Наследник чародея. Школяр. Книга первая

* * *

— Наконец-то! Сподобился! Дождались!

Глава 14

Жизнь и приключения сельского колдуна Василия Макаровича

Лесник Василий Макарович Острожский перебрался в Бахмачеевку три года назад. До этого он жил лет 20 в такой же неприметной деревушке за Уралом. Колдуны практически не стареют до самой смерти. Вот и Василий Макарович в свои 103 года выглядел максимум на 40 лет.

Поэтому он, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания из-за несоответствия возраста и внешнего вида, каждые 20–25 лет переезжал с одного места на другое.

Свой дар он, сын крестьянина из Вятской губернии, получил в 15 лет от умирающего мельника. Этот самый мельник, слывший в их деревне нелюдимом, неизвестно по какой причине вдруг стал привечать подростка из многодетной семьи, отец которого уехал на заработки и сгинул. Мельник иногда подкидывал Ваське работу, за которую рассчитывался либо мукой, либо деньгами.

В 1892 году в России случился неурожай. В центральных губерниях царил голод. В начале лета Василь пошел опять на поклон к мельнику — вдруг есть какая-нибудь работа? А если и нет, то попросить хотя бы муки в долг, а потом отработать при случае.

Из детей он в семье был старшим. Мать хваталась за любую, пусть даже самую грязную работу.

Мельник Федор, глубокий старик, у которого, несмотря на возраст, в густой гриве волос не было ни одного седого волоска, жил на окраине деревни. До самой мельницы, что стояла на реке, было еще с полверсты. Ходили слухи, что Федор знается с нечистой силой, под колесом его мельницы живет водяной, а по ночам моют волосы русалки, распевая тихие песни.

Василь обнаружил старика в горнице, лежащим на широкой лавке под маленьким окошком. Парень удивился — мельник лежал на лавке, а не на кровати. При этом он тяжело дышал — с хрипом, бульканьем и присвистыванием. Василь замер на пороге, не решаясь ни поздороваться, ни пройти дальше. Однако мельник открыл глаза и, обнаружив гостя, усмехнулся в нечесаную бороду и с трудом заговорил:

— Что встал? Воды дай! Кружка вон…

Василь зачерпнул кружкой воду из баклажки, протянул хозяину. Тот усмехнулся, взял, подержал в руке, сделал глоток и сказал:

— Долго жить будешь, Васька!

— Мне бы мучицы с фунт, дядя Федор… Взаймы… Я отработаю. Ты ж меня знаешь. Совсем дома есть нечего.

Мельник то ли закашлялся, то ли засмеялся, утёр выступившие на глазах слёзы и выговорил:

— Всё твоё теперь, Васька! И мука, и мельница… Раз мою силу на себя принял. В комоде вон возьми… Котомка там для тебя приготовлена. Слышишь?

Василь быстро закивал головой.

— Забери, — повторил мельник. — Там книга, деньги. Шишок придёт, всё расскажет.

Он протянул руку к комоду, показывая вниз, на дверцы.

— Забери и уходи! — выдохнул он. — Из деревни тоже уезжай. Чем быстрей, тем лучше!

Мельник закрыл глаза, вытянулся и замер. Умер. Василь испуганно бросился было прочь, но вспомнив предсмертные слова, вернулся, раскрыл дверцы резного деревянного комода, ухватил котомку. На столе лежал большой каравай ржаного хлеба. Парень вздохнул, ухватил и его, сунул за пазуху и выбежал прочь.

Придя домой, он выложил на стол ковригу мельниковского хлеба, вытряхнул из котомки остальное и испуганно огляделся по сторонам: убедиться, что рядом никого, только он один… На стол вместе с книгой выпали мешочек с монетами, толстенная пачка разноименных купюр и большой кованый нож. Василь осторожно взял его в руки. Нож оказался неожиданно тяжелым, деревянная рукоять обмотана тонким кожаным шнуром. Василь, едва касаясь, тронул лезвие пальцем, пробуя остроту. Разумеется, он тут же порезался. Парень отдернул палец и сунул его в рот. Капелька крови, оставшаяся на лезвии, вдруг зашипела словно вода на раскаленной сковороде и впиталась в сталь ножа. Василь удивленно открыл рот. Такого он даже представить себе не мог.

