Наставники Лавкрафта (сборник)

– Значит, ты вообще не раздевался?

– Вообще! – Он еще пуще засиял в сумраке. – Я сидел и читал.

– И когда же ты вышел?

– В полночь. Уж быть плохим, так совсем!

– Да-да, понимаю – это чудесно. Но почему ты был уверен, что я узнаю?

– А я договорился с Флорой! – У него на все был готов ответ! – Она должна была встать и выглянуть в окно.

– Она так и сделала.

Это я угодила в ловушку!

– Вот, она потревожила вас, и вы захотели узнать, куда она смотрит, поглядели – и увидели.

– А ты тем временем, – отпарировала я, – рисковал схватить простуду в ночной прохладе!

Он буквально расцвел от гордости за свою выходку и не стал спорить.

– Я же не мог никак иначе стать совсем плохим!

Мы снова обнялись, на чем инцидент и расследование и закончились, а я признала, что мальчик обладал большими запасами благонравия, которые он сумел использовать ради своего розыгрыша.

XII

Снова скажу: при утреннем свете полученное мною впечатление стало казаться недоступным для передачи миссис Гроуз, хотя я и подкрепила его, упомянув другую реплику Майлса, произнесенную перед тем, как мы расстались.

– Какие-то полдесятка слов, – сказала я ей, – но эти слова проясняют всю ситуацию. «Думаю, вы знаете, что я мог бы сделать!» Он хотел тем самым подчеркнуть, какой он хороший. Он-то досконально знает, что «мог бы» сделать. Видимо, чем-то таким он и отличился в школе.

– Господи, да вы изменились! – воскликнула моя подруга.

– Я не меняюсь, я просто выясняю факты. Все четверо, можете не сомневаться, регулярно встречаются. Будь вы рядом с любым из детей в любую из недавних ночей, вы все ясно поняли бы. Чем дольше я наблюдала и выжидала, тем яснее становилось, что при отсутствии других доказательств ничто не указывает на общение с призраками лучше, чем систематическое умолчание обоих детей. Ни разу не упоминали они своих старых друзей, даже случайно не обмолвились; точно так же Майлс не упоминал о своем изгнании. О да, мы с вами можем сидеть тут и смотреть на них, а они будут забавляться, обманывая нас, сколько им заблагорассудится; вот прямо сейчас, притворяясь, будто увлечены сказкой, они увлечены видением оживших мертвецов. Майлс не читает сестре, – уверенно сказала я. – Они беседуют о тех… они обсуждают ужасные вещи! Знаю, я выгляжу безумицей, сама удивляюсь, что это не так. Если бы вы видели то же, что и я, мигом лишились бы рассудка, но я только стала прозорливее и смогла заметить кое-что другое.

Такая прозорливость, наверно, казалась ужасной, но очаровательные объекты моих наблюдений, слаженно двигаясь туда-сюда, дали моей соратнице некую точку опоры; я почувствовала, что Гроуз старается на ней удержаться, потому что, не реагируя на мои страстные речи, не сводила глаз с детей.

– И что же это за другое?

– Это те же самые вещи, которые мне нравились, восхищали – и все же, в глубине души, как я лишь теперь понимаю, озадачивали и тревожили меня. Их неземная красота, их абсолютно сверхчеловеческая прелесть. Все это – игра, это система и жульничество!

– Чье? Этих милых малышей?..

– Для вас они все еще прелестные крошки? Да, как ни безумно это звучит!

Рассуждая вслух, я вдруг смогла уловить все связи и объединить разрозненные фрагменты в цельную картину.

– Они не были хорошими – они просто были не здесь. С ними было легко жить, потому что у них есть своя, отдельная жизнь. Они не мои, не наши. Они принадлежат нежити!

– Квинту и той женщине?

– Квинту и той женщине. И те хотят их забрать.

О, как же внимательно вгляделась теперь бедняжка Гроуз в гуляющих детей!

– Но зачем им это?

– Затем, что им дорого все то зло, которое эти двое вложили в души детей, пока были живы. И возвращаются они затем, чтобы еще крепче ухватить добычу, продолжить свои демонические труды.

– Батюшки! – прошептала экономка. Это простонародное восклицание означало, что мои доказательства приняты – она поняла, что случилось раньше, в темные дни, – а те дни были даже хуже нынешних! Не могло быть лучшего оправдания для меня, чем ее согласие с моим представлением о том, до каких глубин низости могла дойти наша парочка подлецов. Опыт и память, очевидно, заставили Гроуз признать:

– Они точно были негодниками! Но что же они могут сделать теперь?

– Что сделать? – вскрикнула я так громко, что Майлс и Флора на минутку остановились и издали поглядели на нас. – Разве мало делают они сейчас? – добавила я, понизив голос, а дети кивнули нам, улыбнулись и, послав нам воздушные поцелуи, возобновили демонстративную прогулку. Понаблюдав за ними, я договорила: – Они могут уничтожить детей!

Теперь уж моя соратница повернулась ко мне, и невысказанный вопрос в ее глазах заставил меня уточнить:

– Они пока не знают, как это сделать, но очень стараются. Они показываются как бы вдали и вверху, в странных местах, на высоте – на крыше башни или дома, с наружной стороны окон, на дальнем краю водоемов; но в этом кроется их общий умысел – все четверо стремятся сократить расстояние и преодолеть препятствия; и успех искусителей – лишь вопрос времени. Им нужно только и впредь внушать детям тягу к опасности.

– Чтобы приманить деток?

– И чтобы те погибли, пытаясь дотянуться до них! – Миссис Гроуз медленно поднялась со скамьи, и я успокоительно добавила: – Если, конечно, мы им не помешаем!

Стоя передо мной (я по-прежнему сидела), экономка явно пыталась найти решение. Ее взгляд блуждал где-то вдалеке,

– Этому должен помешать их дядя. Он должен забрать деток отсюда.

– И кто же предложит ему заняться этим?

Обернувшись, она одарила меня глупой идеей:

– Вы, мисс.

– Написать ему, что его дом отравлен злом, а его маленькие племянник и племянница обезумели?

– Но если так и есть, мисс?

– И если я тоже не в своем уме, это вы подразумеваете? Он будет в восторге, получив такое известие от гувернантки, которой было настрого велено его не беспокоить!

Гроуз опять задумалась, следя взглядом за детьми.

– Да, беспокойства он не терпит. Наверно, поэтому…

– Негодяи так долго водили его за нос? Несомненно, хотя это было возможно лишь при крайнем его равнодушии. Так или иначе, я не злодейка и не намерена обманывать его.

Вместо ответа моя подруга снова села рядом со мной и сжала мою руку.

– Тогда убедите его приехать к вам!

– Ко мне? – я уставилась на нее, внезапно испугавшись, что она может натворить. – Хозяина?

– Ему следует прибыть сюда – он должен помочь.

Я вскочила и, наверно, показалась ей еще более странной, чем всегда.

– Вы считаете, что я могу послать ему приглашение?

Судя по выражению ее лица, она поняла свою ошибку. Женщина, даже недалекая, всегда поймет другую женщину, и ей представилось то же, что и мне: его насмешки, его шуточки, его презрение ко мне за то, что нарушила свой самоотверженный обет и прибегла к тонким уловкам, чтобы привлечь его внимание к моим жалким прелестям. Гроуз не знала, никто не знал, как я гордилась тем, что служу ему и не нарушаю условий; однако она учла, я думаю, всю серьезность моего предупреждения.