Насильно твоя
Шрифт:
— Дина?
Я вздрогнула. Зеркало было напротив, в темном коридоре я напоминала призрака. Бледное лицо в обрамлении длинных волос, затравленные глаза.
— Диночка… Иди ко мне.
Я чуть не задохнулась. Диночка. О, боже. Голос Эмиля был странным, словно ему плохо или его тошнит.
А если его ранили? Я ведь не видела.
Воображение подбросило страшную картину, как Эмиль истекает кровью и пытается звать на помощь. Я разучилась представлять хорошее. Меня посещали только видения бедствий и катастроф.
Вдруг его ножом пырнули? Это так сильно врезалось в мысли, что я почти
Нет, это ложь. Я запугиваю саму себя. Надо взять себя в руки. Я прислушивалась к тому, что на самом деле происходит в кухне.
Снова звяканье. Безумный смех… Да он пьян, а не ранен!
Наверное, сидит за столом со своим пистолетом, взлохмаченный и уставший, набирается коньяком и ему все хуже и хуже.
— Я слышу, что ты там. Иди сюда. Маленькая моя…
И от этих слов, сорванного голоса и проступающего безумия мне стало жутко.
— Маленькая, — хрипло прошептал он. — Не убегай… Посиди со мной.
Глава 44
Я постояла, а затем пошла на голос. Я не могла не пойти. Чувствовала, что нужна ему.
Кто знает, если я не пойду к нему сейчас, может быть, он больше не встанет между мной и ими.
На кухне горел ночник, и желтоватый свет отбрасывал блики на пол.
Эмиль сидел за дальним концом стола. На мощных плечах натянулась белая рубашка из-за того, что он поставил локти на стол. Ремни кобуры врезались в тело. Как я и думала, оружие и бокал перед ним. Коньяка осталось на донышке, а пистолет он частично разобрал. Черные матовые детали лежали рядком.
Эмиль выбрал странное время, чтобы почистить оружие, но кто знает, вдруг это его успокаивает.
— Садись. Посиди со мной, — хрипло повторил он и опустил глаза на детали пистолета, рассматривая их, как кусочки пазла. Рядом стоял аэрозоль с оружейной смазкой.
Я подошла, робко села, поджав ногу под себя. Больше он не обращал на меня внимания, словно ему просто надо знать, что я рядом. Смотрела на мужа, словно пыталась запомнить его навсегда. Вот такого: растрепанного, с потным раскрасневшимся от алкоголя лицом. Он выглядел больным. Обезумевшим. Глаза нездорово блестели в полумраке.
Эмиль допил остатки из бокала. Я ощутила первое беспокойство — безопасно ли разбирать оружие, когда он пьян? Но ничего не сказала. Говорить не мое дело. Мое дело сидеть рядом столько, сколько нужно Эмилю.
— Испугалась? — мрачно спросил он. — Не бойся, тебя не тронут. Не посмеют.
Я рассматривала сцепленные на коленях пальцы.
— Подай стакан, — велел Эмиль. — Руки грязные.
На его бокале остались жирные отпечатки с четким папиллярным узором.
Я встала и огляделась, вспоминая, где и что искать. На пробу открыла дверцу шкафа. В глубине стоял стеклянный широкий стакан — такой же, как у него на столе.
— И бутылку, Дина, — уже тише попросил он.
Коньяк прятался в глубине шкафа.
— Налей, — он устало потер нос запястьем.
Но я стояла и смотрела в пустоту, задумавшись. Тогда, на утро после самой страшной ночи… Было что?
Я не помню. Черный провал, в который я боялась всматриваться — а вдруг эта темнота меня спасает? Но сейчас, глядя на эту бутылку
коньяка, почти пустую, перед глазами встала ярчайшая картинка.Эмиль привел меня домой.
Здесь, на этой кухне, залитой солнечным светом, он усадил меня за стол. Я была безвольной, как тряпичная кукла. Не помню даже, что чувствовала. Себя я видела со стороны, словно в тот момент меня не было в собственном теле.
И передо мной так же стоял стакан. И эта самая бутылка. Эмиль налил до краев, заставил выпить и дал таблетки…
— Дина, — процедил он. Я вспомнила о своих обязанностях.
Заполнила стакан до половины и спрятала бутылку.
Я вновь устроилась рядом. Эмиль сгорбился за столом, рассматривая разобранный пистолет. Устало и брезгливо, словно его тошнило от оружия и собственной жизни. Грязной рукой он взял стакан с коньяком, вновь пачкая стекло и сделал глоток.
— Что ты мне давал? — еле слышно спросила я. — Таблетки.
Я так редко в последнее время слышала свой голос, что он испугал. Стал слабым, шелестящим, словно говорить в полную силу я не могла.
— Успокоительное, — помолчав, ответил он. — Чтобы ты уснула.
Не только. Я помню, таблетки были разных цветов и размеров. Я хотела спросить, что было дальше. Но вопросы в этом доме не приветствуются. Я просто тень.
Да и догадываюсь, что произошло потом. Я спала несколько дней под мощным снотворным, поэтому ничего не помню. Чтобы ему не мешать. Он так не любит истерик и женских слез, хотя сам часто бывает их причиной. Может, потому и не любит?
Но неприятная догадка царапала меня. Эмиль отвел взгляд, словно что-то его мучило.
Он дал мне контрацептивы? Это непроницаемое лицо не объясняло ничего.
Эмиль смазал оружие и начал собирать. Неторопливо, словно ему нужно было чем-то занять руки. Неожиданно на середине процесса он начал говорить, тихо и хрипло:
— Ствол вставляешь в затвор. Затем возвратную пружину. Смотри, куда, — он показал ногтем и дальше комментировал каждое действие. Постепенно из ряда деталей на столе выстаивался знакомый облик пистолета. — Затвор соединяешь с рамкой… Ставишь на предохранитель, видишь? Вставляешь магазин.
На последних словах он поднял голову и уставился мне в глаза.
— Возьми, — жестко сказал Эмиль. Оружие он подал рукоятью, а когда я замотала головой, силой вложил в руку и обхватил пальцами поверх моих. Я ощутила холодную рифленую поверхность.
Оружие в моей руке было впервые — незнакомое ощущение. Тяжелый, я чувствовала это даже с поддержкой Эмиля. Отдача наверняка мощная.
— Держи, не бросай, — он заставил меня положить палец на спусковой крючок, а свой устроил сверху, словно собирался стрелять моей рукой.
Я так отвыкла от его прикосновений. Так скучала по ним. Его палец твердо лежал поверх моего, но не давил.
— Вот так снимаешь с предохранителя, — пользуясь моим пальцем, как собственным, Эмиль переключил рычажок.
Он смотрел мне в лицо. Серые глаза были расширенными, абсолютно без выражения, словно он в другом измерении. Эмиль смотрел сквозь меня.
Он притянул меня к себе и виском лег на дуло.
— Знаю, ненавидишь меня за все, — прошептал он. — Стреляй, если хочешь. Отомсти за себя.