Научи меня

У нее был робкий в общении с людьми ребенок, но если он открывался, то до конца, полностью раскрываясь и впуская в свою маленькую, чистую душу без каких-либо границ и ограничений. А предательства Кирилл еще раз просто не выдержит. Катя еще помнила то время, несколько лет назад, когда Надежда только уехала, а Киря...он же помнил ее. Звал, до боли в горле, до нервной икоты и покрасневшего, опухшего лица. Звал, когда ночью у него случился первый приступ астмы, когда он задыхался от кашля, а по щекам текли слезы страха, а она всеми силами пыталась его успокоить и сделать что-то. Он постоянно ее звал, надеялся увидеть и спрашивал Катю: "где мама?". "Когда придет мама?". "Сколько ждать мамочку?".

А что она должна была сказать? Надя звонила им всего лишь два раза, в первый месяц своего отъезда. Потом звонки прекратились. Телефон и хоть какие-то координаты Кате никто не удосужился оставить, и связаться с девушкой она не могла. А Кирилл ждал, засыпая под ее очередное вранье, что "мамочка скоро приедет".

В какой-то момент, после очередного ночного приступа, Кирилл прекратил спрашивать о маме. Тогда ему три года было где-то. С того дня это слово в их доме не произносилось.

Детская память интересная штука. Кате казалось, что в ее ребенке что-то щелкнуло, перемкнуло, какие-то части головоломки сошлись, и он...просто забыл. Забыл, что у него есть мама, что в его жизни вообще когда-то был такой человек. Зато всем, кто встречался на их пути - точнее тем, кого Кирилл близко подпускал - он много раз повторял, что у него есть Катя. Его Катя. А слово "мама" он не знает. Кирилл всегда был слишком умным и сообразительным ребенком.

Что же будет, когда Мишка наиграется? Катерина до сих пор не верила, что все происходящее сейчас - всерьез и надолго. Да, между ними сильнейшее притяжение, наверняка обусловленное рядом факторов, но отрицать глупо - оно есть. Ей нравится Миша. И что? Кирилл для Подольского - всего лишь фактор, с которым нужно смириться на данный момент. Он с ним сейчас поиграет, развлечет его немного, накупит подарков, а потом тихо и спокойно уйдет из их жизни, когда ему надоест Катя.

И он не вспомнит о каком-то там чужом ребенке, который, между тем, будет его ждать, звать и спрашивать ее, когда придет Миша. Им с Кириллом это не нужно. Не нужно в очередной раз быть выброшенными на улицу из чьих-то жизней, из чьих-то планов, в которых им с ребенком места нет.

И самое страшное в том, что Катя отчетливо все понимает, но препятствовать ничему не может. Стоит ей увидеть, как у Кири глазки загораются, как он жадно впитывает в себя Мишкино внимание, так все возражения улетучиваются, оставляя безысходность и страх перед тем временем, когда все закончится.

И без того раскалывающаяся голова заболела еще сильнее. Катя вздохнула, опустилась на корточки, чтобы поднять продукты, выпавшие из пакета, и глазами нашла на полке закрытую пластмассовую коробку с лекарствами. Мало того что она вчера работала в ночь, так еще и сегодня пришлось выйти на работу. Еще после появления Кирилла на работе перенервничала. И как только ее нашли?

Размышляя о делах насущных, девушка автоматически начала разбирать сумки, внимательно изучая содержимое. Сразу в глаза бросалось, что ходили в магазин мужчины. Кто же кладет вниз мягкий хлеб, сверху придавливая консервными банками и замороженным мясом? Катя взяла мягкую буханку, больше напоминавшую неровную лепешку, и положила в хлебницу до лучших времен.

Еще раз просмотрела продукты, купленные Мишей. На удивление, мужчина купил все правильно. Или почти правильно. Неужели прислушался к ее ошибочно брошенным словам об астме?

Она покачала головой, прогоняя мутные мысли, от которых виски просто взрывались болью. И на автомате принялась готовить ужин, мысленно рассчитывая его на троих.

***

– Идите ужинать, - громко крикнула Катя, нервно поправляя салфетки и тарелки, так чтобы все было ровно и идеально. По такому случаю она даже достала новую посуду, которую покупала еще до смерти мамы.

Ей никто не ответил. Девушка едва заметно нахмурилась, посмотрела на часы, потом на темневший проем окна, в стекле которого отражался свет пары далеких фонарей, и решительно потопала в гостиную.

Ее глазам предстало удивительное по своей необычности зрелище. Они играли. В какую-то настольную игру, где надо было передвигать фигурки, бросать кости и расплачиваться маленькими бумажками. Кирилл лежал на животе, болтая в воздухе ногами, и от азартного волнения грыз ухо несчастного плюшевого кота. Миша же наоборот, расслабленно уселся прямо на ковер, подтянув одну согнутую в колене ногу к груди, и с легкой полуулыбкой наблюдал за дилеммой ребенка, который примеривался, чтобы бросить кости.

Эта картина настолько ее потрясла и заставила больно сжаться сердце, что на мгновение, такое короткое и невыносимо длинное, Катя перестала дышать. В горле больно запершило, а все приготовленные слова собрались в тяжелый, колючий ком. Она почувствовала, как наворачиваются недопустимые, жалящие и соленые слезы, от которых защипало в глазах. Неужели это действительно происходит с ней? С ними? Так нежданно, негаданно, так быстро и правильно, но, тем не менее, словно в волшебной сказке, от совершенства которой страшно было моргать. Казалось, один легкий взмах ресницами - и сказка исчезнет, раствориться в небытие, и реальность станет еще горше и невыносимее, раздирая своими железными, острыми когтями и без того кровоточившую и раненую душу.

Не сдержавшись, она издала неясный, приглушенный звук, на который незамедлительно отреагировал Миша, стремительно обернувшись и впившись цепким взглядом в ее наверняка бледное и испуганное лицо. В такие моменты Катя ощущала себя голой, потому что черные глаза, казалось, видят всю бушевавшую внутри нее бурю. Насквозь видят ее саму, и от них нельзя спрятаться или скрыться.

– Я...
– она кашлянула в кулак, стараясь вернуть голосу контроль и спокойствие, которых совершенно не ощущала. И на всякий случая сделала крошечный шажок назад, пытаясь игнорировать пристальное внимание.
– Я вас звала. Ужин готов. Пойдемте.

Кирилл поднял русую головку и посмотрел на нее умоляюще.

– Ка-а-а-ть! Мы играем.

– После доиграете. Все горячее, а потом остынет.

– Ну пожа-а-луйста!
– начал выть Киря, выпуская вяло болтавшегося кота, и двумя руками ухватился за край картонного поля.
– Мы немножко.

– Кирюш, ну вы и так долго играли. Миша, наверное, устал...

– Он не устал!

Девушка укоризненно склонила голову набок и испытующе разглядывала племянника.

– Ну солнышко!

На помощь пришел Мишка. Он легко и стремительно поднялся, протянул Кириллу руку, которую тот незамедлительно и без каких-либо протестов ухватил, и, не напрягаясь, поставил ребенка на ноги.

– Хватит спорить. Сначала поедим, а потом поиграем. Мне кто-то пару часов назад клятвенно заявил, что жутко проголодался, - малыш слегка покраснел, покосился на тетку, и послушно потопал на кухню.

– Только ты тоже идешь, - в полуприказном тоне заявил Киря, утягивая Мишу за собой.
– Да, Кать?