Наследие Богини

Для меня было невыносимо видеть это изображение, поэтому я увела Генри и Джеймса к краю Парфенона. Вместе мы ещё раз окинули взглядом развалины, но на этот раз хватка Генри казалась железной. Он ни за что меня не отпустит. И я его тоже.

Не знаю, сколько мы так простояли. Минуты. Часы. Годы. Я потеряла счёт времени, пока ждала чего-то, что напомнило бы мне о существовании мира вокруг. О том, что нам есть за что бороться, даже если Афины пали. У нас может быть будущее и совсем не такое, каким его видит Кронос. Ещё не всё потеряно, и я не могу допустить поражения. Море стало беспокойнее, волны с белыми гребнями бились о берег, и что-то промелькнуло в небе.

Я моргнула.

— Что это было?

— Ты о чём? — не понял Джеймс. И тут ещё вспышка осветила сиреневый горизонт.

— Об этом, — сказала я, когда мигнула ещё одна, а затем ещё. — Сигнальные ракеты?

— Нет, — ответил Генри. — Наступают сумерки, Олимп прямо над нами. Совет атакует остров.

У меня кровь заледенела. Никогда не видела, чтобы другие члены Совета нападали на земле. В Подземном царстве их способности были ограничены, но на поверхности они должны выкладываться на полную.

И какой же ценой? Кто станет следующим? Там моя мама. Вдруг она?..

Я тяжело сглотнула, перед глазами всё поплыло. В нашу прошлую встречу я вела себя как избалованный ребёнок. Я не дала ей шанса объяснить, почему она скрыла от меня личность отца. Что, если те слова станут последним, что я ей сказала?

— Я должен им помочь, — произнёс Джеймс и попытался отпустить мою руку, но я удержала.

— Будь осторожен, — сказала я. — И проследи, чтобы моя мама вернулась живой.

Он поцеловал меня в щёку.

— Обязательно. Увидимся через несколько минут.

Несколько минут? Джеймс направился к центру Парфенона, и на полпути его охватило свечение. Не успела я издать удивлённый возглас, как он превратился в облако света и понёсся к остальным.

— О боже, — воскликнула я, глядя, как он прокладывает путь по небу. — Я даже не знала, что мы так можем.

— Они почти всемогущи, когда Олимп рядом, — пояснил Генри. — Как сказал Джеймс, битва долго не продлится. Мы должны вернуться туда, где ты будешь в безопасности.

— И ты тоже, — твёрдо ответила я. Он может сколько угодно притворяться, что в полном порядке, но меня не обманешь. Я вижу, какой у него уставший взгляд. Если Кронос узнает, что мы здесь (а, возможно, уже знает), Генри сейчас не сможет ему противостоять. — Мы ещё сможем заглянуть на Олимп, когда ты полностью восстановишься?

Генри озадаченно взглянул на меня.

— Мы не возвращаемся в Подземный мир. Мы переместимся на Олимп. Кронос и Каллиопа считают меня мёртвым, пусть думают так и дальше.

Генри ошибается. Кронос знает, что мы собирались наведаться к Рее, и понимает, что его супруга не откажется помочь собственному сыну.

Или не понимает? Ведь для него связь между родителем и ребёнком — пустой звук. Его волнуют только сила и власть, но не любовь и привязанность. Если я скажу ему, что Рея отказалась, поверит ли он мне?

— Хорошо, — ответила я. Потом обсужу это с Джеймсом. Генри слишком устал, ему нужно отдохнуть, а не ломать голову над тем, как лучше всего запудрить мозги Кроносу. Естественно, он будет гореть желанием принять участие в этом обсуждении, особенно после того изображения в Парфеноне. — Только я не знаю, как вернуться на Олимп.

— К счастью для тебя, я знаю, — сказал Генри со слабой улыбкой. — Закрой глаза.

Напоследок я ещё раз взглянула на руины Афин. Я должна поступить правильно. Жизнь этим людям уже не вернуть, но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы они были счастливы в Подземном царстве.

Посмотрев на полосы в небе — следы нападения на островную тюрьму, — я мысленно помолилась о том, чтобы все олимпийцы вернулись целыми и невредимыми. Кому молилась — не знаю. Всем, кто услышит. Должен быть способ разрушить планы Кроноса, и я пойду на всё, чтобы найти этот способ.

После этого я закрыла глаза, и руки Генри обхватили меня. Нас окружил тёплый ветер, мои ноги оторвались от земли. Это не было похоже на то, как обычно исчезает/появляется Генри, но какая разница. Мы вместе, и в этот прекрасный миг мы летим.

* * *

Не счесть, сколько часов я провела в больницах, пока ждала, что скажут врачи о состоянии моей мамы после очередного ряда анализов и операций. Тревожность стала моей неизменной спутницей за эти годы. Я пыталась принимать ситуацию, плыть по течению, но легче всё равно не становилось.

Я не могла ни читать, ни болтать с кем-либо, пока ждала, когда всё закончится. Иногда я просто покупала самые дешёвые мелки в сувенирных магазинах и заполняла цветами пустые участки раскрасок. Иногда смотрела телик, но не могла сосредоточиться на том, что показывают. Всё это казалось неважным, пока решалась мамина судьба.

Иногда я представляла себя на её месте, что она чувствует. Представляла, что она увидит, когда очнётся. Или что ей снится. И всегда, всегда время замедляло свой ход, а то и вовсе стояло, пока я ждала неизбежно плохих новостей.

Я понимала, что рано или поздно потеряю её, но затем в моей жизни появился Генри. А вместе с ним и семь испытаний. Затем всё закрутилось. В тот момент, когда я проглотила гордость и готова была признать поражение, мама появилась во всём своём бессмертном величии, и мне тогда показалось, что это знак свыше — обещание Вселенной, что я больше никогда её не потеряю.

Обещание оказалось ложью.

Генри опустился на свой чёрный бриллиантовый трон в просторном зале Олимпа. Не говоря ни слова, я устроилась у него на коленях. Он поцеловал меня. Обычно этот тёплый, нежный поцелуй снимал все мои тревоги, но не сегодня.

Мы ждали. Генри проводил пальцами по моим волосам, играя с кончиками, а я смотрела в центр тронного зала. Приглушённые звуки битвы доносились снизу, и облака на закатном полу вихрились, словно бы чувствуя неладное.

Я не уставала поражаться тому, как быстро пролетали минуты вместе с мамой. Но потом я вспоминала, что, возможно, я больше никогда её не увижу, и тогда минуты превращались в часы, и весь мир переставал существовать, кроме неё.

— Расскажи мне о нём, — прошептал Генри. Его голос был приглушён, словно сам он был где-то далеко.