Наследники Ост-Индской компании

— Ничего особенного. Что у меня есть препарат, который вводится для того, чтобы человека парализовало. Если им интересно, как он действует – пусть вспомнят, что было со мной. Так если они будут так себя ввести, то этот препарат будет им введен, когда они этого меньше всего будут ожидать, возможности у меня для этого есть. И оформим мы их в наш интернат, а ухаживать за ними будет одна из их подружек, такая же, как они.

— У вас правда есть такой препарат? – со страхом спросила Ольга. – Это же очень страшно!

— Да нет, я просто пошутил.

— Но разве можно так издеваться над людьми? Они чуть не умерли от страха!

— А им можно угрожать тебя убить?

Но постепенно все страсти улеглись. И некоторым из медсестер и санитарок стало даже нравиться ухаживать за больными: Ольга на примере директора сумела научить их смотреть на это так, что они могут сами оказаться в любой момент в такой ситуации, и что будет с ними тогда? Так что, делая сейчас что-то хорошее для больных, они делают это для себя: к ним так будут относиться, когда они окажутся в подобной ситуации, а если будут стараться, то, возможно, им повезет, и они по ту сторону никогда не окажутся. Наиболее внушаемые настолько этим прониклись, что главной медсестре пришлось даже их успокаивать, объясняя, что не парализует их только от того, что они один раз случайно забыли вовремя сменить судна.

Питание больных стало намного лучше. Раньше половина шла директору и ее приживальцам, теперь все шло пациентам. За счет того, что вся обслуга Людмилы Владимировны оказалась ненужной, появилось много свободных ставок. Валерий Петрович сам подбирал людей, а он очень хорошо знал специфику социальной сферы. Перестали уходить в частные руки огромные суммы, выделяемые из бюджета на интернат. Правда, после этого интернат как-то быстро выпал из всех целевых программ, наверное, потому, что Зоя Георгиевна уже не была заместителем министра…

По инициативе директора и главной медсестры, одно из помещений в интернате было переоборудовано в домовый храм. Служить в нем стал отец Аристарх. Он же ходил по палатам, исповедовал, причащал, соборовал больных, кого-то крестил – оказалось, что в этом была большая потребность. Архимандрит разговаривал и с персоналом, некоторые после этого стали прихожанами домового храма.

По его совету при интернате была образована небольшая группа сестер милосердия, в которую вошли те медицинские сестры и санитарки, которые изъявили желание более усердно, чем этого требовали их обязанности, ухаживать за самыми тяжелыми больными, говорить с ними о вере и о Боге. Архимандрит Петр всю эту деятельность отца Аристарха одобрял, потому что в епархии от него требовали организацию церковной социальной деятельности, а теперь он мог только оформлять на бумаге то, что реально делалось в интернате.

С переменами в социальном учреждении, менялся и город, который был с ним тесно связан. Обновился состав городского совета. Брат Людмилы Владимировны уволился с поста главы администрации, а его сын с должности главного редактора, и оба они покинули Лузервиль. Валерию Петровичу предложили стать главой города, но он сказал, что от этой порочной традиции нужно отказываться. Город должен жить своей жизнью, не связанной с интернатом, и не затухать, а развиваться. В итоге в городской совет пришли многие из местных предпринимателей, из их числа был выбран и глава города. Главу администрации назначили по принципу не родственных связей, а профессиональной подготовки. Избранный от Лузервиля депутат областной думы, вынужден был активно включаться в новый процесс.

В город пришли инвесторы. Появилось несколько новых вроде бы небольших производств, но в итоге это дало городу свыше пятисот дополнительных рабочих мест.

Дом Скотниковой, ставший собственностью государства, сделали городским домом культуры. В нем разместились театр, библиотека, музей, музыкальная и художественные школы, ранее находившиеся в аварийных зданиях. Что больше всего огорчало отца Аристарха, Валерия и Ольгу, не нарушили находившееся в нем культовое помещение, посвященное Кали, под предлогом, что это очень интересно с культурологической точки зрения. Архимандрит сокрушенно качал головой и говорил, что это даст себя знать.

Сэр Джон, отслеживавший ситуацию в Лузервиле, был с ним полностью согласен.

