Насмешка

— Ригн! — окрик Дальвейга прервал хозяина постоялого двора. — Ты льешь на себя эль, — немного зло отчеканил ласс, испепеляя взглядом побагровевшего Магинбьорна, уже готового сорваться.

— Я сейчас тряпку… — начал Адгрим, но Ригн впился железной хваткой в запястье мужчине и глухо велел:

— Продолжай.

— Да, любезный Адгрим, — поддержал Гаэрд. — Так что там с благородной лаиссой? Тяжело ли захворала?

— Знахаря нашего, его милость к супруге не допустил, побрезговал, а он у нас знатный целитель. Так вот, знахарь сказал, что лаисса тяжела была, в огне горячки сгорала. Уж наместник и кричал на всех, уж и переживал…

— Переживал, а знахаря не подпустил? — вздернул брови Гаэрд. — Побрезговал помощью, когда супруга сгорает? И что ж, сей заботливый муж так и поехал дальше? — в голосе Дальвейга просочился сарказм.

— Так они это, в Илви помчали, — ответил Адгрим. — Только и взяли у нашего знахаря настой, а потом в Илви. Наместник так и сказал вознице: «Гони к Илви. Опоздаем, шкуру спущу». Ох, уж и переживал он за свою непутевую женушку. Любит ее, видать, хоть она и дрянью оказа…

— Довольно! — ладонь Гаэрда с силой опустилась на стол, останавливая хозяина постоялого двора и Ригнарда, чей яростный взгляд уже не отрывался от говорившего мужчины. Затем, заставив самого себя успокоиться, ласс Дальвейг выдохнул и взглянул на присмиревшего Адгрима. — А вдруг ты, любезный, поносишь честную женщину? Не приходило ли тебе в голову, что лаисса Ренваль может оказаться невиновной. Святые воздают всем клеветникам и сплетникам, не боишься их гнева?

Адгрим снова почесал в затылке.

— Наместник сам показал чистую простынь, следов не было, — уверенно заявил мужчина.

— У наместника не единственная простынь на весь замок, — глухо произнес Ригнард. — Подменить легче легкого.

— Да зачем ему собственную супругу-то позорить? — возмутился почтенный Адгрим. — Что-то вы, благородные господа, придумываете.

Ригн отвернулся, стараясь отключиться от беседы и предоставляя Гаэрду одному разговаривать с хозяином. Ласс Дальвейг чуть склонился над столом, маня к себе мужчину. Тот подался вперед, с любопытством глядя на молодого господина.

— Да простят меня Святые, но уж коли на то пошло, то скажу тебе то, что слышал сам, и слышал от человека, который был свидетелем тому, как юная лаисса Магинбьорн посмеялась над наместником. И посмеялась прилюдно. Это-то и сыграло с прекрасной Лиаль злую шутку. После того ласс Ренваль против воли благородной девицы женился на ней. Вот и подумай, мог ли он ответить ей, опозорив в ответ? — Гаэрд отклонился и пристально взглянул на Адгрима.

— Нет, ну вдарить бабе разок промеж глаз, чтоб ум на место встал, а такую напраслину на весь свет возводить… — Тот потер подбородок. — Это же высокородный ласс. Зачем же ему собственную-то супругу так-то?

— А еще говорят, что наместник ревнив, а его супруга хороша, как летнее утро, — лениво заметил ласс Дальвейг, отпивая глоток эля. — Он ее за высокими стенами спрятал, никто даже не удивится, что лаисса Ренваль не выходит в свет. Все ведь уверены, что это ее наказание, а не самодурство супруга.

— А ведь и верно! Он никому не позволил приблизиться к возку, как пес охранял. Разве ж стал бы муж так кружить вкруг жены, коли она дрянью оказалась? — охнул Адгрим. — Неужто и, правда, навет? Так это ж… Он же целый род под корень… Ох, Святые…

Мужчина поднялся из-за стола, рассеянно поклонился и поспешил прочь. Гаэрд с кривоватой усмешкой проследил за ним, понимая, что любезному Адгриму не терпится рассказать о том, что узнал от проезжих лассов. Ригнард обернулся, бросив вслед хозяину тяжелый взгляд, после посмотрел на Дальвейга.

