Наставники Лавкрафта (сборник)

– Но разве мы не должны испытывать определенный ужас – такой же ужас, какой, как вы намекали, мы бы испытали, если бы розовое дерево запело, – от одного лишь присутствия злого человека?

– Должны, будь мы естественны: дети и женщины чувствуют ужас, о котором вы говорите, даже животные ощущают его. Но большинству из нас условности, цивилизация, образование затемнили и оглушили естественный разум. Нет, иногда мы можем узнать зло по его ненависти к добру – не нужно большой проницательности, чтобы догадаться о влиянии, которое совершенно бессознательно продиктовало «Блэквудскую» рецензию на Китса [41] , – но это чистая случайность; и, как правило, я подозреваю, что служители Тофета [42] остаются совершенно незамеченными – или, возможно, иногда их принимают за хороших, но заблуждающихся людей.

41

Джон Китс (1795–1821) – поэт младшего поколения английских романтиков. Величайшие произведения Китса были написаны, когда ему было 23 года. В августе 1818 года в журнале «Блэквуд» вышла разгромная статья о творчестве Джона Китса. Долгое время считалось, что она стала причиной ранней смерти поэта – он умер в возрасте 25 лет.

42

Тофет – известное из Библии место на юге Иерусалима в долине сынов Еннома (в Новом Завете – Геенна), где идолопоклонники Молоха и Ваала приносили в жертву детей. В иудейской и христианской теологии – символ ада.

– Но вы только что употребили слово «бессознательно» в отношении рецензентов Китса. Всегда ли зло бессознательно?

– Всегда. Так и должно быть. Как святость и гениальность в этом и во многом другом; это некое блаженство или экстаз души, сверхъестественная попытка превзойти границы обычного. И так, превосходя их, оно превосходит и понимание, способность замечать то, что ему предшествует. Нет, человек может быть бесконечно злым и даже не подозревать об этом. Но зло в таком конкретном и истинном смысле встречается редко и, думаю, становится все реже.

– Я пытаюсь уложить все это в голове, – сказал Котгрейв. – Из сказанного вами я понял, что истинное зло отличается по своей сути от того, что мы называем злом…

– Именно так. Между ними, без сомнения, есть сходство; такое же сходство, как то, что позволяет нам вполне правомерно использовать такие термины, как «подножие горы» и «ножка стола». И иногда, конечно, оба, так сказать, говорят на одном языке. Грубый шахтер или пудлинговщик [43] , неотесанный, неразвитый «человек-тигр», разогревшись квартой-другой сверх своей обычной меры, приходит домой и до смерти забивает свою раздражающую и неблагоразумную жену. Он убийца. И Жиль де Рэ был убийцей.

43

Пудлингование (англ. puddling) – способ переработки чугуна в железо.

Но вы видите пропасть, которая разделяет их? Название совпадает в обоих случаях, но значение совершенно различно. Смешение этих двух слов – это вопиющий «Хобсон-Джобсон» [44] , или, скажем так, это как если бы предполагалось, что Джаггернаут и аргонавты [45] этимологически чем-то связаны друг с другом. Без сомнения, такое же слабое сходство проходит между всеми «общественными» грехами и настоящими духовными грехами, и в некоторых случаях, может быть, меньшие могут быть «учителями», чтобы вести к большим – из тени к реальности. Если вы хоть немного богослов, вы поймете важность всего этого.

44

«Хобсон-Джобсон» – классический глоссарий разговорных англо-индийских слов и фраз.

45

В английском языке оба этих слова оканчиваются на слог – naut.

– К сожалению, – заметил Котгрейв, – я очень мало времени посвящал богословию. Действительно, я часто задавался вопросом, на каком основании богословы претендуют на звание служителей Науки Наук для любимых ими исследований – поскольку «богословские» книги, которые я просматривал, всегда казались мне посвященными слабому и очевидному благочестию или царям Израиля и Иудеи. Я не желаю слышать об этих царях.

Амброуз усмехнулся.

– Нам следует избегать богословских дискуссий, – сказал он. – Подозреваю, вы были бы ожесточенным оппонентом. Но возможно, упомянутые вами цари имеют такое же отношение к богословию, как и шахтер-убийца – ко злу.

– Тогда, возвращаясь к нашей основной теме, вы думаете, что грех – это нечто эзотерическое, оккультное?

