Наука умирать

Вновь природа провожала людей на смерть с весёлой усмешкой: солнце, зелень, жаворонки в бездонной голубизне... Генерал отправил полк с Тимановским, сам задержался на телеграфе в Выселках, пытаясь уточнить обстановку, узнать, где красные, а главное, где их бронепоезда. Однако линия молчала — везде перерезали.

Рысью Марков догнал своих. Привычно внимательно оглядел строй, посмотрел и вокруг: нет ли отставших, прячущихся. Заметил шагах в 50 от дороги в кустах черно-белую фуражку. Подъехал. Перед ним вытянулся поручик Мушкаев.

— Я знаю, поручик, зачем в походе приходится в кустики ходить, но вы-то здесь просто отсиживаетесь.

— Ноги у меня, ваше превосходительство...

— Проверим ваши ноги.

Марков крепко хлестнул нагайкой поручика по плечу и спине и крикнул:

— В роту бегом марш!

Мушкаев побежал, а генерал ехал рядом и подхлёстывал его, приговаривая:

— Не будь трусом! Тебе ещё вину свою перед Россией надо кровью смыть... Стой! Доложи полковнику Кутепову, что я приказал поставить тебя в первую цепь на правый фланг. И ещё вот что... Ты же с Линьковым вместе был?

— Так точно.

— Давно его знаешь?

— Только по дороге из Ростова.

— Хорошо. Потом вызову. Идите в роту и сражайтесь, как подобает русскому офицеру.

Пересекли речку Малёванную. Переходили по гати, без происшествий. Лишь камыши шумели. Дорога пошла вверх, вновь вывела в степные просторы, и сразу справа грохнули артиллерийские выстрелы. Марков знал, что по диспозиции справа наступают корниловцы. У них началось. Значит, и здесь жди противника.

Он дал команду на развёртывание в боевой порядок: 1-я и 2-я роты в передовую линию слева от железной дороги, 3-я рота уступом слева, 4-я — резерв справа от железной дороги, техническая рота — по обе стороны железной дороги.

Дальше двигались медленнее, прислушиваясь к стрельбе справа, вглядываясь вперёд. Рельсы пошли чуть вниз, и открылась станция: дымящие паровозы, водокачка, люди. Справа — станица, перед ней окопы, набитые шевелящимися людьми.

На подступах к станции Марков объявил привал — ход боя у корниловцев был пока неясен. Здесь же стояли в походном положении пушки подполковника Миончинского — артиллеристы тоже ждали прояснения обстановки.

На передках, на зарядных ящиках, просто на земле или на рельсах сидели прапорщики-номера и завтракали. Знакомый Маркова Виктор Ларионов тесаком разрезал огромную круглую белую буханку, отрезал розовый кусок сала, предложил генералу:

— Угощайтесь, ваше превосходительство.

— Без превосходительств — не в строю, Витя.

— А запивать вот этим, Сергей Леонидович, — сказал Ларионов и протянул генералу флягу со свежим мёдом.

Подошёл Миончинский.

— Здесь у них командует Сорокин. Там в станице стоят их отборные войска — «Железная дивизия». Пока корниловцы их не выбили. Отступили и залегли.

— Будем готовы ударить отсюда, — ответил Марков. — Если перед нами противник не появится.

Но противник сразу же и появился: совсем близко ударил пулемёт, пути гулко врезались в железнодорожную будку. Миончинский кинулся к батарее, и зазвучали команды: «По коням! Садись! Вперёд рысью марш!» Батарея покинула станцию и покатилась по целине в лог.

Марков решил сам обнаружить пулемёт и ловко влез на железнодорожную будку, но, не успев достать бинокль, быстро спрыгнул на землю: над будкой с дробным треском разорвалась шрапнель, и по земле градом рассыпались пули.

— Ну, что, Степаныч? Атакуем? — крикнул генерал Тимановскому. — Корниловцы уже пошли. А мы пойдём левее. Командуй.