Митрополит Антоний

Отец Аристарх с нетерпением ждал следующего дня. Ему казалось, что архимандрит Василий расскажет ему что-то важное. Они встретились с ним и архимандритом Петром за обедом. Настоятель сначала не планировал звать на него старого священника, но увидев его заинтересованность в продолжении разговора с гостем смягчился:

— Отец Василий, не забудь вчерашнюю книгу, о которой ты мне говорил. Тебя за обедом будут экзаменовать!

Архимандрит Василий принес книгу, в которой подчеркнул какие-то места. Он даже не притронулся к еде и напиткам, и перед тем как начать зачитывать сказал:

— Отец Петр пошутил, но я и правда чувствую себя как на экзамене перед человеком, который отдает Богу всего себя без остатка. Я думал, что сказать об английском Православии. Можно говорить о многих нестроениях в начале третьего тысячелетия, о том, что вызвавший их к жизни епископ Василий (Осборн) сменил юрисдикцию, а затем в семьдесят лет снял сан и женился… Но мне кажется, что это неплодотворный путь для разговора, ведь церковный опыт не в этом. Ведь и о Русской Церкви двадцатого столетия можно говорить сквозь призму восприятия протоиерея Иоанна Кронштадтского или священника Георгия Гапона, архимандрита Иоанна (Крестьянкина) или протоиерея Александра Осипова. Поэтому я скажу немного лишь об уже усопшем митрополите Антонии (Блуме), который аккумулировал в себе весь лучший опыт английского Православия. Вы согласны?

— Конечно, — подтвердил отец Аристарх.

— Вот что писал митрополит Антоний о своих прихожанах: «Наши верующие гораздо живее, чем верующие других исповеданий, потому что быть православным среди моря инославных требует выбора и решимости. Прихожане едут два–три часа в церковь и столько же обратно. Самое простое – пойти в соседний англиканский или католический или протестантский храм, — нет, приходят. И поэтому люди, которые встречаются в церкви, все знают, что у них одна вера, одна духовная традиция, что они пришли в этот храм не потому что он самый близкий или удобный, а по убеждению».

— А что он говорил о священстве? – спросил архимандрит Петр, наливая себе коньяк. – Говорят, он считал, что между духовенством и мирянами нет никаких различий?

— Он писал об этом так: «В ранней Церкви расслоения между духовенством и мирянами не было в том смысле, что было одно живое тело, в котором все члены (апостол Павел об этом подробно говорит) имели различные функции. Но функция – это одно, а сан и возвышенность – это совершенно другое. А если уж говорить о сане и высоте, то надо помнить слова Христа о том, что никто большей любви не имеет, как тот, кто жизнь свою отдаст за ближнего своего. Это у нас пропало в значительной мере, если не совершенно, потому что мы влились в светские структуры». «У нас нет такого чувства величия епископа или какой-то его отдаленности: живем вместе. И потом, я живу гораздо проще – слава Богу! – чем приходится жить архиерею в России, где у него большая административная работа и вообще сложная жизнь. У нас собор, в соборе сторожка, я в этой сторожке живу, я на себя готовлю, я свою комнату чищу, я на себя секретарствую – и блаженствую, потому что это единственное, что остается у меня от монашества, говоря о внешней стороне».

— То есть священник должен быть и за сторожа, и за повара? – уточнил архимандрит Петр.

— Прямо как я, — улыбнулся иеромонах Онисим, который принес первое. Правда, кроме отца Петра есть пока никто не стал.

— В Англии нормально, чтобы священники работали помимо своего служения, — сказал отец Василий. — Митрополит Антоний пишет: «И вот я предложил – и это было принято одним за другим нашими священниками – что каждый, кто будет посвящаться, будет сам себя содержать работой, а приходской пастырской работе отдавать все – в пределах разума – свое свободное время. Наши священники рассматривают необходимость заработка не как несчастье, а как замечательную возможность расширять свою пастырскую деятельность. Причем не «обращать» в Православие, а давать изнутри Православия все богатство, которые люди могут воспринять, до момента, когда они воспримут само Православие. Или, если не воспримут, они во всяком случае уходят обогащенными тем, чего раньше у них не было». И далее: «Но что совсем не оправдывается, по–моему, это положение священников, у которых не хватает работы, а они все-таки живут за чужой счет, — это ужасно разрушительно».