещевых хранилищ. РККА же слегка видоизменила свою форму, чтобы сразу было видно различия, и не возникла путаница.
Впрочем, ударные подразделения уже давно используют красные нарукавные повязки, чтобы быстро различать своих в пылу боя. Иван Анатольевич даже уже привык сначала смотреть на наличие повязки, а уже потом на знаки различия и лицо.
— Говоров! Ко мне! — позвал его гвардии капитан Ушанев.
— Товарищ гвардии капитан, гвардии старшина Говоров, по вашему… — козырнул Говоров.
— Отставить, — отмахнулся комроты. — Организуй охранение казарм. Присоединись к старшему сержанту Аракову и старшине Жабоедову — они уже занимаются.
— Слушаюсь, товарищ гвардии капитан, — вновь козырнул Говоров.
— Старший лейтенант Пасичнюк, боевая задача — взять кирпичный завод… — переключился капитан на прибывшего офицера.
Это значило, что бой для них, на сегодня, закончился. Скорее всего, гарнизон уже начинает сдаваться, поэтому командование определило артиллерийские казармы отличным местом для временной концентрации военнопленных. Дополнительным свидетельством этому было то, что красноармейцы вытаскивают из зданий казарм оружие и боеприпасы.
— Взвод! — командным голосом воскликнул Иван Анатольевич. — За мной!
*17 апреля 1919 года*
— Джентльмены, чем обязан вашему визиту? — поинтересовался Леонид Курчевский, более известный американцам как Леон Карчеус.
Имени он официально не менял, но в его визитках писалась американизированная версия.
— Специальный агент Роберт Суини, — представился щуплого телосложения мужчина, выглядящий лет на тридцать с лишним. — Бюро расследований. (1)
Одет он в светлый плащ и чёрную фетровую шляпу, в тон костюму. Леонид уже научился отличать их — подобный наряд выглядит слишком казённо, чтобы его носил обычный человек.
— Специальный агент Чарльз Клинтон, — представился мужчина крупной комплекции. — Бюро расследований.
Этот одет в примерно такой же светлый плащ, но на голове носил старомодный котелок. Тоже выглядит слишком казённо.
— Рад знакомству, — дежурно улыбнулся Курчевский. — Но вы не ответили — чем обязан?
Парфёнов и Смутин уже давно заметили, что за Леонидом кто-то следит. После того эпизода с неграми они, по-видимому, испытывали что-то вроде вины, поэтому теперь
внимательно следили за тем, чтобы с ним ничего не случилось. Не потому, что он стал каким-то сердечно близким для них человеком, вовсе нет. Просто от него напрямую зависело выполнение их задач.А теперь оказалось, что за Курчевским следили люди Бюро.
— Это обычная проверка, — ответил специальный агент Суини. — Мы прибыли для уточнения некоторых деталей вашей биографии.
— Вы же не возражаете, если мы зададим несколько вопросов? — поинтересовался специальный агент Клинтон.
— К-хм… — кашлянул Леонид. — Что ж, задавайте свои вопросы.
— Вы прибыли в Соединённые штаты в… — начал специальный агент Суини.
Опрос не содержал каких-то сложных или провокационных вопросов — уточняли детали его биографии. Но свою биографию Курчевский знал на «отлично», поэтому повторил то, что писал в таможне при прибытии в Нью-Йорк, но другими словами.
Всё-таки, его активность заинтересовала правительство. А активность у него была, если на первый взгляд, безобидная…
Он поставил завод по производству полуфабрикатов, получил необходимые лицензии, после чего начал налаживать производство.
Всё по имеющимся рецептам, с дорогостоящей рекламной кампанией. Его реклама висит на билбордах почти на всех въездах в город, находится во всех газетах города, даже в рекламном блоке научно-популярных журналов, где полуфабрикаты позиционируют как еду будущего.
Первая партия готовых наборов для выпекания хлеба продалась отлично — домохозяйки оценили экономию восьми-тринадцати минут своей жизни при каждодневном выпекании хлеба. А всё потому, что Курчевский ткнул им этим в лицо — он указал на тот факт, что за год домохозяйка может сэкономить от 48 до 79 часов, которые можно будет потратить на что-то более полезное и интересное.
Всё это работает не так, но американцы теперь очень любят эффективность, на чём и решил сыграть Леонид. На слуху сейчас Генри Форд, выступающий эталоном эффективного расходования рабочего времени — американцы стараются ему подражать.
Согласно разработанному плану, Леонид охотно запустил в свой бизнес инвесторов. Желающих было много, поэтому Курчевский выбирал очень тщательно.
Естественно, первым инвестором стала Марфа Кирилловна, а за ней доля была куплена Пахомом Александровичем.
Третьим инвестором стал железнодорожный магнат Генри Эдвардс Хантингтон, давно искавший возможность иметь совместные дела с Курчевским. Деньги притягивают деньги…
Ещё несколько друзей Хантингтона купили незначительный процент в предприятии Леонида, после чего начался процесс укрупнения.
Три гектара были расширены до двенадцати, после чего на них было поставлено восемь фабричных цехов. Сейчас работает только три из них, а остальные ещё достраиваются.
Фабрика уже приносит неплохие деньги — около 55 000 долларов в месяц. При условии, что спрос не упадёт, а цехов станет восемь, производство начнёт приносить не менее 150 000 долларов прибыли.
И это чистая прибыль. Небольшой ручеёк денег уже потёк на банковский счёт Леонида и инвесторов, но это только начало.
Лос-Анджелес может «впитать» гораздо больше, чем тридцать восемь тонн полуфабрикатов в день, поэтому есть уверенная перспектива расширения производства на десятки цехов.