— Ты сейчас назвал Ренваля клеветником, — заметил Магинбьорн.

— Люблю, когда все имеет свое название, — пожал плечами Гаэрд и прикрыл ладонью зевок. — С рассветом отправляемся в Илви. Неизвестность гнетет.

— Если Лиа… — начал Ригн, но товарищ прервал его жестом.

— Думая о беде, ты сам ее кличешь, — недовольно произнес Гаэрд. — С ней все хорошо, и мы это вскорости узнаем.

— Да, ты прав, друг, — кивнул Ригнард. — Душа за сестру изболелась, все время подвоха жду.

— Идем почивать, выезжать рано, — Дальвейг встал из-за стола, дождался, когда к нему присоединиться Магинбьорн, и оба ласса поднялись в свои комнаты.

Но еще долго мужчины не смыкали глаз. Ригнард мерил свою комнату шагами, нервно тер руки и вскидывал глаза к потолку, моля Святых послать его сестре исцеление и возможность свидеться с ней. Гаэрд сразу лег в постель, закрыл глаза, но сон не шел, и мужчина сел, устремив взгляд в сторону окна, затянувшегося ледяным узором. Мысли молодого ласса унеслись обратно в замок Ренваль. Он до мельчайших подробностей вспомнил лицо благородной лаиссы. Вспомнил, как смутилась и испугалась она, когда речь зашла о медальоне, так и оставшемся у Лиаль.

Внезапная тревога сковала душу ласса неприятным холодком. Если наместник обнаружил его, не мог ли он вновь обидеть свою супругу? Что мог еще учудить сей ревнивый ласс? Унизил? Ударил? Быть может, осторожность Лиаль заставила ее оставить медальон в замке, и тогда Гаэрд волнуется зря. И все же…

— Покровители Небесные, менее всего я хочу стать вновь причиной бед этой женщины, — прошептал Дальвейг и откинулся на подушку.

Сколько еще мысли ласса кружили вокруг лаиссы Ренваль, он сам точно не мог сказать, но сон пришел к мужчине еще не скоро. Был он тяжел и тревожен, возвращая Гаэрда в ночь, когда он стал свидетелем безобразного гнева ревнивца. Сновидение наделило прошлое новыми красками, рисуя уж вовсе ужасные сцены, и когда в дверь раздался осторожный стук, чтобы предупредить постояльца о том, что наступает утро, ласс Дальвейг с благодарностью вынырнул из пут жутких видений.

Вскоре отряд покинул деревню, свернув в сторону города Илви, куда, по заверениям хозяина постоялого двора, отправился наместник Ренваль с больной супругой. Оба молодых ласса были молчаливы. Они кутались в плащи, зябко ежась под порывами холодного ветра и, выехав на укатанный тракт, пустили лошадей быстрой рысью, спеша скорей добраться до города, где их ждала радость или горе.

— К Нечистому! — вдруг воскликнул Ригнард. — У меня поджилки трясутся, будто я младенец, которого тащат на расправу за шалость.

— Да, неприятное чувство, — согласился более сдержанный Гаэрд.

К Илви отряд приблизился после полудня. Порывистый ласс Магинбьорн, не в силах и далее терпеть неизвестность, спросил у стражника на воротах:

— Мы слышали, что наместник сейчас в городе, так ли это?

— Опоздали, добрый господин, — ответил страж. — Только сегодня укатил высокородный ласс. Как рассвело, так и уехал вместе со своим отрядом.

— Не было ли каких потрясений, пока наместник оставался в Илви? — вдруг последовал примеру товарища и Дальвейг, но быстро взял себя в руки. — В добром ли здравии был наместник? Каково его настроение? Не захворал ли кто из его домочадцев?

Стражник оглянулся, проверяя не слышит ли его старший стражник, и, поманив к себе Гаэрда, негромко зашептал:

— Выезжал мрачный, как день непогожий. Уж что там у нашего наместника случилось не ведаю, но зол был точно.

Кивнув стражнику, Дальвейг выпрямился и указал Ригнарду следовать за собой.

— У стражи мы толком ничего не выведаем, нужно поспрашивать прислугу во дворце, те больше расскажут. Жди меня в харчевне, скоро буду, — сказал он Магинбьорну.

— Эй, я с тобой! — возмутился благородный ласс.