Настоящая фантастика – 2015 (сборник)

– Да, конечно…

Я смотрел на миниатюрного, почти незаметного паучка, извлеченного из головы мальчика. Такой крошечный, он бывает только сразу после установки. С годами наниты надстраивают Бумеранг. Интересно, какого размера мой собственный?

– Может, попался бракованный? Вам стоит его с собой взять. Как доказательство.

– Да, конечно.

Конечно, мог попасться бракованный Бумеранг. А ещё возможно это злой дух Вулу не позволил чужеродному аппарату захватить власть над мозгом маленького, чёрненького, как уголёк, мальчика. Юкка быстро накрыла тело стерильной пелёнкой. После чего с размаху лягнула меня по коленке. Ужасно больно, но я всё-таки улыбнулся:

– Юкка, это бесполезно.

– Знаю, босс. Просто… хоть немного лучше будет.

Она права, маленькая Юкка. Искупить персональное преступление можно только полноценной местью со стороны потерпевшего. Но облегчить муки совести возможно. Почему же мне кажется, что ей просто хотелось меня ударить – за ту утреннюю оплеуху? Какая глупость в голову лезет. И как не вовремя.

– Ты умница. Я свяжусь с институтом – пусть высылают вертолёт. Приберёшься тут? Я хотел сказать…

– Тело упакуют и приготовят к перевозке. Прибор тоже.

– Да, да, именно. Молодец…

Казалось, нужно ещё что-то сказать или сделать. Но я не придумал что и, прихрамывая, побрёл в кабинет.

«…понимаю тебя. Я, как и ты, родился и вырос в мире, где каждый человек сам виноват в своих муках. Но разве имеет значение, насколько справедливым было возмездие, если пострадал твой любимый? Если пострадал ты сам?»

Разгоревшийся на щеках пожар спустился на шею, а потом и на грудь. Ручной индикатор ритмично вспыхивал алым, но, несмотря на это, меня сковывала какая-то апатия. Точно всё происходило не со мной. Потянуло прилечь…

Да что происходит-то? Какая беспечность! Скоро начнутся первые приступы, а ещё столько нужно сделать. Встряхнувшись, я быстро отправил в институт все документы и отчёты по вчерашней операции, одновременно дозвонившись до куратора. Выслушав мой сбивчивый рассказ, Нео Векеса подытожил:

– Кажется, тебе требуется помощь.

– Разумеется, требуется!

– Ну что ж. Я отправлю твоё дело в следственный комитет. Об этом не беспокойся. Но пока всё выяснится, пока ты доберешься сюда… как ты себя чувствуешь?

– Как? – Я чуть не засмеялся. – Будто слон на грудь наступил!

– Ну, это всё цветочки. В общем, чтобы ты продержался, я тебя увольняю. Без отчислений, ясно?

У меня перехватило дыхание.

– Эй, ты чего молчишь? Слышал меня?

– Да, – давление в груди чуть ослабло, – да, всё хорошо.

– Тогда до встречи. Если что-то ещё случится – звони. Я буду держать тебя в курсе. – Нео помолчал и вдруг ни с того ни с сего добавил: – Помнишь, как ты Хамази на последнем курсе завалил? Как же я тогда на тебя злился…

– Так то сколько лет назад было?

– Пять. Пять лет. Ну ладно, до связи.

– До связи.

Я отключил доисторический аппарат. Вроде бы всё устроилось, остаётся только ждать.

Хамази… сын куратора. Его дрожащая рука над билетами была залита ярким розовым светом наручного индикатора. Не знаю, что он там натворил, но я-то действовал по справедливости. И почему Нео об этом вспомнил? Неважно.

Что ещё нужно сделать? Я огляделся – бетонный коробок для защиты от непогоды, совершенно не похожий на мой городской кабинет с солнечными панорамными окнами. Ну почему, почему я не остался в уютном мирке из стекла и пластика, тёплом, почти стерильном. Там нет лихорадки и второй хирург всегда рядом. Любой проступок сразу делится на всю клинику, и не нужно получать увольнение, чтобы продержаться до суда. Мама всегда говорила, что я не ценю то, что имею. Также она говорила, что я плохо кончу. Как сейчас вижу её лицо, когда оказывалось, что я вляпался в неприятности, – удовольствие от осознания собственной правоты боролось с раздражением. И часто побеждало. Наказание – первая справедливость, которую познают дети. Я почти уверен, что какая-то часть мамы получала удовольствие от этого процесса. После переезда в общежитие я почти не общался с ней. Стоит ли теперь начинать.

