Настоящее в будущем

— Если вы думаете, что это просто фокус, то проверьте сами! — с этими словами он начал кидать в толпу мешочки с магическим песком. Коль поймала один и встретилась с ним глазами. Даже уродливый человечек, затащивший её в туннель, был не так страшен, как эти глаза: чёрные, злые и безжизненные. Коль будто бы взглянула в глаза самой смерти.

В первую очередь она поделилась своими сомнениями с Робин, но Робин отмахнулась от неё: теперь ничего не интересовало её больше этого глупого магического песка. Свой образец Коль не стала использовать, отдала отцу той же ночью и всё ему рассказала. На следующий день отец, заручившись поддержкой Реджины, попытался отыскать Синдальта, но он словно сквозь землю провалился. Коль заметила, что компас, маленький бронзовый компас, поселился в отцовском кармане. Неразбериха началась два дня спустя, когда многие подростки начали совершать небольшие путешествия во времени и влиять на реальность в своих эгоистических целях. Самое интересное, что песка по общим расчетам было потрачено больше, чем Синдальт раздал в первую и последнюю ночь в Сторибруке. Напрашивался вывод: Синдальт был в Сторибруке до сих пор, но действовал чужими руками. Вся полиция города, состоявшая уже не только из двух шерифов, занималась тем, что отлавливала подростков и отбирала у них магический песок, допрашивая каждого на предмет причастности к его распространению. Реджина, Эмма, Зелена, Генри и Голд стали совершать вылазки в прошлое и заставлять виновников исправлять их собственные ошибки, что привело ко всеобщим провалам в памяти, которые не могло излечить ни одно зелье: ни то, что приготовила Зелена, ни, то что изготовили феи. Через неделю или около того их воспоминания сами вернулись к ним. Выяснились и имена распространителей: Томас Хэйден, Нил Нолан и … Ив Розенблум. Все трое никакого наказания не понесли. Конфискованный волшебный песок осел в тайниках Реджины Миллс и мистера Голда. Кошмар, которому не было ни конца ни края, завершился, и к середине апреля Сторибрук, как всегда отряхнувшись от произошедшего, зажил как и прежде. Но прежним было не всё. Её милая Робин конкретно помешалась и пыталась создать свой магический песок, расщепляя добытый образец на частицы. То, что она изготовляла, было опаснее и бесполезнее оригинала. А ещё она пристрастилась к бангу из случайно выросшей сорной конопли в запущенном зеленином саду. Не сказать, что лёгкий наркотик сильно действовал на Робин, но помогал ей успокоится, а порой даже вспомнить, что в жизни есть что-то помимо магии, что-то вроде обязанностей, школы и друзей. Ужасные последствия её опытов и новой вредной привычки сказались почти сразу: брошенный дом, стоящий на отшибе города, загорелся необычным огнем. Коль тогда была с Робин, пыталась вместе с ней потушить пламя, но они не добились никаких результатов, ни обычными методами, ни магическими и сами едва выбрались оттуда живыми.

— Ты знаешь, что я сейчас о тебе думаю? — спросила Коль, глядя на догорающие останки дома.

— Представляю, — отозвалась Робин. — Кстати, если что, то Ив была с нами.

— Кстати, если что, а где мы сами с тобой были? — невесело усмехнулась Коль.

Наступил май, пришла пора выпускных экзаменов, про которые, кажется, забыли все, кроме Белль Голд. Она гоняла Коль и в хвост и в гриву по всей школьной программе, давая передышку только в тех областях, в которых сама была не особо сильна. Да и то передышка была несущественная. Во время подготовки к французскому Белль три дня не позволяла ей говорить на другом языке, а если Коль пыталась, то получала рассерженное «Еn francais!». Коль явно перетруждалась. Белль диктовала ей огромные запутанные тексты, а потом ещё целый список того, что Коль должна была с этим текстом сделать.

— Изверг… — шепнула Коль как-то раз, что чуткое ухо Белль сразу же уловило.

Коль ожидала, что мама обидится, но она только улыбнулась, сузив глаза, и сказала:

— Еn francais, s’il vous pla^it!

— Я не знаю…

— Еn francais!

— Je ne sais pas! — воскликнула Коль, лихорадочно размышляя над тем, а должна ли она это знать вообще.

Конечно, должна. Это было простейшее слово, но оно как-то просто вылетело из головы.

— Le despote, — сказала Белль. — Аssez pour aujourd’hui…

Это были самые волшебные слова на свете: «На сегодня хватит…» В итоге надо было отдать маме должное: за французский она получила высший балл. Да и вряд ли она теперь когда-либо этот язык забудет.

Экзамены подошли к концу, открыв для Коль новые горизонты. Она была вольна делать, что пожелает, остаться в Сторибруке или уехать учиться. Она разослала документы в несколько университетов, но при мысли, что ей придётся одной сорваться с места, покинуть дом и семью, наполняли её сердце глубокой печалью. Сразу после этого она пошла к отцу. Он сидел на гранитных ступеньках перед парадной дверью их дома и смотрел на небо, на звёзды, на яркую луну, обволакивающую его своим холодным светом. При виде Коль он постелил рядом с собой свой пиджак, приглашая разделить его одиночество.

