Наши уже не придут
Шрифт:
Но поставленную задачу они выполнили и даже не пришлось задействовать ударные роты из резерва. Несомненно, на других участках их задействовали и не раз, но не у Удальского.
Не то, чтобы Бронислав хотел получать награды и внеочередные звания любой ценой, но то, что командование его ценит и щедро награждает, было очень приятно.
«Теперь дождаться охранения и можно обустраиваться…» — подумал он.
Телефонисты протянули провод, и связь со штабом была установлена.
Штаб сообщил, что противник отступает, так как держаться ему тут больше не за что.
Мимо опорника проехали кавалеристы, для которых
Удальскому вытащили кровать из офицерского блиндажа и он развалился прямо у бревенчатого ДОТа. Уснул он сразу.
*9 июля 1917 года*
«Вот и получил…» — подумал Аркадий, рассматривая свой орден Святого Георгия IV-й степени.
Инициативу подали младшие офицеры, а солдаты проголосовали. Было решено, что генерал от инфантерии Алексеев заслужил Георгия II-й степени, а подполковник Немиров — IV-ю степень.
Вручал награду отчего-то изрядно потухший князь Львов. Видимо, очередной правительственный кризис никак не желал разрешаться.
Северный фронт, продвинувшийся аж на двенадцать километров и ставший почти впритык к городу Вильно, решающего влияния не оказал.
Немцы оперативно спохватились и быстро возвели оборону, которая погасила натиск кавалерии, поэтому ни о каком развитии наступления речи больше не идёт. Повезло, что удалось отнять хотя бы восемь километров…
На Западном и Юго-западном фронтах же дела идут очень плохо. Потери — около полумиллиона людей, а также тысячи пулемётов и сотни артиллерийских орудий.
«Наверное, у немцев сейчас когнитивный диссонанс», — подумал Аркадий. — «Как легко они опрокинули нас на юге, и как больно мы их побили на севере…»
Петроград митингует, как митингуют и другие крупные города — требуют отставки правительства.
Князь Львов уже объявлен крайним, что привело Аркадия к пониманию, как именно в его истории Керенский стал министром-председателем.
Ещё Немиров вспомнил, уже постфактум, об июньском наступлении, провал которого и создал очередной политический кризис.
Июньское наступление закончилось сокрушительным провалом, лишь чуть смягчённым успехом на Северном фронте, поэтому скоро Львова снимут, а поставят вместо него Керенского.
И общественность каким-то образом будет считать, что Керенский в провале наступления совершенно ни при чём, поэтому будет отличным планом назначить его министром-председателем. Немирову было очень интересно, как именно они всё это провернут.
У Керенского, несомненно, есть харизма, в народе его любят, но Аркадий отчётливо видел его политиканскую натуру. Под давлением ситуации, он будет вертеться, как уж на сковороде, показывая истинно многовекторную политику.
В самом начале своей политической карьеры он был с либералами и интеллигенцией, затем примкнул к эсерам, показывая, что он с крестьянами, потом, когда оказалось надо, он начал заигрывать с рабочими, а в итоге — полез к солдатам, чтобы завоевать очки и среди них.
«Нельзя одновременно нравиться всем», — подумал Аркадий. — «Если ты не золотой империал, конечно же…»
Вот о себе Немиров точно знал — солдаты его уважают, благодаря человеческому отношению и происхождению, унтер-офицеры и младшие обер-офицеры ему симпатизируют, потому что он — эталонный пример карьерного успеха. А вот старшие обер-офицеры
и генералы — эти считают его выскочкой, незаслуженно пользующимся расположением командующего фронтом.И смысла вдруг старательно начинать нравиться старшим обер-офицерам и генералам, он не видел. Непосредственным командиром его был генерал Алексеев, с которым у него хорошие отношения, а остальное уже неважно.
А вот позиции генерала Алексеева, по итогам наступления Северного фронта, ощутимо укрепились. Корнилов и Деникин прислали ему письменные поздравления. Успех — это успех.
— Надо побеседовать — есть новости, — позвал Немирова генерал Алексеев. — Поехали отсюда.
Они покинули Зимний и поехали на вокзал. Военный состав будет стоять до вечера, пока не погрузят снаряды и продовольствие, задержанное на три дня, по совершенно невнятным причинам.
Но до вечера они тут сидеть не будут. У Аркадия ещё есть дела в Петрограде.
Немиров и Алексеев вошли в купе офицерского вагона. Вагонный принёс бутылку водки и закуски.
— Слушай, что узнал, — произнёс Алексеев, после того, как выпил рюмку и занюхал её маринованным огурцом. — Оказывается, пока мы там на фронте воевали, Корнилов уже приехал в Петроград и начал шептаться с Керенским. У него, как выяснилось, ко мне личная неприязнь.
— Почему? — поинтересовался Аркадий.
— Ходят слухи, будто бы бывший военный министр Гучков хотел поставить Лавра Георгиевича на должность командующего Северным фронтом, ну, когда Рузского убрали, — сообщил генерал от инфантерии, наливая себе новую рюмку. — Точно пить не будешь?
— Не буду, товарищ генерал, — покачал головой Аркадий. — Но назначение, в итоге, сорвалось. Из-за снятия Гучкова с должности.
— Не совсем поэтому, — усмехнулся Николай Николаевич. — Генерал Алексеев был против этого назначения — грозил уйти в отставку, если Корнилов получит его. В итоге Гучков не рискнул, а потом его вообще убрали. Ну и поставили меня — сам знаешь, почему.
«Значит, у Корнилова есть контры с целыми двумя Алексеевыми», — подумал Аркадий.
— И, собственно, Лавр Георгиевич теперь считает, что я — его недоброжелатель, — продолжил генерал. — А если добавить сюда наши успехи на Северном фронте — возможно, скоро он начнёт считать меня своим врагом.
— Я думаю, с Корниловым будут проблемы, — произнёс Аркадий.
— Несомненно… — вздохнул Алексеев. — Признаться, я не понимаю, как крутиться среди всех этих интриг…
— Скоро это всё станет не очень важно, — улыбнулся Аркадий. — Временное правительство само роет себе могилу. Сейчас, после провала наступления, будут искать виноватых. Могут прийти и к вам, с вопросами — почему всего двенадцать, а не хотя бы двадцать километров наступления? И почему Вильно до сих пор не взят?
— Ха-ха! — рассмеялся Николай Николаевич. — Да, эти могут!
— Я думаю, сейчас начинается самый ответственный период, — произнёс Немиров. — Возможно, назначат нового Верховного главнокомандующего. Брусилову не простят провала наступления.
— И кого поставят? — поинтересовался Алексеев, резко напрягшийся и отставивший рюмку.
— Я не знаю, — пожал плечами Аркадий.
— Ко мне не подходили, — задумчиво произнёс Николай Николаевич. — Но кого поставят?
— Возможно, Корнилов не просто так шепчется с Керенским, — навёл его на мысль Аркадий.