Настоящие индейцы

Патрик молча отошел и сел на краю площадки, повернувшись спиной. Август ушел к другому краю. Я переглянулась с Диком, он посмеивался, явно довольный. Санта вздохнула:

– Жаль, я не догадалась термос с чаем прихватить, как сейчас кстати было бы горяченького попить… всем.

Василиса согласно облизнулась.

… Ровно через час после начала эксперимента Лур рапортовал, что объект покинул канал. Август еще удостоверился, что корабль прошел без повреждений. Велел Федору закрыть систему.

Мы вернулись к катеру. Уже стемнело, и Крис пожаловался, мол, не успел сверху полюбоваться закатом, он тут хорош. Патрик отвернулся к иллюминатору и ни с кем не разговаривал.

Лишь после посадки в лагере он обронил, не глядя на Августа:

– В одном ты прав – оккупация мне ни к чему. А насчет списка привилегий, которые я хочу в обмен на свое задетое самолюбие, я основательно подумаю. Индейцам нужно гражданство. И не так, как сейчас – налоги, экзамены. Для моего великого народа это унизительно, мы вам не орки какие-то. Так что – явочным порядком. Попросили – предоставили. Родился у вас – получил вообще по умолчанию. Но одним лишь гражданством Земля не отделается. Не-ет, не отделается…

Август равнодушно отвернулся. Его эти вопросы не интересовали.

* * *

Почему-то я нешуточно волновалась. Знала, что нас ожидает фарс, что мы с Августом просто отыграем роли в спектакле и полетим домой. Но окружающие были так серьезны, так озабочены малейшими деталями, что я прониклась.

Меня разбудили на рассвете. Августа, который все эти дни спал, придвинув свою койку к моей, уже не было. В палатке вообще были только женщины – Санта, Моника и Дженни. Гай Верона ждал снаружи, вместе с моим отцом и Крисом. Кер и Тан пошли собирать столы для пира.

Полный чин – это серьезно. От традиций нельзя отступать ни на миллиметр. Поэтому в палатку втащили индейскую деревянную бадью для мытья, застелили куском полотна, налили в нее горячей воды, отпихнули Василису, которая решила, что это для нее. Меня усадили в бадью, Санта вылила в воду кувшинчик с настоем индейских трав. Василиса бесшумно подкралась сзади, ухватила зубами за уголок полотняной простыни, на которой я сидела в бадье, дернула, оторвала и утащила в угол трепать. Меня тщательно выкупали – самой мне запрещалось делать хоть одно осмысленное движение. Потом растерли с маслом, так что я вся залоснилась. Василиса бросила тряпку, напрыгнула на плошку с остатками масла и опрокинула ее. Ну нашла время поиграть. Была отправлена в угол.

Пришли двенадцать старух, Василиса немедленно вылетела из угла и их облаяла. Старухи одобрительно закивали: мол, хорошо, добрая примета. Индейские собаки редко охраняют людей, и если охраняют, то человек достойный. Ну а какой смысл охранять что-то плохое? Собаки ведь умные, они стерегут лишь самое лучшее.

Старухи внимательно рассмотрели меня, вынесли вердикт: для брака годится. Одна потыкала меня пальцем в попу и сказала:

– Хорошая жена, здоровая, много детей родит.

Интересно, подумала я, а Августа осматривали?

Тут же старуха сообщила мне:

– Видела твоего жениха, в ручье купался. Большой мужчина, очень сильный. Тебе много радости будет ночью.

Старухи захихикали понимающе.

Мне принесли невестину рубашку – ту, которую я должна снять перед входом в спальню. Рубашка оказалась неожиданно тонкой и нежной.

– Лучшие мастерицы пряли и ткали, – сказали мне старухи. – При лунном свете, чтобы полотно было мягким.