— Разослала заявления по университетам, — вздохнула Коль, предварительно немного полюбовавшись звёздами.

— Куда? — последовал мягкий тихий вопрос.

— Да везде. Браун, Йель, Принстон… Но интересует меня только Калифорнийский.

— Тот, что…

— Да. Тот, что в Лос-Анджелесе, — улыбнулась она. — Там наши звёзды.

— Звёзды везде одинаковые.

— Я просто подумала, что если в раю можно жить, не расставаясь с жизнью, то почему бы в нём тогда не жить? — она пододвинулась ближе к нему. — Я бы хотела, чтобы мы все туда уехали.

— Я тоже, моя девочка, — спокойно улыбнулся папа, — но мы пока не можем этого сделать, а ты дерзай. Я буду навещать тебя время от времени.

— Никак отпускаешь? — со смехом спросила Коль.

— А разве я могу тебя удержать?

— Как думаешь, ей бы понравилось в Лос-Анджелесе? — спросила она, убегая от его печального взора.

— Белль-то? Думаю, да, — усмехнулся папа. — Кого же оставит равнодушным побережье Тихого океана. И сам океан… Он лечит души и сердца.

— Особенно в дуэте с таким небом, — поддержала Коль. — Ты всё же не прав, говоря, что звёзды одинаковы везде. Таких, как там, нигде больше нет… Таких ярких, таких близких…

— Не смею спорить, моя девочка, не смею спорить, — сдался он и обнял её.

Робин восприняла новости о возможном отъезде Коль менее благодушно.

— Зачем тебе уезжать? Вот кем ты там будешь? Зачем тебе это? — засыпала Робин вопросами. — Тут же весь наш мир! Тут магия! Тут ты можешь быть той, кто ты есть!

— Робин…

— Почему ты так решила?

— Робин…

— Там — чужой мир! Не наш!

— Робин! — одернула Коль, — я решила. Знаешь, я бы хотела, чтобы вся моя семья вновь оказалась в «чужом» мире.

— Но твоя сущность.

— Я не только ведьма, Робин! — Коль сказала это слишком резко.

— Значит, я только ведьма… — отшатнулась Робин.

— Я не то имела в виду…

— А Роланд? Что с ним? — Робин решила разыграть запрещённую карту, — Бросишь его? Сердце ему разобьёшь? Поигралась и хватит?

— Что ты такое говоришь? — возмутилась Коль. — Будто совсем не знаешь меня.

— Ты права, — жёстко сказала Робин, — я совсем тебя не знаю.

— Ну и ладно!

— Вот и замечательно!

И они разошлись. Коль пыталась достучаться до Робин, но та совершенно от неё закрылась.

На семнадцатое мая было назначено вручение аттестатов. Коль предстояло пару часов проторчать в смешной студенческой мантии. Хотя, примерив её, Коль подумала, что не такая уж она и смешная. Мама придала её внешнему виду последние штрихи, улыбаясь одновременно и с радостью и с грустью. Она хотела было что-то сказать, но промолчала, будто чувствовала, что исполненная тоски и ностальгии речь о быстротечности времени сейчас не к месту. Было в ней это, такая невыразимая чуткость и проницательность, которые, может, и не всегда проявлялись, но в ту минуту они прекрасно понимали друг друга, без всяких слов.

Церемония прошла гладко. Аврора поблагодарила всех и слегка всплакнула. Ив прочитала давно заготовленную речь, сорвала заслуженные овации и присоединилась к остальным, ждать, когда Аврора произнесет её фамилию. Коль была практически в самом начале списка, потому и отстрелялась быстрее своих приунывших подруг. Получив заветную бумажку, расцеловавшись с Авророй, Коль вернулась на своё место, оглянувшись в сторону слегка расчувствовавшихся родителей, но они крепились, старались выглядеть как можно непринужденнее. Они всё равно оказались в этой ситуации покрепче Зелены Миллс. Робин была при всём совершенно равнодушна. На миг они встретились взглядами, и Робин тут же отвернулась. Оставалось только гадать, насколько её хватит, и поймет ли она, что Коль не собирается её бросать, а просто хочет сделать что-то ещё в своей жизни. Когда церемония закончилась, Коль практически рухнула в папины объятия. Он ободряюще погладил её по спине.

— Теперь можно и к звёздам, — улыбнулся папа, отстранившись, заглядывая ей в глаза, любуясь.

— Ещё не скоро, — улыбнулась Коль. — Целое лето впереди. Может, меня вообще не примут туда.

— Примут, — уверенно заявил папа. — А лето пролетит — не заметишь.

И действительно. Она не заметила, как пролетело то лето, да и вообще весь год.

И вот настало девятнадцатое мая, самый чёрный день в её жизни, изменивший всё. С самого утра Коль не покидала необъяснимая тревога за Робин. После завтрака она попыталась найти её, поговорила с Зеленой, с Реджиной, с Ив, даже немного попытала Нила, но никто её не видел часов с восьми. Сегодня прибывал Роланд, и Коль надеялась, что его-то Робин игнорировать не станет. В ожидании она бесцельно бродила по городу, бессознательно застыла рядом с библиотекой и подпрыгнула от испуга, когда её окликнул знакомый голос.