Наследник фаворитки

Жена тоже была поражена. Она подступила вплотную к Павлику и спросила, сжимая кулаки:

— Ты что же? Тридцать рублей на билеты истратил, дубина стоеросовая? Зачем тебе столько билетов?

Павлик не стал ничего объяснять, оправдываться или возмущаться. Он вдруг поник, сжался, молча отошел к окошку. Черное подозрение пронзило его насквозь: от макушки до пяток. Он вспомнил, что молодой человек — представитель Госконцерта — черкнул что-то у себя в бумажке, даже не спросив у него фамилии. А сам он, возбужденный, взволнованный, не догадался назвать себя.

Павлик понял: его, как и других сослуживцев, бессовестно надули. Но что ему до сослуживцев! Никто из них слишком не пострадал. Но он? Ай-ай-ай! Какой легковерный болван! Выходит, этот усатый прохвост украл у него часть библиотеки. Круг замкнулся.

Вот ради кого он бегал с высунутым языком по книжным магазинам. Как жук навозный собирал ценные издания. Ай-ай-ай! Какой позор! Какой удар! Стать жертвой такого мелкого и пошлого обмана! Надо немедленно найти этого проходимца. Решение зажгло, пробудило все жизненные силы, воодушевило Павлика.

Прежде всего он набрал в библиотеке ворох справочной литературы, начиная от Уголовного и Процессуально-гражданского кодексов, юридических справочников и журналов, кончая несколькими сборниками детективов, и с неприступно-серьезным видом погрузился в изучение вопроса.

Когда дочь, ученица второго класса, вздумала побеспокоить его какой-то пустяковой просьбой, он сердито шикнул на нее. «Не видишь, я работаю? Не мешай!» Весь вечер семья ходила на цыпочках и разговаривала шепотом. Павлик настолько глубоко ушел в чтение, что даже, вопреки обыкновению, отказался от чая. Утром он сообщил жене:

— Жаль, комиссар Мегрэ служит в буржуазной полиции. Он мог бы стать моим кумиром. Весь вечер я оторваться не мог от описания его методов!

Утром на службе Павлик удобно устроился за рабочим столом, воткнул себе в зубы трубку, раскурил ее и погрузился в аналитико-синтетические индуктивно-дедуктивные раздумья. К обеду плод напряженного умственного труда созрел: надо сообщить в милицию.

Ни один из прохожих, идущих навстречу исполненному важности толстенькому мужчине с непроницаемым лицом и трубкой в зубах, не подозревал и не мог подозревать, куда и зачем идет этот человек. Впервые в жизни Павлик переступил с такой важной миссией порог отделения милиции и страшно волновался — у него обильно потело под мышками и почему-то нестерпимо зачесалась спина. Он подошел к первому попавшемуся косяку и потерся о него спиной. Потом вздохнул и успокоенный, как бы умиротворенный решил вначале зайти посоветоваться в жэк. Уж там-то сидят люди бывалые. Они подскажут, что делать.

В помещении жэка Павлик приосанился, повел себя увереннее.

Путь его лежал мимо паспортного стола. И тут Павлик, будто битюг-тяжеловоз, замер на полном скаку. Да, ошибки быть не могло: тот самый загоревший тип стоял и как ни в чем не бывало разговаривал с миловидной женщиной. Даже пошлые бесцветные усики, уныло висевшие три дня назад книзу, теперь, как у кота, топорщились вверх.

Павлик рванулся вперед животом, намереваясь тут же на месте сокрушить и растоптать этого выродка. Но, толкнувшись всем корпусом вперед, остановился. Закралось сомнение: а если этот пошлый усатик вовсе не жулик, а порядочный человек? А если он работник уголовного розыска, выполнявший спецзадание? Что тогда? Сомнения, раздвоенность всю жизнь подводили Павлика. Он заколебался, решил увериться окончательно, получить веские доказательства. Бочком, отворачивая лицо, приблизился к тупичку, вернее, к нише в стене, рядом с которой тот тип разговаривал с женщиной, прислушался, делая вид, что погрузился в изучение инструкции о прописке, наклеенной прямо на стену.

— Лично мне ничего… — доносился до него приглушенный, тусклый голос типа. — Начальник паспортного стола мечтает… Если уж вам так хочется… Дарите пятьсот рублей, а я попрошу помочь… Практически это бескорыстно… Вы мне просто очень нравитесь…

— Я и вам подарю пятьсот рублей, только пропишите, — воркующим голосом сказала женщина, открывая сумочку. Лицо усатика вытянулось, как у лисы возле курятника.

