Наследники Ост-Индской компании

Архимандрит Василий в Англии привык к бедности духовенства, поэтому сейчас с любопытством осматривал и дом друга, и накрытый им стол. Впрочем, в Великобритании он оказался всего лишь два года назад. Причина его приезда в эту страну не была напрямую связана с пастырством – он готовил докторскую диссертацию в одном из английских университетов, и уже в будущем году должны были назначить защиту. А до этого он жил в России, имел достаточно широкий круг общения, а соответственно участвовал и не в таких застольях. Но общение с православными священнослужителями Англии, особенно их воспоминания о жившем фактически в бедности митрополитом Антонием, наложило свой отпечаток на мышление отца Василия.

— Как-то, даже непривычно вновь видеть русские столы, — сказал он.

— Полно тебе, в Англии еще больше пьют и жрут, только тебя в приличные места не звали, а только нищие или крохоборы, — с беззаботной усмешкой сказал хозяин.

После молитвы три архимандрита сели за стол. Прислуживал им келейник отца Петра иеромонах Онисим.

Архимандрит Василий был самым молодым – ему было лишь немногим более тридцати лет. Он очень много читал, на каждый случай у него была запасена цитата из чьих-то трудов.

Отец Петр предложил наполнить бокалы. Сам он предпочитал коньяк, его английский гость текилу, а отец Аристарх попросил налить ему водки и весь вечер сидел за одной рюмкой, в то время, как его сотрапезники сразу задали неплохой темп, и после пятой или шестой рюмки у них началась задушевная беседа.

— Вот Аристарх, — ткнул пальцем настоятель, снявший рясу и наперсный крест и расстегнувший верхние пуговицы на рубашке, — ты думаешь, он просто так? Нет, он не такой как мы! Да я ведь рассказывал тебе…

— Рассказывал, — подтвердил отец Василий, который тоже захмелел, но держал себя в руках. — Несчастье более талантливых – в более остром ощущении мира вокруг. Они видят и чувствуют все лучше нас – в этом их дар и их проклятье. Мы можем в силу образования и профессиональных качеств где-то даже понимать их, но нам не дано чувствовать то, что чувствуют они. И в этом наше счастье. Мы не перенесли бы безмерной боли этого острого, ни с чем не сравнимого ощущения жизни в том смысле, в котором мы не готовы пока не понять ее, ни принять. То, что мне рассказывали о вас – достойно уважения, — повернулся он к архимандриту Аристарху.

Тот благодарно кивнул.

— Как писал Жан Поль Сартр в его, так и не поставленном сценарии «Фрейд», «чтобы погружаться во тьму душ, не губя собственную душу, надо быть чистым как ангел», — продолжил отец Василий. – А кто из нас может назвать себя ангелом? Мы исповедуем, да, но разве мы меняем души тех, кто к нам приходит? Иногда мне хотелось бы тоже стать таким старцем…

— Думаю, что не стоит, — мягко заметил отец Аристарх.

— Вы правы, — сразу же согласился гость. — Можно вспомнить слова Гераклита о том, что людям не стало бы лучше, если бы исполнилось все, что они желают.

— Ну, ты и зануда! – сказал хозяин и налил еще по рюмке. – Неужели своими словами нельзя говорить?

— Да я как-то привык… — засмеялся отец Василий. И опять обернулся к архимандриту Аристарху:

— Я слышал, вам пришлось перенести много испытаний?

— Не очень.

— А вы так спокойны! Впрочем, по меткому замечанию Канта человек, который ненавидит, обеспокоен в большей степени, чем тот, кого ненавидят.

— Им так и положено.

Настоятель опять наполнил рюмки и решил разрядить обстановку:

— Джером К. Джером в свое время дал достаточно остроумный совет: «Восторгайтесь красотой урода, остроумием дурака, воспитанностью грубияна, и вас будут превозносить до небес за светлый ум и тонкий вкус». Я поступаю именно так и ни разу не пожалел.

— Ты известный дипломат, — засмеялся гость. – Только всем об этом не рассказывай. Не нужно выворачивать свою душу наизнанку. Мне всегда вспоминаются слова Сартра «Если вы снисходительны к себе, снисходительные люди будут вас любить; если вы растерзаете соседа – другим соседям будет смешно. Но если вы бичуете свою душу – все души возопят».

— Не нужно душу наизнанку выворачивать, — подтвердил архимандрит Аристарх. – А как в Англии относятся к религии?

Отец Василий начал издалека:

— Английская литература конца 19 – начала 20 века пропитана ожиданием чего-то загадочного. От своеобразного романтизма Оскара Уайльда мы восходим к мрачной мистике Вирджинии Вульф – поэзии, в которой истина является нам изменчивой, зыбкой, неуловимой. В ее творчестве, как и в трудах ее единомышленников, чувствуется желание объединить музыку и прозу, стихи и живопись. Желание выйти за грани того, что определяет канон, в то же время ограниченность временными и вещественными рамками – все это делает борьбу беспредметной и жизнь бессмысленной… Признаться, мне жаль англичан, да и не только их, когда наиболее талантливые люди, разбрасывались в поисках эфемерной «истины» и не видели настоящую Ее возле себя и, в лучшем случае, просто вписывались в рамки нашего «общепринятого» мещанского мироощущения…

— Я бы сказал, что все это вообще не о том, — возразил архимандрит Петр. – В Англии есть и Льюис, и Честертон, и Толкин и, конечно же, митрополит Антоний. Но мы поговорим об этом завтра днем, если тебе это интересно, отец Аристарх. У Православия в Англии есть уникальный опыт, который митрополитом Антонием был описан. Правда, там есть и сложности, но тебе они ни к чему. Ты не обидишься, если мы посидим еще вдвоем – ты трезвый, а мы уже нет, и у нас есть о чем поговорить друг с другом?

— Конечно же, нет, — сразу встал отец Аристарх. – Но завтра с интересом послушаю о православной Англии.

Каким стал интернат

А интернат разительно изменился. Валерий Петрович за те полгода, которые там лежал, сумел на себе почувствовать каково его пациентам. И сделал все, чтобы переломить ситуацию.

Среди прежнего состава коллектива были те, кому доставляло удовольствие издеваться над больными, например, как бы случайно уронить на них что-то тяжелое или пролить судно. Поэтому некоторых сотрудников пришлось уволить, но многие относились к пациентам плохо, только потому, что так здесь было принято и достаточно легко приспособились к новым порядкам.

Ольга, став главной медсестрой, занималась этим обновлением среднего и младшего медицинского персонала. Некоторые ее при этом проклинали, угрожали ей. Две санитарки – Роза и Клара – алкоголички неопределенного возраста, наиболее плохо относившиеся к пациентам, грозились даже, что ее убьют. Оля не жаловалась, но Валерий Петрович узнал об этом. Он нашел Розу с Кларой и сумел так их запугать, что они пришли к главной медсестре и на коленях со слезами на глазах просили у нее прощенья.

— Что вы им такое сказали? – удивлялась потом она.