Наследники по прямой.Трилогия

– Всё, что он попросит, Сигэрусан. Всё, понимаете? – тихо проговорил Хирохито. Глаза его за стёклами очков странно блеснули. Или это всётаки стёкла, подумал Иосида. – Вы получите мой личный код и будете действовать моим именем, если потребуется. Будьте предельно осторожны, не стоит привлекать ничьё внимание раньше времени. Но при этом ничего не бойтесь и не стесняйтесь, мой дорогой Сигэрусан. Мой дорогой граф Иосида.

– Вы слишком добры ко мне, Тэнно, – Иосида, чтобы скрыть безмерное удивление реакцией императора на его сообщение, задержался в поклоне несколько дольше, чем следовало. Он сам до сих пор находился под впечатлением встречи с Гуросан. Но… император?! О, светлая Аматэрасу, что же происходит такое?! – Да, Тэнно. Когда мне будет позволено покинуть столицу?

– Немедленно. Отправляйтесь немедленно, граф Иосида, Сигэрусан. И помните: всё, что он скажет. Рассматривайте его указания и просьбы, как будто бы это были мои собственные. Вы понимаете меня, Сигэрусан?

– Я стараюсь, я изо всех сил стараюсь, Тэнно, – голос Иосиды дрогнул. – Простите мне мою невероятную, оскорбительную дерзость, Тэнно. Я осмеливаюсь спросить вас снова, исключительно затем, чтобы как можно более точно, со всей возможной тщательностью исполнить вашу волю, Тэнно. Этот человек, Гуросан…

– Это не просто человек, Сигэрусан. Вы совершенно правильно поняли меня.

– Как это может быть, Тэнно? – тихо спросил Иосида, глядя на императора. – Ведь это… Он даже не японец…

– Нам не дано проникнуть в замысел богов, Сигэрусан, – ответ императора прозвучал так же тихо. – Я думаю, это хорошо. Если Хатиман выбрал себе аватару [181] – кто мы, чтобы оспаривать его выбор? Мы можем лишь надеяться, что, верно служа ему в этой жизни, сможем исправить наши кармы для будущих. Не стоит пытаться узнать больше, чем боги захотели открыть нам. Вы можете быть свободны, Сигэрусан.

181

Аватара ( санскрит) – в индуизме, а затем – проекционно – в буддизме, – снисхождение божества на землю, его воплощение в смертное существо ради «спасения мира», восстановления «закона» и «добродетелей» или защиты своих приверженцев. Синтоизм японцев легко и непринуждённо усвоил и этот относительно сложный аспект позднего буддизма.

– Слушаюсь, Тэнно.

– Да хранят вас Будда и Аматэрасу Оомиками, Сигэрусан.

Хирохито еле заметно кивнул, повернулся и стремительно вышел из кабинета, оставив Иосиду наедине с его смятением. Первой же законченной мыслью дипломата было решение немедленно отправить шифровку военному атташе полковнику Кагомацу. Всё, что скажет или потребует Гуросан – как будто бы это сам божественный император принёс клятву верности богу войны и властелину железа. Несомненно, когда солнцу вздумается взойти на западе, он, Иосида Сигэру, просто будет не в силах этому понастоящему удивиться.

Поместье «Ботсворт». Май 1934 г

Гурьев вместе в Тэдди сели в третий ряд для зрителей. У края поля, вместе с автомобилями других гостей, расположился «Ягуар» Осоргина. На зрительские места моряк идти отказался, отговорившись необходимостью подумать в одиночестве. Гурьев оставил ему один из биноклей – так, на всякий случай.

Во время перерыва после первых трёх чаккеров [182] Рэйчел подъехала к Гурьеву и брату – возбуждённая скачкой, разрумянившаяся, с выбившимися изпод шлема волосами. Тёмно синяя атласная амазонка, невероятно шедшая к её глазам, вздымалась на груди, белые лосины были испачканы следами от комочков земли, разлетавшихся от клюшек игроков и лошадиных копыт. Заглянув в её сияющие глаза, Гурьев подумал, что сейчас, наплевав на предупреждение, стащит Рэйчел с седла и начнёт целовать, – прямо при всех. Прямо на глазах у мальчика. Он поднялся:

182

Чаккер – период игры в поло продолжительностью семь с половиной минут; летний поломатч обычно состоит из шести чаккеров.