До окопов «Железной дивизии» — около километра. Цепи марковцев шли как обычно: твёрдым быстрым шагом, винтовки на ремне, огня не открывали. Красные молчали. Только шрапнель регулярно лопалась над головой. Иные низко над цепью, и тогда падают офицеры, зовут медсестру, стонут раненые. Марков — в первой цепи. Он понял: бьют орудия бронепоезда, спрятавшегося в выемке железной дороги. Хотел послать ординарца к Миончинскому, но тот сам уже разобрался и готовил орудия к стрельбе по бронепоезду, однако был замечен раньше, снаряд оттуда разорвался между орудиями. Подполковник немедленно скомандовал: «В передки! По коням! Вперёд! Рысью ма-арш!» Опытный артиллерист, он немедленно нашёл позицию, пока не досягаемую для бронепоезда.

Цепи продолжали идти вперёд. До окопов оставалось метров 700, и можно было командовать «Винтовки наперевес», но тут окраина станицы вдруг засверкала от бледно-жёлтых вспышек, и грохот пальбы расколол степь. Одновременно из окопов поднялись солдаты и побежали навстречу цепям второй роты, идущим на левом фланге и теперь рискующим быть обойдёнными. Марков всегда видел весь бой и немедленно скомандовал:

— Стой! Ложись!

Решение уже было готово. Сделал знак рукой, и ординарец подвёл коня. Генерал вскочил в седло и поскакал под пулями назад, к отставшим пулемётчикам. Во всей необъятной степи Марков видел теперь только маленькую высотку, скорее даже бугорок. До него шагов 800. Красные бежали туда.

Четыре пулемётчика во главе с поручиком Смола-Смоленко тянули «максим» и ящики с патронами.

— Вот та высотка, поручик! — скомандовал Марков. — Кто первый её займёт, тот победит.

Пулемётчики направились к высотке. Почти одновременно с ними с другой стороны подошли красные. Ещё вчера или позавчера Марков не сомневался бы, что его пулемётчики опередят противника, а теперь нервничал. Всё осложнялось, удача могла отвернуться. И пулемёт тяжёлый, и пулемётчики устали. Но... Ещё не отвернулась удача... Молодцы втянули пулемёт на высотку. Было слышно или казалось, что слышно, как пули звонко бьют по щиту пулемёта. Но вот взрокотала победоносная очередь — даже ленту не истратили — красные бежали.

Генерал подъехал к высоте, за ним шла 3-я рота. Возле Пулемёта трое лежали: один пулемётчик был убит, второй ранен в ногу, а третий, поручик Смола-Смоленко, тяжело раненный в руку, находился без сознания.

В бинокль Марков увидел цепи Корниловского полка, наступающего на станицу.

Роман Гуль с начала боя был рядом с братом, но перестроения, отходы, броски вперёд перемешали цепи, и, когда красные вдруг поднялись из окопов и пошли навстречу в штыки, он потерял Сергея из виду. Частые разрывы шрапнели, стоны раненых, не брат ли? Как он вернётся домой к матери один?

— Почему не стреляете, Гуль? — бешено закричал взводный. — Наступают же.

Роман двигал затвор, он шёл туго — плохо почищен.

— Отходить! — закричал кто-то в цепи.

Офицеры повернули назад, некоторые сразу побежали. Всё-таки затвор разработался, и, прежде чем повернуть назад, Роман выстрелил в наступающих. Офицеры кричали: «Кучей не идите!.. Куда же вы, господа?.. Стойте же, господа! Стойте... вашу мать!..»

И вдруг опять всё переменилось. Раздались крики: «Вперёд, братцы! Вперёд!» Конечно, лучше вперёд. Всё равно отступать некуда. Бежали вперёд с криками: «Ура!.. Бей их!.. Мать... мать!..»

В этой боевой горячке Роман увидел брата, догнал его, и они вместе бежали вперёд, к железной дороге, сбившись с направления атаки. На железнодорожном мосту их встретил пулемётный огонь, где-то рядом со страшным грохотом взорвался снаряд с бронепоезда. Теперь закричали: «Господа, назад!!.. Куда же вы?!.. Зачем назад?..» Прямо на рельсах лежала женщина-пулемётчица Мерсье. Она не хотела отступать и кричала: «Куда же вы?..» Ещё взрыв, и раздались вопли раненых: «Возьмите нас!.. Возьмите, ради Бога!.. Господа, куда же вы?..»