И тут Павлик, начисто забыв комиссара Мегрэ и его методы, с негодующим криком: «А где билеты на Марселя Марсо?» — ринулся в атаку. Однако мошенник оказался проворнее. Он бросился вперед головой и угодил ею прямо в толстый живот Павлика. С жалобным стоном Павлик сел на пол.

Мошенник переступил через него и уже почти улизнул, но Павлик, превозмогая боль, в решительном, отчаянном броске поймал ноги убегающего, и тот со всего маху шмякнулся на пол. Павлик стал взгромождаться на противника, но тот успел перевернуться и, когда Павлик все-таки взобрался на него, они оказались лицом к лицу и крепко обнялись, как друзья после долгой разлуки.

Миловидной женщины давно и след простыл. На шум и стук в коридор выходили жэковские работники. Они не спешили принимать действенные меры, поставленные в тупик столь редким и неожиданным в стенах их уважаемого учреждения происшествием.

Противники между тем пыхтели, скрежетали зубами.

Сотрудники жэка внимательно наблюдали за разыгравшейся на полу битвой, резонно полагая, что она должна когда-нибудь кончиться, что преступник, раз уж он здесь, никуда от них не уйдет и что рано или поздно добродетель восторжествует, а порок будет наказан.

— Получай, собака! — рычал Павлик, пытаясь короткими пальцами захватить губу противника. — Вот тебе дюжина билетов! Вот тебе Марсель Марсо! Вот тебе всемирно известный клоун!

— Сам такой! — взвизгивал усатик, намеренно попадая пальцами в широкие ноздри Павлика. Борьба продолжалась с переменным успехом.

Диалог был неясен для удивленных жэковцев, чем и объяснялось их вынужденное бездействие.

В критический момент битвы усатик изловчился и, взвившись пружиной, нанес противнику запрещенный удар коленом. Павлик дернулся в конвульсии и замер. Загоревший молодой человек поднялся на ноги. Он был весь в пыли.

— Держите его! — тяжело дыша, он указал на распластавшегося у его ног Павлика. — Это опасный государственный преступник. Видели? Я едва справился с ним! Еще немного — и убежал бы. Сейчас стряхну с себя пыль, — добавил он, направляясь к выходу. На его вспотевшем лице не хватало половины правого уса.

Когда он усаживался на мотоцикл, в дверях показался начальник жэка. Он удивленно крикнул:

— Эй, минуточку!

Но человек на мотоцикле куда-то очень, как видно, торопился. Он даже не обернулся, включил зажигание, дал первую скорость и с треском вылетел на проезжую часть улицы. У конторы осталось лишь голубое облачко дыма. Но и оно растаяло через несколько мгновений.

Крещендо

 После обеда, который тетенька отметила комплиментом, она отправилась почивать, а Алик занялся хозяйством. Он тщательно все прибрал, помыл, вычистил, а потом, слегка волнуясь, занялся приготовлением к долгожданному свиданию. Принял хвойную ванну, вымыл голову душистым немецким шампунем, побрился, протер кожу лица одеколоном «Рижанин», отгладил брюки, начистил до блеска штиблеты, вставил в нагрудный карманчик пиджака платочек под цвет галстука, оделся и уже совсем было собрался уходить, как вспомнил, что надо предупредить тетеньку.

Он осторожно постучал в ее дверь костяшкой согнутого указательного пальца. Тетушка вопросительно кхекнула. Алик вошел, сверкая костюмом и счастливой улыбкой. Тетушка, к удивлению, была на ногах и одета.

— Я, голубчик, тоже собралась, — с кокетливой хитрецой сообщила она потрясенному Алику и дружелюбно покивала головой. — Мы сходим в кино, на «Войну и мир». Хоть глазочком взгляну на высший свет, на двор, на порядочных людей.

Алик стоял с опущенными руками, как провинившийся школяр, и скорбно молчал. Тетенька настолько привыкла к его послушанию, что ей и в голову не пришло, что он может отказаться. «Отказаться? Придумать что-нибудь? Слишком поздно». Он был захвачен врасплох. И, проклиная все и вся, Алик покорился своей участи. Он шел по улице, почтительно, по-сыновьи поддерживая ее под руку.