Наука о войне (о социологическом изучении войны)
Шрифт:
Насколько правильны суждения Д.С. Милля, можно убедиться на примере Клаузевица.
Положив в основание своего труда идею, что война должна изучаться, прежде всего, как явление социальной жизни [9] , он поставил задачей этого изучения: «Исследование, объяснение сущности элементов и явлений войны».
При подобном широком и истинно научном задании, труд Клаузевица, отрицавшего, как мы видели выше, самую возможность положительной военной науки, представляет собою первую попытку создания таковой в виде «Науки о войне». Очень показательно, что Клаузевиц не нашел для своего труда иного заглавия, как слова: «О войне». В заглавии не достает только слова «наука». Клаузевиц, отрицавший возможность положительной науки о войне, скромно полагал, что его труд лишь «обзор». Тот факт, что книга Клаузевица «О войне» до сей поры является единственным систематическим трудом по «науке о войне», дал ей совершенно исключительное для военно-научного труда долголетие. В то время как даже замечательные работы, посвященные изучению способов
9
«Война есть акт человеческого общения». Клаузевиц. О войне. Т. I. M.: Гос. Воен. изд. 1932, с. 88.
Таким образом, Клаузевиц и должен почитаться отцом положительной «науки о войне», и исследователь, пожелавший работать над изучением войны не с узко-«утилитарно-военной» целью, а с «чисто научной» должен внимательно познакомиться с его трудом. Такой ученый, так же как и Клаузевиц, должен поставить основной задачей исследования войны, ее изучение как явления социальной жизни. Иначе говоря, чистая наук! о войне должна представлять собою социологическое исследование, объектом которого будет изучение процессов и явлений войны с точки зрения существования, сосуществования, сходства или последовательности их. И в этом придется последовать за Клаузевицем, поставившим, как мы видели выше, задачей своего классического труда «исследование, объяснение сущности элементов и явлений войны».
Приводя выше цитату из Д.С. Милля, в которой он говорил об утилитарном характере, который имеет всякая наука в начальной фазе своего развития, я сказал, что это суждение Милля может быть отнесено и к современной военной науке, лишь с небольшими оговорками. Уточню здесь это мое заключение. Я хотел в нем выразить мысль: что до сей поры исследователи войны по-прежнему в подавляющем числе случаев изучают «способы» ведения войны, а не самую войну. Тем не менее наиболее выдающиеся из них, по мере того как они углублялись в свою работу, выходили из этих рамок и, подобно Клаузевицу, проникали в область «чистой» науки о войне. Таким образом, «наука о войне», хотя и не выделенная в отдельную отрасль знания, частично уже существует, но вкрапленной в науку о ведении войны.
Накопление материала для науки о войне шло во всех отраслях военной науки. Я не имею возможности перечислить все труды, авторы которых пытались выйти на путь положительного знания. Я назову только наиболее примечательные из них: «Первые опыты военной статистики» профессора Русской военной академии Д.А. Милютина (впоследствии графа и одного из ближайших сотрудников императора Александра II); «Etudes sur le combat» [10] французского военного писателя полковника Ardant du Pic; «Geschichte der Kriegskunst in Rahmen der politischen Geschichte» [11] , профессора Берлинского университета Hans Delbruck; «Essai d'analyse et de critique des souvenirs de combattants edites en francais de 1915 a 1928» [12] профессора Виллиамс Колледж в Массачусетсе (С[еверо]. Американские]. Соединенные]. Ш[таты]) Jean Norton Cru.
10
Hachette et Dumaine. Paris, 1880.
11
George Stielke Verlag. Berlin, 1922–1927.
12
Ed. Etincelles. Paris, 1929.
Из всех этих многочисленных попыток выйти на путь положительного знания о войне, нужно обратить особое внимание на труд русского военного ученого ген. ГА. Леера, жившего полвека позже Клаузевица.
«Стратегия, — пишет он, — в тесном смысле слова это трактат об операциях на театре военных действий… Стратегия в широком смысле есть синтез, интеграция всего военного дела, его обобщение, его философия. Она является сведением в одно общее русло всех отдельных учений о войне, наукой всех военных наук. Как философия вообще стремится к объяснению мировых явлений, так и стратегия, понимаемая в самом широком смысле как философия военного дела, имеет задачей объяснение военных явлений не только каждого по одиночке, но и в особенности — в общей связи между ними».
В постановке высшей стратегии, задачи науки, обобщающей все остальные военные науки, нельзя не видеть стремления глубокого ума Г.А. Леера к созданию военной науки, которая могла бы встать в ряды наук положительных. Но даже при столь широкой трактовке задания стратегии она являемся скорее философией теории военного искусства, чем наукой о войне. Таковым и является замечательный курс стратегии Леера.
