Наставники Лавкрафта (сборник)

Чтобы разобраться с этим предметом раз и навсегда, мне пришлось заново перечислить все тонкие приемы, которые позволили мне днем у озера совершить чудо самообладания. К сожалению, я была вынуждена заново рассмотреть достоверность самого момента и установить, каким же образом ко мне пришло понимание того факта, что непостижимая связь, замеченная тогда мною, была для обеих сторон делом привычным. Сожалела я также и о том, что пришлось заново, с трудом, рассказывать, почему я, будучи введена в обман, не усомнилась, что девочка видела «гостью» так же ясно, как я – саму Гроуз, что она хотела, видя ее, заставить меня думать, что не видит; и как, в то же время, она сумела, не подавая виду, догадаться, что и я вижу! Сожаление вызывала и необходимость снова доказывать значимость тех действий, которыми Флора пыталась отвлечь мое внимание: заметно усилившаяся подвижность, показная увлеченность игрой, пение, бессмысленная болтовня и даже приглашение затеять шумную игру.

Однако если бы я захотела доказать, что ничего особенного не случилось, и не произвела этот пересмотр, то пропустила бы два-три утешительных момента, еще доступных для меня. Например, я бы не смогла клятвенно уверить мою подругу, что сумела (а это было явно к лучшему) хотя бы себя не выдать. И если бы не решимость припереть соратницу к стене, то мне в голову бы не пришло, под нажимом душевной нужды или отчаяния разума – уж не знаю, какие слова подобрать, – устраивать дополнительное расследование. Мало-помалу Гроуз, под моим натиском, поведала многое; но некая eе уклончивость то и дело задевала мое сознание, словно крыло летучей мыши; и я помню, как сонная тишина в доме, наше бдение и концентрация опасности помогли мне понять, как важно сделать последний рывок и полностью раскрыть занавес.

– Я не верю, что все так ужасно, – помнится, сказала я, – давайте определенно заявим, моя дорогая: не верю. Но если бы верила, учтите, что я должна кое-что потребовать от вас, прямо сейчас, не щадя вас более – о, нисколько, ни чуточки! Скажите, что вы имели в виду, когда, перед приездом Майлса, мы обе расстроились из-за письма директора школы, и вы сказали, по моему настоянию, что мальчик был «злым» не всегда? За те недели, что я сама провела рядом с ним и так внимательно наблюдала, он вообще не был таким; он был безмятежным маленьким чудом добра и любви. Соответственно, вы могли сказать подобное лишь в порядке исключения. Так вот, что это за исключение и из каких личных наблюдений вы его извлекли?

Я произвела ужасно строгий допрос, но ситуация не допускала легкомыслия, и, так или иначе, еще до того, как предвестие рассвета заставило нас расстаться, я получила желаемый ответ. То, о чем умалчивала экономка, оказалось весьма важно. Выяснилось, ни больше ни меньше, что на протяжении нескольких месяцев Квинт и мальчик постоянно общались. В пользу миссис Гроуз говорила ее храбрая попытка покритиковать неуместность этой ситуации; она намекала на неприличие такой тесной дружбы и даже позволила себе откровенно заявить об этом мисс Джессель. Мисс Джессель, как ни странно, потребовала, чтобы та не лезла не в свое дело, после чего добрая женщина рискнула обратиться напрямую к маленькому Майлсу. Под моим нажимом она упомянула, что сказала ему, как ей хотелось бы, чтобы юный джентльмен не забывал о разнице положений.

Я, конечно, настояла на уточнении.

– Вы напомнили ему, что Квинт – всего лишь простой слуга?

– А то как же! Но вот ответ его был плох.

– И что он сделал? – спросила я после паузы. – Пересказал ваши слова Квинту?

– Нет. Вот как раз этого не сделал, – ей снова удалось меня впечатлить. Но она еще добавила: – Во всяком случае, я уверена, что не сделал. Так он еще и отрицал некоторые случаи.

– Что за случаи?