– Да. Это адское чудо, как святость – божественное. Время от времени грех возносится на столь недосягаемую высоту, что мы совершенно не подозреваем о его существовании; это похоже на ноту большой педальной трубы органа, которая настолько низка, что мы ее не слышим. В других случаях зло может привести к сумасшедшему дому или к еще более странным проблемам. Но вы никогда не должны путать его с простым социальным проступком. Вспомните, как апостол, говоря о «другой стороне», различает «благотворительные действия» и благотворительность. Можно отдать все свое имущество бедным, но все же не иметь милосердия; так же можно избежать всякого преступления и все же остаться грешником.

– Эта логика кажется странной для меня, – сказал Котгрейв, – но, признаюсь, она мне нравится. Полагаю, из ваших посылок можно сделать вывод, что настоящий грешник вполне может показаться наблюдателю достаточно безобидным персонажем?

– Безусловно; ибо истинное зло не имеет ничего общего ни с общественной жизнью, ни с общественными законами – а если и имеет, то только несущественно и случайно. Это одинокая страсть души – или страсть одинокой души, как хотите. Если мы случайно поймем его и осознаем все его значение, то, действительно, оно наполнит нас ужасом и трепетом. Но это чувство сильно отличается от страха и отвращения, с которыми мы относимся к обычному преступнику, – те в значительной степени или полностью основаны на нашей заботе о собственной шкуре или кошельке. Мы ненавидим убийцу, потому что знаем, что должны ненавидеть возможность быть убитыми или лишиться того, кого мы любим. Итак, с «той стороны» мы почитаем святых, но не любим их так, как любим своих друзей. Можете ли вы убедить себя, что вы «наслаждались» бы компанией Святого Павла? Вы думаете, что мы с вами «поладили» бы с сэром Галахадом?

С грешниками то же самое, что и со святыми. Если бы вы встретили очень злого человека и узнали его зло, он, без сомнения, наполнил бы вас ужасом и трепетом; но нет никаких причин «не любить» его. Наоборот, вполне возможно, что, если бы вам удалось забыть о грехе, вы могли бы найти превосходной компанию грешника и спустя некоторое время вам пришлось бы напомнить себе, что он отвратителен… И все же это было бы ужасно, если бы розы и лилии вдруг запели этим наступающим утром; если бы мебель начала двигаться процессией, как в сказке де Мопассана!

– Я рад, что вы вернулись к этому сравнению, – сказал Котгрейв, – потому что хотел спросить вас, что в человечестве соответствует этим воображаемым подвигам неодушевленных предметов. Одним словом, что такое грех? Вы дали мне, я помню, абстрактное определение, но мне хотелось бы конкретный пример.

– Я же говорил вам, что это бывает очень редко, – сказал Амброуз, который, казалось, хотел уклониться от прямого ответа. – Материализм нашего времени, который много сделал для подавления святости, возможно, еще больше сделал для подавления зла. Мы находим землю настолько удобной, что у нас нет склонности ни к восхождениям, ни к спускам. Это похоже на то, как если бы ученый, решивший «специализироваться» на Тофете, ограничился чисто антикварными исследованиями. Ни один палеонтолог не может показать вам живого птеродактиля.

– И все же, я думаю, вы «специализировались», и полагаю, что ваши исследования дошли до наших дней.

– Вижу, вы действительно заинтересованы. Что ж, признаюсь, я немного баловался этим. Если хотите, могу показать вам кое-что имеющее отношение к очень любопытному предмету, который мы обсуждали.

Амброуз взял свечу и ушел в дальний, темный угол комнаты. Котгрейв увидел, как он открыл стоявший там почтенный письменный стол, извлек из какой-то тайной ниши сверток и вернулся к окну, где они сидели.

Амброуз развязал обертку и достал небольшую зеленую книгу.

– Берегите ее, – попросил он. – Не оставляйте где ни попадя. Это одна из лучших вещей в моей коллекции, было бы очень жаль потерять ее.

Он погладил выцветший переплет.

– Я знал девушку, написавшую эту книгу, – сказал он. – Когда вы прочтете, вы увидите, как она иллюстрирует наш сегодняшний разговор. Есть и продолжение, но я не буду говорить о нем… Несколько месяцев назад в одном из обзоров была странная статья, – начал он снова с видом человека, который меняет тему. – Написанная доктором Корином – кажется, так его звали. Он рассказывает, что одна дама, наблюдая за своей маленькой дочкой, играющей у окна в гостиной, вдруг увидела, как тяжелая створка упала на пальцы ребенка. Дама потеряла сознание, я полагаю; был вызван доктор. Когда он перевязал израненные, покалеченные пальцы ребенка, его вызвали к матери. Она стонала от боли, и оказалось, что три пальца ее руки, соответствующие тем, которые были повреждены на руке ребенка, опухли и покраснели, а позже, говоря языком врача, началось гнойное воспаление.