В своих последних работах ген. Г.А. Леер пошел дальше. В книгах «Метод военных наук» и «Коренные вопросы», он уже вступил на путь «чистой» паузки о войне.
Задачей «чистой» науки о войне, как мы говорили выше, должно быть изучение войны как явления общественной жизни, а не только исследование способов ведения войны. Поэтому оставление за ней наименования «стратегия» не отвечает ее существу. Ее новое наименование было произнесено в начале
этого столетия тоже русским военным ученым ген. Михневичем, говорившим с кафедры Русской военной академии о необходимости создания «социологии войны».Ввиду того, что явления войны подчиняются известной закономерности, наука о войне (социология войны) будет стремиться к открытию законов. Между тем наука о ведении войны (теория военного искусства) даже при самых широких обобщениях может свести таковые лишь к принципам.
Различие это существенно.
Закон представляет постоянное, определенное и неизменное соотношение между явлениями природы и человеческой как индивидуальной, так и общественной жизни, существующее благодаря постоянному и неизменному «соотношению сил и факторов, производящих эти явления.
Закон только утверждает какой-либо факт существования, сосуществования, последовательности или сходства явлений и никаких целей деятельности не ставит. Находясь вне всякой зависимости от нашей воли (воля является для закона лишь частью явления), закон безусловен.
Принцип представляет собой только некоторое обобщение. Хотя принцип касается только сущности, но он имеет непосредственное отношение к постановке цели. Он является основной идеей, которой следует держаться при решении известных вопросов военного дела. Он является регулятором для творчества, хотя и отнюдь не сковывающим последнее; в нем заключается, как говорит Г.А. Леер, «только цель, которая должна быть достигнута» [13] .
Таким образом, принцип не утверждает, подобно закону, какой-либо факт, а хотя и условно, но рекомендует, чтобы нечто было. Предложение, сказуемое которого выражается словами, должно быть, хотя бы даже подразумеваемое в самом широком смысле, отлично по сущности от предложения, выражаемого при помощи слов «есть» и «будет» [14] .
13
Леер Г.А. Стратегия. Т. I, с. 200.
14
Милль Д.С. Логика, с. 767.
Теория военного искусства, то есть наука о ведении войны может получить правильную исходную точку только от науки о войне, исследующей природу и сущность явлений войны. Эта последняя даст обоснование в тех случаях, когда теория военного искусства строит свои выводы дедуктивно. Не меньшее значение будет принадлежать социологии войны в тех случаях, когда наука о ведении войны получает свои выводы непосредственно из опыта (индуктивно). В таком случае идеалом будет полное соединение этих выводов (полученных индуктивно) с заключениями, выведенными дедуктивно из положений, установленных о войне наукой. Но даже в тех случаях, когда этого нельзя будет достигнуть — социология войны принесет большую пользу тем, что, основываясь на исследовании природы явлений войны, он укажет каждому обобщенно те рамки, в которых оно достоверно. Уже одна эта задача чрезвычайно важна.
В более тесном смысле теория военного искусства (наука о ведении войны) обращается в системы военного искусства, под которыми можно разуметь более частные теории военного искусства, то есть такие, которые по своим выводам или преподающим началам отвечают только данному фазису в развитии искусства. Система по отношению к теории является одним из видов ее приложения, обуславливающимся или состоянием военного дела в данную эпоху, или какими-либо особенностями и частностями одной из основных сил, почему-либо преобладающих в целой совокупности факторов военного искусства. Так, например, в военной истории можно отметить: пятипереходную систему ведения войны, систему линейной тактики, систему легионной тактики, систему ударной или огневой тактики {2} и так далее. Существование как общей теории военного искусства, так и ее видов — систем военного искусства — совершенно законное явление, строго логичное следствие науки о войне. Во всяких отраслях знаний рядам с чистой наукой существуют прикладные науки с более частными обобщениями и, наконец, чисто практические обобщения, годные для применения в узких рамках, но главное условие обращения с ними заключается в том, чтобы не давать веры обобщенно вне рамок, вне которых оно не достоверно, то есть в научном применении этих обобщений [15] .
15
Пример — стратегическая система Бюлова. Бюлов за исходную точку своего исследования берет следующее обобщение: «Армии могут существовать только при помощи магазинов»; отсюда выводы:
1) Чувствительность сообщений.
2) Необходимость их тщательного обеспечения.
3) Важность действия на сообщения.
Эти выводы безусловно верны; но Бюлов придал своему исходному положению, а следовательно, и выводам, вытекающим из этого основного положения, большее значение, чем на самом деле сообщения имеют на войне (в данном случае упущено было, что человек есть главное орудие войны). Он не ограничился теми рамками, в которых его обобщение и выводы из него справедливы. И вот, выводы, сами по себе справедливые, пока они заключают в себе мысль о важном значении сообщений на войне, с той минуты, когда им придается значение исключительное, становятся абсурдом.