– Вы очаровательны. Леди Рэйчел.

Она улыбнулась ему открыто и щедро, давая понять, что примирение состоялось и происшествие на прошлой неделе, изза которого они не виделись целых три дня, окончательно забыто, как мелкое и досадное недоразумение.

– Благодарю вас. В следующий раз вы тоже попробуете, Джейк. Вам понравится! – крикнула Рэйчел и, развернув лошадь и дав ей шенкеля, ускакала к месту сбора.

Бинокль был в руках мальчика, и Гурьев, менее всего желая выказать ему свою тревогу, решил, сцепив зубы, обойтись обычным зрением. И Рранкар, как назло, всё ещё ковыляет, так что… Проклятье.

– Что она делает? – спросил Гурьев, увидев, что Рэйчел спешилась.

Тэдди снова поднёс к глазам окуляры. Опустив бинокль, пожал плечами и, недоумённо улыбаясь, посмотрел на Гурьева:

– Меняет пони. А что?

– Я вижу, что она меняет пони. Как ты думаешь, всё в порядке?

– Ты что, Джейк? Если матч длинный, из шести чаккеров, пони…

– Рэйчел сказала, что матч будет из четырёх чаккеров.

– Джейк… Я не знаю… Четыре… Ну, обычно, конечно, они в четыре играют… Я не знаю, сегодня, наверное… Что такое, Джейк?

– Ничего, Тэдди. Ничего. Всё хорошо.

Спокойно, сказал он себе, спокойно. Ещё два раза по семь минут и два пятиминутных перерыва. И всё. И мы поедем домой. И я скажу ей, наконец. Я больше не могу…

Он был абсолютно уверен, что ничего не случится. Да что, чёрт возьми, может случиться?! И только, взяв в руки бинокль, Гурьев понял, что ошибся. Это не Норма, это не Трэйси, что пообещали ему быть осторожными и беречь Рэйчел, как зеницу ока. Это другая пони. Очень, очень похожая на Норму, просто – как две капли воды. Другая. Да что же это такое, подумал Гурьев. Как же так?! Ведь я абсолютно всё предусмотрел. Абсолютно обо всём позаботился. Как же так, Господи?!

До конца пятого чаккера оставалось меньше пятнадцати секунд. Гурьев увидел, как Рэйчел, столкнувшись с кемто из команды противника, упала. И услышал крик. Сначала крик Рэйчел, оборвавшийся так страшно, а потом – истошный крик Тэдди:

– Рээээйчеэээл!!!

Гурьев взвился, будто им выстрелили из пушки, и ринулся туда, где лежала Рэйчел. Как она плохо лежит, пронеслось у него в голове. Как поломанная кукла. Да что же это такое?!

Осоргин, молодчина, отреагировал мгновенно. Судья ещё бестолково махал руками, а «Ягуар», надрывно завывая мотором, уже мчался по полю навстречу Гурьеву, туда, где лежала Рэйчел. Я тебя люблю, капитан, успел подумать Гурьев, падая перед телом Рэйчел на колени за несколько секунд до того, как «Ягуар» с заносом остановился рядом, подняв фонтаны перемешанной с дёрном земли.

Лондон. Май 1934 г

Тэдди, вцепившись в Гурьева и до крови искусав себе губы, не отрываясь, смотрел на двери, за которыми скрылась каталка с телом сестры.

Наконец, появился врач. Тэдди вскочил, потянув Гурьева за собой:

– Доктор?!.

– Доктор Хадсон, – начал врач, значительно посмотрев на них и пожав руку сначала мальчику, потом Гурьеву. – Я ничего не могу определённого пока сказать. Это…

Гурьев задержал руку врача в своей:

– Снимки. Когда будут готовы рентгеновские снимки?

И врач, и мальчик, вздрогнув почти одновременно, посмотрели на Гурьева. На его каменное лицо. Врач, высвободив руку, поправил галстук, покрутил шеей, поёжился. Он многое повидал за свою профессиональную жизнь, прошёл войну. Вот только такого голоса ему никогда слышать не доводилось. Такой голос, наверное, мог бы быть у дредноута, если бы дредноут мог говорить, подумал врач. Пушками. Всеми четырьмя башнями сразу.

– Я думаю…