Настоящая попаданка

Кузнец обрадовался новым заказам: всё-таки, в мирное время оружие у него редко заказывали, всё больше бытовые инструменты. К тому же ножницы — тонкая работа, на которой он мог совершенствовать своё мастерство. В этом Василий мне признался перед тем, как мы распрощались. После разговора с кузнецом, у меня оставалось времени ровно на то, чтобы плотно пообедать перед дорогой, забрать свои вещи из постоялого дома, да купить детям сладостей.

Дома мы были уже поздним вечером — скорее даже, ночью. Дети уже спали, но Гиртан меня ждал. Не сговариваясь, мы оба прошли в нашу беседку, где могли спокойно поговорить, не опасаясь никого разбудить. Я молча выложила на стол свою добычу — пятнадцать золотых монет, и полюбовалась сменой выражений на лице друга.

Удивление, неверие, подозрительность, что-то еще. Наконец, он выдавил из себя:

— Откуда?

— Я же тебе рассказывала: это проценты по договору, да еще и кузнец заплатил за идею ножниц — нам я их, кстати, тоже привезла. — Я действительно привезла домой не только маникюрные ножницы, но и те, что сделал кузнец для хозяйственного использования. Хотела купить, но кузнец настоял, что хочет сделатьмне подарок, как идейному вдохновителю. Что же, я не возражала. Вообще, люди тут в плане ведения бизнеса, были достаточно наивными и неиспорченными, что ли. Куда им до современных мне финансовых воротил. Личная выгода тут никому не затмевала разум и не лишала человечности — по крайней мере, из тех торговцев, с кем я успела пообщаться.

— Я помню, — ответил, хмурясь, Гиртан, — но так много? Признайся, ты впуталась во что-то нехорошее? Если так — скажи мне, я всё улажу. Только не скрывай, прошу.

Я закатила глаза. Нет, это очень мило, что он обо мне беспокоится, и что готов помочь, но его подозрения даже обидны. Кажется, он не сильно и верил в меня.

— Гир, я эти деньги честно заработала, клянусь. И к концу лета у нас их будет столько, что мы спокойно сможем уехать и даже Насте с мужем оставим компенсацию за труды — им ведь за детьми придется присматривать. Думаю, нам хватит даже на ремонт: тебе не кажется, что дом пора расширять? Старшим детям нужен свой угол. Пусть даже Гриша уедет учится, но ведь весной он вернётся. Да и кухню надо отделить: ведь летом невозможно в избе находиться, когда мы с Даринкой готовим.

Я действительно много об этом думала, и поняла, что неважно, что уже осенью — если всё пойдёт, как задумано — в это тело вернётся Слава. Пока я тут живу, я хочу жить в комфорте, а не так, как мне приходилось до этого. И я хочу себе отдельную кровать, а лучше — комнату. А еще — мечталось мне — можно нанять какую-нибудь деревенскую девочку для домашней работы: тогда у меня освободится много времени, чтобы заняться собой и своим бизнесом.

Гиртан внимательно и долго смотрел мне в глаза, затем отвёл взгляд и задумался. Не знаю, к каким он выводам пришёл, но больше мы эту тему сегодня не затрагивали. Поговорили о том, как они тут жили эти два дня без меня, покормили меня поздним ужином прямо в беседке, и отправились спать. Завтра новый день, на который у меня полно планов.

***

Однако мои грандиозные планы оказались сорваны. Утром перед завтраком я, как обычно, хотела покормить ребенка, однако Андрюша капризничал, отказывался брать грудь, а его животик вздулся и был тугим, как барабан. Меня накрыла паника: мой ребёнок болен? Что делать, куда бежать? Здесь же нет скорой помощи!

Я растолкала Даринку, попросила её приготовить завтрак вместо меня, а сама, схватив малыша в охапку, побежала к Насте. Настя высказала единственное предположение: вчера малыш что-то не то съел, и сегодня мучается животиком. От этого предположения у меня волосы встали дыбом. Я стала вспоминать, сколько всего «не того» можно съесть у нас на участке и в доме и поняла, что если сейчас не возьму себя в руки, то грохнусь в обморок от эмоционального напряжения. Бегом рванула обратно. Там мои все уже встали и собирались завтракать. Я устроила им допрос с пристрастием: кто сидел с Андрейкой, чем кормили, что он мог такого неучтенного съесть?

