Наследник для друга отца
Шрифт:
Он подходит ко мне размашистым шагом, смотрит в глаза так, что у меня по коже разбегаются мурашки и целует.
– Я люблю тебя очень, - он утыкается лбом мне в скулу, - очень, Нина. Прости, цветы тебе искал. Там из тысяча в тачке. А ещё телефон сел…
Я всхлипываю в ответ.
– Илья, - строго говорит Катя, - нам очень срочно пора рожать. Иначе твой сын начнёт плохо себя чувствовать.
– Сын!?
– Смотрит на меня Дымов.
Я
– Роди мне, пацана, детка, - сжимает он мою руку.
И ещё шепчет что-то очень личное, нежное, чувственное, но я не понимаю ни слова, потому что новая схватка своей силой закладывает уши.
– А парень папку ждал, - подбадривает меня акушерка.
– Смотри как зашевелился.
– Нина, ты сейчас делаешь то, что я говорю, - где-то там внизу между ног под пеленкой, где уже давно все онемело, растягивает меня Катя.
– Вдох и выдыхаешь только на схватке, ты поняла? Кивни.
Киваю…
– Вдох…
И я дышу, тужусь, сжимаю руку Ильи до кровавых вспоротых ногтями ран, пока на мгновение не наступает тишина. А уже в следующее ее нарушает обиженный, звонкий детский плач.
Мне на грудь плюхают тёплого, маленького мальчишку.
Я выдыхаю… и чувствую, что снова плачу.
Сын копошится под простыней и что-то мяукает.
Он самый лучший! Самый красивый! Самый замечательный! И точно стоил всех испытаний, которые помогли ему прийти в этот мир.
– Спасибо, спасибо, родная… - шепчет Илья.
– Поздравляю, хороший парень, - слышу голос Кати, - Маргарита Ивановна, запишите время и семерку по Апгар. Неонатолога пригласите. Она в соседней.
Дымов прижимаемся к макушке сына губами. Вокруг моей головы начинают появляться лепестки роз. Они рассыпаются поверх простыней.
– Какой папаша у вас сентиментальный, - шепчет акушерка.
– Поздравляю вас.
Когда все медицинские послеродовые манипуляции остаются позади, мы с Ильей остаёмся в палате одни.
Он осторожно укрывает нас с сыном одеялом и умащивается рядом, периодически по-очереди целуя то сына, то меня.
– Как назовём?
– Спрашиваю, тая от нежности.
– Дмитрий?
– Предлагает Илья.
– Почему?
– Поднимаю я лицо и тут же получаю поцелуй в нос.
– Не знаю, - смеётся Дымов, - первое, что в голову пришло. Предлагай, если есть варианты.
– Какой-то ты не давящий и сговорчивый, - подразниваю его я.
– Мне просто все равно, какое у него будет имя, - понижает голос до хриплого Дымов.
– Мне важно, чтобы ты и он со мной были. Нин, ты выйдешь за меня снова?
Сын, добравшись
до груди, отвлекает меня от ответа. Я помогаю ему лучше ухватить сосок и снова глубоко дышу, чтобы не разрыдаться от избытка эмоций. Моя жизнь щедра на них. На самые полярные и разнообразные.– Нин… - гладит сына по спинке Илья.
– Ответь мне. Ты меня любишь? Как раньше? Или я это все просрал и только продлеваю агонию?
Прислушиваюсь к себе и честно отвечаю.
– Люблю. Не прощаю то, где ты был не прав, но ценю, то, что ты для меня делаешь и вынуждена признать… Ты по-прежнему в моей жизни самый лучший мужчина. И другого я не хочу. Мы будем семьей, Илья.
Он сгребает нас с сыном в свои медвежьи объятия и замирает.
Мы плывём в состоянии абсолютного счастья. Прям как в моих детских мечтах.
– Давай его как папу назовём… - прошу Илью.
– Хорошо… - соглашается он.
Глава 42
Эпилог
Я стою перед алтарем и сама не могу в это поверить. Кажется, сегодняшний день по эмоциям и свету, идущему прямо из глубины души, можно сравнить только с днём рождения сына. Постоянно хочется плакать. От счастья…
За моей спиной шмыгает носом тетя Маша и с периодичностью примерно раз в пять минут поправляет невидимые складки на моем платье. Иногда она отвлекается на общение с внуком, которого держит на руках Катя.
Мы с Ильей венчаемся. Даём обеты в вечной любви и верности перед лицом Бога… В которого, между прочим, мой муж не верит, но сакральный смысл уловил правильно. Мне нужно было что-то большее, чем подписи в свидетельстве о браке. Кто-то более сильный, чем мой муж, кто мог бы засвидетельствовать, что мы с Дымовым семья.
Тимур подаёт нам кольца. Самые простые серебрянные ободки с гравировкой, купленные здесь же, в соборе. Я принимаю своё от мужа с чистой душой.
Дымов всю церемонию венчания ведёт себя крайне прилично и послушно. Только в самом конце, когда меня положено аккуратно поцеловать, страстно впивается в губы.
– Люблю тебя, женщина, - шепчет.
– Ты мне веришь или мне покричать, чтобы там услышали, - стреляет глазами в потолок.
– А бить мужа - это грех?
– Отвечаю Илье в тон.
– А если очень хочется?
Мы тихо угораем, мягко касаясь губами в коротких поцелуях под деликатное покашливание священника.
Когда выходим из церкви, обнаруживаем, что на улице выпал снег. Всего за какие-то полтора часа крупные хлопья укрыли всю осеннюю грязь. Обрадованный фотограф мучает нас различными кадрами, пока мужу это окончательно не надоедает, а я не начинаю пританцовывать от холода.
– Сейчас мелкого покормлю, и можем ехать в ресторан, - говорю Илье и оглядываюсь по сторонам, - кстати, а где все?
– Наверное, не стали мерзнуть и уехали, - беспечно пожимает плечами Дымов.