Натиск

Между тем, русский царь отломил от предложенного каравая кусочек, с удовольствием его сел, все еще пожирая взглядом мою жену.

В голове сразу же зароились мысли, а кому быть следующим русским царём, если этот каким-то «странным образом» в самое ближайшее время помрёт? Ну там, вишневой косточкой поперхнется, да нужно будет горло перерезать, чтобы ее достать.

— Ха-ха-ха! А я уж думал, что ты воевода из тех, кого на мякине не проведёшь. Это же я шучу, дразню тебя. Не гоже мне, придя в твой дом непотребства чинить. Ты же верный мне? — государь резко посерьезнел. — Ведь, верный же? А еще и большую часть своих сил отдаешь?

Улыбнулся и я. Хотя, наверное, моя улыбка могла показаться зверым оскалом.

— Все так, государь, верен и намерен поделиться с той своей силой, дабы сомнений не было, кто на Руси государь и кто повелевает, — сказал я и поклонился.

Вот оно — мое самое уязвимое место. Моя Ахиллесова пята. Везде я силен, но удар по семье может быть сокрушительным. Так что любовь, как и уважение, страсть, иные яркие чувства — это очень хорошо, особенно когда они взаимны. Но для мужчину, который обладает властью, эмоции чаще не усиливают, а наоборот. И эти слабости могут обернуться крахом. Нужно будет на досуге обязательно подумать, что ещё можно сделать, чтобы обезопасить Машу и детей. Хотя ответ прост… Жить с ними, а не бегать по Византиям с Венгриями.

— Буде мне почести возводить! Обними же, боярыня, мужа своего. Почитай уже год не видела! — сказал государь, проявляя некоторую осведомленность о том сколько времени я пребывал в делах вне дома.

Следит, стало быть, за моими передвижениями и действиями. Но на это могу сказать только то, что если бы не следил, то был бы дураком. Туда-сюда шастуют по его землям тысячи воинов! Тут уже иной государь и к ответу привел, или к оплате за проходы.

— Муж мой! — воскликнула Мария, теряя всю эту сдержанность, даже холодность, которые только что проявляла.

Мы обнялись. Сердце и вовсе начало выдавать барабанную дробь. Я почувствовал приятный запах своей женщины, теплоту её тела, что ощущалось даже через плотные одежды. Сейчас я хотел позабыть обо всём, послать к чёрту даже самого царя, ещё куда-нибудь поглубже, но остаться наедине с Машей.

Вот интересно, А если бы я долгое время не пребывал в дали от дома, или же мял в походе каждую встреченную мной девку, были бы у меня такие яркие чувства по отношению к Маше? Вопрос…

Мария встречала делегацию на подступах к нашей усадьбе, до которой ещё оставалось полверсты. Так что я лихо подхватил женщину, усадил желанную на своего коня, рядом с собой. В вот так мы и отправились домой.

Даже не помню, когда в последний раз был настолько возбуждён, причём и физически и эмоционально. Из головы выветривались мысли о будущем России о русском Царе, о том, что уже скоро, может быть и через месяц, придётся схлестнуться с сельджуками, чтобы завершить весь тот мой грандиозный план, который я некогда составлял, для достижения максимальной цели. Я хотел только лишь оказаться наедине с женой.

Женщина-вот главное зло для любого деятельного мужчины. Женщины — истинное добро для любого мужчины! Противоречиво, но были бы отношения мужчины и женщины простыми и понятными, ушло бы из жизни некое таинство, интрига, может даже интерес.

— Воевода, от чего в Киеве нету такого храма? Почему у меня нет таких хоромов, как строятся у тебя? Поистине царский дом. Не гоже сие, кабы у воеводы был дом более, чем у царя, — с какой-то наивной, детской, завистью спрашивал царь и даже отчитывал.

— Прикажи, государь, и уже скоро начнутся строительства в стольном граде и храма превеликого и хоромов твоих царских, вдвое больших, чем мои. Если позволишь, то это будет моим подарком тебе, — сказал я, в уме прикидывая, что нужно бы срочно поставить пару кирпичных заводов возле Киева.