Но никто ни в чем не признался. Тогда я стала трясти Гиртана, что нужен доктор или лекарь, или кто у них тут. И тут Гиртан не выдержал:

— Влада, сядь! — рявкнул он так, что у меня сами собой колени подогнулись, и я опустилась на лавку, — И успокойся! Ничего страшного не происходит.

–

С этими словами Гир взял Андрюшу на руки, пощупал животик, погладил по спинке.

— Это просто колики, у малышей такое бывает иногда. У Андрюши и раньше такое было, ты просто… не помнишь. Да и у остальных детей — тоже. Но, чтобы точно исключить что-то серьезное — сходи с сыном к деду Афоне, он подскажет.

И я удивительным образом успокоилась. Гиртан знает, что делать, это ведь не первый его ребёнок. Надо было его сразу разбудить, а не панику наводить. И как я могла про старика Афонария забыть? Он же говорил, что он лекарь.

У Афонария меня снова встретила та девчонка, его внучка, и проводила в дом.

— Ребенка разверни, — проскрипел старик, когда я изложила ему суть дела. Я не сразу поняла, что «разверни» значит «распеленай», и стала вертеть хныкающего Андрюшку из стороны в сторону.

— Тьфу, глупая! Тряпку размотай! — рассердился дед.

Я послушно сделала, как он сказал. Дед пощупал животик, попросил перевернуть малыша. После осмотра обратился к внучке:

— Ну, Улька, что скажешь?

— Колики, — фыркнула девчонка, — детский сбор попить. Или вообще ничего, само пройдёт.

Дед одобрительно кивнул и перевёл взгляд на меня:

— Вот, — говорит, — смену себе готовлю. Толковая.

Девчонка, меж тем, дала мне травки, объяснила, как заваривать и как давать, если в ближайшее время лучше не станет.

— А если и травки не помогут, то снова приходи, — добавил дед. — А чтобы не плакал, ты гладь ему спинку, животик — оно и пройдёт незаметно.

Ну, вообще-то, Андрейка и не плакал — хныкал тихонько, по своему обыкновению. Меня больше его животик напугал, да отказ от еды. В общем, вернулись мы домой, а дальше я ходила по комнате и гладила Андрюше животик, и шептала что-то успокоительное, пока он не заснул. Аккуратно уложила и вспомнила, что я еще не завтракала, а уже скоро обед. Благо Даринка всё без слов поняла, и снова взяла на себя приготовление пищи. Какая же она молодец, что бы я вообще без неё делала?

Позавтракала просто творогом: страшно было, вдруг моё питание не лучшим образом скажется на молоке, и спровоцирует новый приступ. Ради здоровья моего малыша, я и вовсе на один творог готова перейти, если потребуется. Но не потребовалось: уже через пару часов Андрюша проснулся и попросил кушать. Животик стал обычным, мягким — словом, прошло всё. Но меня еще долго не отпускало: я среди ночи всё время просыпалась и проверяла, как там ребёнок.

На всякий случай, я немного травки всё же заварила и давала Андрюше попить вместе с водичкой. То ли травки помогли, то ли просто всё прошло, но приступов больше не было. А через пару дней я узнала, что это Маруся, пока Даринка была занята, покрошила в пюре Андрейке капустный лист из своей тарелки с супом — хотела подкормить братика. Пришлось поговорить с Марусей, объяснить, что нашу еду братик пока есть не может, от неё у него будет болеть животик. Маруся прониклась, разревелась и пообещала больше так не делать. Пришлось и её успокаивать.

Фу-ух. Оказывается, быть мамой — весьма нервная штука.

Вообще, этот случай заставил меня задуматься о том, насколько мало на самом деле проблем от этих детей и как много помощи. Вспомила свои капризы в 7-10 лет, и то, как семилетний Егорка много работает, а десятилетняя Лялька помогает по хозяйству. Я не говорю уже о детях постарше: у нас в подростковом возрасте начинается разброд и шатания, а тут — серьёзные работящие ребята. Но разве таким должно быть детство? Или таким оно и должно быть? Не знаю, до этого как-то не задумывалась. Но появилась идея — сделать их детство немного более… детским. Пока не знаю, как, но можно начать хотя бы с игрушек. Вон, у Маруськи даже куклы нормальной нет, какая-то тряпка, перетянутая нитками, весьма отдаленно напоминающая женскую фигуру в платье. Да, решено, в следующий приезд в город, поищу магазин с игрушками.