На улице послышались голоса. Василь поспешно сгреб нож, книгу и деньги в котомку. Впрочем, едва не порвав, он наощупь вытащил из пачки одну купюру — десять рублей — и выложил её на стол. Котомку успел опустить под лавку, пихнув её ногой как можно дальше.

В дом вошли мать с его сестрами. Мать устало опустилась на табурет возле двери, прикрыв глаза, положив натруженные руки на колени. А сестры, десятилетняя Нюша и шестилетняя Фенечка, подскочили к столу.

— Василёк! — радостно закричала старшая. — Василёк хлебушка принес!

Она ухватила каравай, откусила, протянула младшей. Мать открыла глаза, изумленно посмотрела на сына:

— Откуда?

Василь пожал плечами:

— Дядя Фёдор одолжил. Сказал, мол, потом отработаешь!

Он показал матери красненькую бумажку:

— И вот еще!

— Не говорите никому, ясно?

И пояснила:

— Лавочник взаймы в деревне уже никому не даёт. Только если в залог. У твоего дяди Федора тоже муки взаймы не допросишься. Так что лучше молчи!

Она повернулась к дочерям:

— И вы! Чтоб никому-никому! А враз то языки вырвут!

Мать забрала у него десятку, сообщила:

— Я в лавку!

Сообщить о смерти мельника Василь не успел. Сразу после ухода матери его вдруг сразу же скрутила жесточайшая лихорадка, и он неделю провалялся в беспамятстве.

Очнувшись, парень обнаружил у своей кровати сестренку Нюшу, которая сразу же убежала на кухню с криком:

— Мама! Мама! Василёк очухался!

Пришла мать. Нагнулась к нему, обняла.

— Очнулся, сынок? — она заплакала. Уже вечером, за ужином мать рассказала, что той же ночью и дом мельника, и мельница вдруг загорелись, словно кто-то поджёг. А собравшиеся со всей деревни крестьяне так и не смогли затушить пожар.

Голод они, конечно, пережили. Через месяц, памятуя наказ мельника, Василь настоял на переезде в город, в Вятку. Да и шишок, заявившийся сразу после болезни, напомнил об этом. Слуга колдуна выбрал момент, когда рядом никого не было, ни матери, ни сестер.

— Здравствуй, молодой хозяин!

Василь подпрыгнул от неожиданности.

— Я — шишок, слуга твой…

Мать неожиданно легко согласилась переехать в Вятку. Оказалось, что там живут ее сестра с мужем. И на первых порах можно было остановиться у нее. Да и соседи в деревне стали на них поглядывать косо, памятуя про добрососедские отношения умершего мельника и Василя. Позже мать рассказала сыну, что к ней уже несколько раз подходил староста и предлагал уехать из деревни «по-хорошему».

Дом они продали быстро, благо срублен он был добротно. Всё-таки отец у них был знатным плотником. Да и мать цену не заламывала.

И уже в конце августа 1892 года их семья перебралась в центр Вятской губернии. Неделю они гостили у сестры, муж которой работал приказчиком в большом магазине скобяных товаров, потом удалось удачно снять двухкомнатную квартиру в доходном доме, причем недалеко от реального училища, куда определили Василия.

Разумеется, ни снять квартиру, ни поступить в училище не удалось бы, если бы Василий не «распотрошил кубышку» мельника. Потихоньку он пересчитал деньги. Их оказалось неожиданно много — почти 14 тысяч рублей. Матери он отдал три тысячи, разумеется, сообщив, откуда это богатство. Мать поохала, поохала, но деньги взяла (на всякий случай Василий остальное благоразумно спрятал).