Поверх рубашки на меня надели тяжелое и толстое платье – в белую и ржаво-красную полоску. Это полотно ткали из шерсти кобыл. Как мне сказали, на ткань для моего наряда пошла шерсть пяти белых и пяти красных кобыл. Стриженные под ноль кобылы теперь до самой зимней линьки должны были стоять в теплой конюшне, иначе замерзнут на пастбище.

Индейские традиционные сапожки – просто кожаные чулки с привязанными деревянными подошвами – были из тонкой шкуры местного грызуна, что-то вроде ондатры. Причем шили их мехом внутрь, а снаружи расписывали красной и синей краской, расшивали бисером и жемчугом, крепили плоские золотые кружки. Я пошевелила пальцами в сапожках – ничего, мех приятно гладил кожу. Золотой пояс в три ряда, от талии до бедер. Тяжелое оплечье, само собой, золотое, с необработанными драгоценными камнями, браслеты на обе руки, от кисти до плеча. Я не жалуюсь на отсутствие физической силы, но руки едва-едва поднимала.

Старухи выложили несколько золотых обручей, переглянулись. Санта объяснила: это на шею. Чем длиннее шея, тем больше обручей поместится, тем красивей считается невеста. У нее на свадьбе поместилось шесть, это очень красиво. Обручи, естественно, не расстегивались, старухи их разгибали, чтобы надеть, и загибали уже на мне. Поместилось семь, но опустить голову я не могла. С грустью подумала, что нечего и мечтать о завтраке, не говоря об обеде.

Но когда мне показали серьги длиной сантиметров в тридцать, я чуть не убежала. Да они ж по полкило весят, небось! У меня мочки порвутся! Санта успокоила: индейцы не прокалывали мочки, они крепили серьги на ушных раковинах. Само собой, головой двигать в таких серьгах надо крайне осторожно, со всей плавностью, иначе серьги могут свалиться, а это плохо.

Мои волосы, которым тоже досталось масла, гладко зачесали назад, голову накрыли свободным платком, который закрепили золотым шнуром. Я б сказала, что похоже на куфию, если бы концы платка не волочились по земле.

Наряженную, как куклу, меня поставили в центр палатки. Старухи восхитились:

– Красивая невеста! Самая красивая!

– Да, а ходить-то мне как? – возмутилась я.

– Зачем тебе ходить? – изумилась старуха. – Твой брат имеет много рабов, они тебя носить будут!

Снаружи передали деревянный стул и отдельно – толстую подушку к нему. Мне позволили сесть. Моника, страшно довольная оказанной честью, приволокла поднос с едой, нарезанной кубиками. Ну да, порядком уже надоевшие черви, овощи и сыр. Поскольку нормально есть я не могла, Моника брала пальцами очередной кусочек и вкладывала мне в рот. В качестве питья мне выдали странного вкуса компот.

– Что это?

– Это особый напиток, – пояснила Санта. – Я сказала старухам, что у тебя ребенок в животе. И поэтому ты не выносишь запах мяса. А мясо на пиру будут рубить и жарить при гостях. Тогда они сварили тебе напиток Ла. От него тошнота пропадает. Его можно пить только при женщинах, потому что если выпьешь при мужчинах, тебя тошнить не будет, а их – будет. Поэтому на пиру ты будешь жевать кору дерева кин, она тоже помогает. Она горькая, зато не тошнит, и зубы становятся очень белые. Старухи принесли много коры, на всю свадьбу хватит.

Когда я поела, самая старая из «принимающей комиссии» достала и бережно развернула платок. В платке обнаружился черный от времени серебряный кокошник, к счастью, невысокий.

– Это колдунский убор, – торжественно сказала старуха. – Мы дарим его тебе.

Кокошник водрузили прямо поверх платка. И поднесли металлическое зеркало. Ничего так из меня получилась русско-индейская красавица. Ржаво-белые полосатые одежды, дикое количество золота, и поверх этого – нечищеный кокошник.

С улицы донесся слитный грохот тамтамов.