Наука умирать

— Техническая рота, в топоры! Всё дерево — на гать! Всё! Кустарник, камыш, солому — на гать!..

Вдруг все успокоились и весело принялись за работу. Теперь весь полк говорил: «С ним не пропадём!»

Уже засветло вышли к переезду. Марков спешился и стал на мокрые от росы доски, аккуратно проложенные вдоль рельс. Сюда же подъехал Корнилов.

— Начинайте переход! — скомандовал он.

Трёхцветное знамя как обычно рядом, текинцы сзади.

— Первая рота, шагом марш! — скомандовал Марков, и переход через железную дорогу начался.

Шли усталые, но довольные — цель достигнута. Марш проходил нормально: охранение на месте, путь взорван, Противника вблизи нет.

Корнилов тоже спешился и подошёл к Маркову.

— Бели вы доверяете мне, Лавр Георгиевич, то езжайте отдыхать, — сказал Марков. — Я буду здесь и обеспечу переход.

— Благодарю, Сергей Леонидович. Я вам доверяю, но отдыхать пока не время.

— Возможен бронепоезд?

— Возможен. Я им говорил, чтобы взрывали дальше. А впрочем... Батарею оставьте здесь на всякий случай.

Марш продолжался. Марков подбадривал роты возгласами: «Вперёд, герои корниловцы! За синей птицей! Солнце идёт вместе с нами. Обгоним его».

— За синей птицей на Екатеринодар! — кричали офицеры.

— Вот это преждевременно, — сказал Корнилов. — Много плохих вестей.

— Из Екатеринодара от Покровского?

— И там нехорошо. Слишком большое численное превосходство противника. В городе это губительно. Но самое катастрофическое известие — из Петрограда. Большевистский партийный съезд ратифицировал мир, подписанный Троцким в Бресте. Россию продали! Немцы получили Прибалтику, Белоруссию, Украину. Во имя чего отдали им это всё? Разве мы проиграли войну? И кто это сделал? Ведь там не одни инородцы. Там русские люди. Русские солдаты» четыре года державшие фронт и побеждавшие немцев.

— Съезд — это не Россия, Лавр Георгиевич. Отдельные части будут сражаться. И партизаны.

— Будут, но где сама Россия? Страна, воюющая против Германии на стороне союзников? Выполняющая свой долг перед ними? Вышло так, Сергей Леонидович, что только мы — Россия. Мы придём в Екатеринодар и начнём собирать истинную Россию, не проданную немцам.

Загудели рельсы. Бронепоезд. Зелёные полоски проплыли в солнечном блеске, зашевелились стволы орудий.

— Тревога! — раздались команды. — В укрытие! Ложись!

Громыхнуло несколько раз вдали, и мгновенно адский взрыв потряс землю. Огонь, земля, доски, камни всё летело и падало. Сквозь этот шум и грохот донёсся громкий, но спокойный голос Миончинского: «В передки! Рысью ма-арш!..»

— Говорил я — близко взорвали путь, — сокрушался Корнилов, а орудия батареи, качнувшись на неровной дороге, уже выехали вперёд, развернулись и открыли огонь. Чёрный дым пополз из-под зелёных щитов бронепоезда.

На Екатеринодарском базаре Линьков долго бродил, прицениваясь к семечкам и мочёным яблокам. С восточной окраины доносилась стрельба из винтовок и пулемётов. Близко. И как будто она становилась ещё ближе... Люди её не слышали, и говорить с ними о том, что происходит, не следовало. Плати деньги, бери товар и уходи. Можно в кабачок зайти. Там армянин Теймур наливал из бутылки сивуху, разливал её по прилавку, поджигал и, указывая на пламя, кричал: «Лутчая кизиловка. 100 градусов!»

За кривым шатающимся столиком Линьков оказался с человеком, который, судя по всему, тоже от кого-то прятался, как и он сам. Это было заметно по неспокойному взгляду, по бесцельным движениям, по равнодушию и к выпивке, и к закуске. Возраст — призывной, одежда — полувоенная. Незнакомец сам затеял разговор:

— От-то «максим» бьёт. И ещё другой.

— Чьи они, эти пулемёты?

— Кто стреляет — тот и хозяин. Или ваши, или наши, — ответил и хитро засмеялся.

— Мои все давно в земле.

— Вот и тщись, как бы самому туда не загреметь.

— Как тщиться?

— Ховайся до вечера. А то власти нет, и каждый — власть.

— А ты чего не ховаешься?

— Нюхаю, чем пахнет. У Теймура, знаешь, сколько в суме? Не только бумажки, но и жёлтые. Не дожить ему до утра.

— А нам с тобой?

— Вдвоём доживём. Мне товарищ нужен такой, как ты. Тоже ведь ищешь незнамо чего.

— Ну. Ищу.

— Стемнеет, валяй сюда. А теперь — по своим закуткам.

На Линькова разговор произвёл впечатление, и к совету надо было прислушаться, но телеграмму всё же хотелось послать. Текст ясен: «Мама Фрося при смерти». Однако идти на телеграф всё равно, что пойти в контрразведку. Вот если бы её смогла послать та, о которой говорил генерал.

В госпитале Линьков оказался в конце пасмурного дня, казалось, вот-вот пойдёт дождь. Во дворе у корпусов шумная суета: грузовики, повозки, носилки с тяжело раненными, ржание лошадей, обязательная матерщина, а стрельба уже совсем близко. Саманкину искать не требовалось: она металась по двору, огрызаясь на каждый вопрос.

— Какие ещё тёплые одеяла? — кричала она. — Где я вам возьму? Лето на дворе. Берите по два летних. Никакие они не драные. Совсем новые...

Выносили мешки и ящики с продуктами, и Ольга Петровна с ещё большей энергией отстаивала свои действия.

— Какие пайки? — кричала она. — По буханке хлеба, по банке консервов, по селёдке. Так в накладной расписано. Да. Сейчас тебе дам читать. Грамотный какой.

Боевая женщина. Круглая, как булочка, откуда ни посмотри. Из-под белой косынки — ярко-рыжие волосы. Её подозвал полулежащий на повозке человек с одной ногой. Борода, усы, по-видимому, полковник. Негромко сказал ей:

— Если ты, сука, не выгрузишь для нас весь свой склад с винами и фруктами, я тебя пристрелю, как собаку, вот на этом самом месте.

— Да вы что? Да откуда?..

Линьков оказался рядом.

— Господин офицер, я из комендатуры, — сказал он. — Вы, конечно, правы, и мы пополним офицерские пайки. Но все запасы я не разрешаю забирать. За ними придут отступающие войска генерала Покровского. У него много раненых, но красным не оставим ничего.

— Всё, как есть, правда, — обрадовалась поддержке Ольга. — Нынче, сказали, приедут от Покровского. А винца я специально для вас, господин полковник...

Вскоре Линьков и Ольга сидели, запершись в её складе.

— Ой, миленький, как хорошо, что вы меня выручили, — говорила Ольга. — И от Сергея Леонидовича привет? Ой, как хорошо. Но дальше-то как? Видать, уж завтра красные придут, а нынче ночью будут грабить. Сама-то я спрячусь, да товар жалко. Придумайте что-нибудь, миленький. Или вы тоже от красных убегаете? И брат мой в Ростове застрял.

— Нет. Я жду красных. Когда придут, я вам помогу. А на ночь организую охрану. Есть люди на примете.