Мстислав Ярославович, не будь дураком, сразу же согласился на такой подарок. А я собственно и не против его сделать. Во-первых, строительство храма на Руси всегда благочинное дело, и так я заработаю дополнительные очки уважения от Патриарха. Хотя… если по существу, да простят меня истово верующие люди, но после того, как именно я привез Томас на русское патриаршество, можно было бы и в святые записать. После Владимира Святославовича не было человека, кто бы сделал больше для распространения на Руси христианства. Или меня слишком занесло и нужно быть по-скромнее? Нет, не занесло, а моим потомкам будет и чем гордиться, и благодаря чему лучшее место себе присматривать рядом с царем.

Во-вторых, не думаю, что кто-нибудь из приближённых царя способен на то, чтобы пообещать возвести ему каменный дворец и храм. Это не только очень дорого, для большинства на Руси это практически невозможно.

Для того, чтобы начать строить мой дворец, в Московской Академии состоялись целые дебаты ученых-математиков и рудознадцев-немцев. Рассчитывали, с моей подачи, и состояние почв, насколько возможна просадка, получается ли производить прочный кирпич, проверялась теплоустойчивость материалов… К слову, я потребовал академиков отрабатывать средства, которые были в них вложены, чтобы создать не вид искусства «архитектура», а целую науку. Эстетика вторична, а вот прочность и функционал прежде всего. И уже на устойчивых научных знаниях и начиналось строительство на Руси, прежде всего у меня дома.

Если первый каменный храм, а так же Суздальский женский монастырь, строились по уже состоявшимся лекалам и правилам, за небольшим исключением. То новый храм, как и дворец, разрабатывался сразу же двумя зодчими и их командами, с привлечением для расчетов математиков. Жаль, что среди всех этих людей пока не было ни одного русского, но я обязательно исправлю эту ситуацию.

Архитекторы были один из Константинополя, другой из Генуи. Рабочими же, в своей основе, были венецианцы, теперь к ним присоединятся и многие пленные европейцы из иных стран, если только их не выкупят. Это те, кого привезли из Византии, после разгрома венецианско-сицилийского армии, наши живые трофеи.

Уже три кирпичных завода работали на моих землях. Выпускался в достаточном количестве кирпич. Хватало материала строительного не только, чтобы строить храмы, но и задумываться над тем, чтобы начать кирпичное строительство домов даже для крестьян. В больших объемах, сравнительно нынешнего времени, конечно, из Выксы шел цемент и бетон. Так что скрепляющие растворы не оказывались заведомо дорогущими.

Между прочим, для моих земель подобный вопрос, переход на кирпичное строительство, не является праздным, он жизненно необходим. В округе уже настолько вырублен лес, что говорить о жилом строительстве, или дальнейшем развитии даже промышленности, сложно. И лес, по моему убеждению, должен идти именно на отопление домов, а также На производственные нужды. Кстати, меня сочли, наверное, идиотом, но мы уже стали высаживать в год не менее пятидесяти десятин земли лесом. Не успевает этот восполняемый ресурс самостоятельно восполняться.

— Баньку с дороги? Али за стол, пировать да бражничать станем? — спросил я, когда гости осмотрели мою усадьбу, признали ее годной, где-то завистливо покрутили головой.

— Что скажешь, дядька? Опять мылиться хочешь? И не лень тебе! — сказал царь смоленскому князю и рассмеялся.

Многие считали, что Ростислав Смоленский слишком помешан на чистоте. Именно Ростислав считался самым чистюлей из всей делегации, может потому, что, кроме меня, имел постоянный доступ к мылу. Его в Смоленске начали производить в Немецкой Слободе. За то время, что я ехал с царем, именно Ростислав чаще всего тормозил движение, останавливаясь возле каждой мыльни даже, если она находилась не в городе, а в каком селе и представляла собой полуземлянку.