Итак, звонить мне больше некому, а попытки вспомнить прошедшую операцию и что в ней пошло не так, отзываются тошнотой.

Страшная вещь – всё, что я испытываю сейчас, – это скука. Тоскливая, ноющая, как на пресловутых экзаменах, когда сидишь в очереди и не знаешь, чем себя занять.

Я открыл бар и тут же закрыл – алкоголь способен исказить информацию о моём состоянии. Нестандартной работы Бумеранга мне только не хватало.

Скучно. Мутит. Интересно, это психокорректор или мои собственные нервы? Я стал выдвигать и вновь с грохотом возвращать на место бесчисленные ящики рабочего стола. В четвертом или пятом из них лежал предмет, который с первого взгляда показался мне незнакомым. Две чёрные пересечённые ленты и странной формы чехол. Вытащив всё это, я усмехнулся. Неудивительно, что я его не опознал. Даже фильмы с таким оружием уже не показывают.

Когда на третий день работы мне притащили револьвер, я испугался, что в деревне идут войны группировок. Перед отъездом нас стращали сказками про диких людей из джунглей. Но оказалось, то был раритет, бережно хранимый трофей и единственное, чем семья могла возместить мне лечение их дочки. Отказаться почему-то не пришло в голову.

Разглядывая подарок, я не сразу обратил внимание на робкий стук в дверь. Но он повторился, и гораздо настойчивей, а потом раздался такой грохот, что я чуть не выронил оружие.

– Да что такое-то? – Я открыл дверь, которую, оказывается, успел запереть.

На пороге стояла раскрасневшаяся Юкки:

– Я думала, вы спите, потом решила, что не спите… Но дело очень важное, и даже если бы спали, стоило бы разбудить. Хотя вам и нужно поспать, но…

– Да что б тебя! Говори уже!

– Там тело! Мальчик умер…

– Ещё один?! – ужаснулся я.

– Нет, всё тот же, он… в общем, я сказала сиделке, чтобы она предупредила родителей и что тело мы возьмём в город. Я уже подготовила мальчика, а потом пошла за подходящим контейнером для Бумеранга на склад. Наши кончились, хотя я и говорила, что нужно принести. Но эти аборигены вообще будто глухие! Им хоть сто раз повторяй. Я вот сколько просила убирать волосы под шапочку?

– Юкки, я умоляю тебя!

– Да-да, так вот я вернулась, а… а мальчика и нет.

Девушка развела руками, и я заметил, что она всё ещё сжимает баночку для Бумеранга.

– Как нет?

– Нету. Украли. Родственники или сама сиделка. Я сразу к вам прибежала! – И смотрит, будто ждёт, что её похвалят.

А у самой индикатор зелёный-зелёный.

«…Знаешь, я ведь не злой человек. Мне говорили – не злой. Обычный. И мне вовсе не доставляет удовольствия постоянно вспоминать свои обиды. Так бы взять и забыть их, но вот не забываются никак, понимаешь? Может, память у меня хорошая? А у других?»

Первым делом я проверил помещение. Глупая трата времени. Тело ребёнка не та вещь, которую можно случайно убрать на полку и забыть. Но всё равно, как дурак, я вбежал в реанимацию и тупо уставился на кровать, где ещё вчера лежал мальчик после успешно проведённой операции.

Успешной ли?

Я зажмурился и потряс головой.

– С тобой всё в порядке, доктор?

Открыв глаза, я заметил пожилую женщину. Язык не поворачивался назвать её старушкой – как назвать тридцатиметровый бамбук травой. Её брат – такой же древний, но ещё полный жизни – сорвался с крыши и неудачно приземлился на каменное крыльцо. Вообще-то к послеоперационному уходу за больными родственники не допускаются, но в деревне свои законы, и мне ещё ни разу не удавалось их обойти. Со мной никто не спорил, но поступали по-своему. Да и что можно сделать, когда половину персонала составляют местные жители?