– Когда они оставались вдвоем, как если бы Квинт был его наставником, и очень важным, а с маленькой леди занималась только мисс Джессель. То бишь Майлс с тем типом уходил гулять и проводил с ним целые часы.

– Выходит, что он увильнул от правды – сказал, что этого не было? – Ответ был мне так ясен, что я добавила: – Понимаю. Он солгал.

– Ох ты! – пробормотала миссис Гроуз. Видимо, это ей не показалось важным, судя по следующему замечанию: – Видите ли, ведь мисс Джессель не возражала. Она этого Майлсу не запрещала.

– А он сослался на это в свое оправдание?

– Нет, – неохотно произнесла она, – Майлс об этом ничего не говорил.

– Не упоминал о гувернантке в связи с Квинтом?

Гроуз заметно покраснела, поняв, к чему я клоню.

– Ну, не высказывал он ничего. Отрицал, – и она повторила: – он отрицал.

Господи, как же мне пришлось нажать на нее!

– Значит, вам стало ясно, что ребенок знал, что происходило между этими двумя негодниками?

– Не знаю, – простонала бедняжка. – Не знаю!

– Да знаете вы все, дорогая моя. Просто вам недостает моей ужасной храбрости, и вы умалчиваете, из робости, скромности и деликатности, даже о том, что в прошлом, когда вам приходилось, без моей помощи, молча терпеть, мучило вас больше всего. Но я вытащу это наружу! Что-то в поведении мальчика дало вам понять, что он покрывал и оберегал их связь.

– Ох, он не смог препятствовать…

– Тому, что вы, осмелюсь утверждать, узнали правду? Но, боже мой, – я разгорячилась от новой мысли, – что же они должны были сделать, чтобы до такой степени преуспеть с ним?!

– Ах, да ведь нынче все уже наладилось! – печально заметила Гроуз.

– Меня уже не удивляет, что вы так странно себя повели, – не унималась я, – когда узнали от меня про то письмо из школы!

– Не думаю, что вела себя страннее вашего! – парировала она простодушно. – И если он так худо поступал раньше, как же он может быть таким ангелом сейчас?

– И в самом деле… да и творил ли что-то плохое в школе! Как же, как это понять? Знаете что, сделаем так, – сказала я, совсем измучившись, – оставьте это на мой суд, но я что-то скажу лишь через несколько дней. Только оставьте это на мой суд! – я сорвалась на крик, и Гроуз уставилась на меня. – Есть направления, в которых я пока не должна двигаться.

Тем временем я обдумала ее упоминание о том, что мальчик иногда очень кстати для нас проговаривался.

– Если вы, упрекая Майлса, назвали Квинта низким слугой, позвольте угадать: он сказал вам, что вы такая же? – По лицу экономки было видно, что я попала в цель. – И вы простили ему?

– А вы бы не простили?

– О да! – Почему-то это нам обеим показалось забавным, и среди ночной тишины раздался наш смех. Потом я продолжила: – В любом случае, пока Майлс общался с мужчиной…

– Мисс Флора оставалась с женщиной. Это устраивало их всех!

Это в некотором смысле устраивало и меня тоже, ибо я чувствовала, что стою перед дверью, скрывающей особые ужасы, и старалась запретить себе заглядывать за нее. Но теперь я узнала достаточно и сумела остановиться вовремя; поэтому здесь я не пролью больше света на этот предмет и ограничусь передачей моих последних реплик.

– То, что мальчик лгал и был дерзок, признаюсь, не настолько впечатляющие образцы естественного поведения человека, какие я ожидала получить от вас. И все же их хватит, чтобы мне быть начеку еще больше, чем прежде.

Рассказ Гроуз о разговоре с мальчиком заставил меня задуматься – хватило ли бы моей нежности, чтобы простить его? И тут же мне стало стыдно, потому что лицо моей подруги выражало безграничное прощение. Это выяснилось, когда, уже подойдя к двери классной комнаты, она спросила: