Науковедческие исследования. 2013

Не находится и веских оснований для сомнений по поводу качества публикаций наших ученых: встречающиеся скептические суждения представляют собой по большей части мнения отдельных специалистов, не подтвержденные никакой убедительной статистикой. Вошедшие в моду спекуляции, связанные с подсчетом числа библиографических ссылок на отечественных авторов в зарубежной научной литературе, представляют собой, увы, откровенную патологию. Отечественные работы «не добирали» зарубежных цитирований и в эпоху мирового триумфа советской науки в 1960–1970-е годы.

Напомним, что численный анализ библиографии, сопровождающей научные статьи, был предложен науковедами 1960-х годов только как метод историко-научных исследований. Вскоре, однако, он был узурпирован околонаучными администраторами, увидевшими в нем как будто бы простой способ сравнительных оценок научных коллективов и даже отдельных ученых. Малоизвестно, что в науке отсутствует этика взаимных цитирований или хотя бы соответствующие формальные правила. К тому же, составляя библиографию к очередной статье, ученый, особенно молодой, попадает в ситуацию конфликта интересов: не упомянешь работу влиятельного или близкого коллеги – рискуешь нарваться на неприятности; составишь слишком обширную библиографию – поставишь под сомнение оригинальность собственной работы.

В принципе анализ цитируемости как способ оценки качества научных публикаций работоспособен только в пределах ограниченной общности, где, образно выражаясь, все всех знают, периодически контактируют и говорят на одном языке. Известно и признается, что современные данные о цитируемости научных работ страдают перекосом в сторону англоязычных наук и, вообще говоря, плохо представляют науки даже стран континентальной Европы, не говоря уже, скажем, о Китае или Японии, ученые которых немало публикуют на национальных языках. Интенсивно работающему ученому-исследователю важнее знать, что сделали или делают его коллеги, нежели тратить время и силы на хлопотное, а подчас и унизительное рекламирование собственных достижений. К этому, однако, ученых всегда подталкивало профессиональное честолюбие, а теперь еще и навязываемое ему стремление к высокой цитируемости.

К сказанному можно добавить, что систематическое использование показателей цитируемости для назначения «рейтингов» научных организаций и отдельных ученых исказило и саму практику взаимных цитирований. Возможно, что этот побочный эффект хотя бы отчасти ответствен и за нарастающее со временем распространение соавторства научных публикаций. Так, если в медицине и технических науках в 1992–1997 гг. за подписью единственного автора выходило 22% работ, то в 2002–2007 гг. – уже только 8%.

Стремясь к объективности, приходится констатировать, что мировое науковедение еще не выработало надежной методики сравнительной оценки эффективности деятельности и качества информационной отдачи фундаментальной науки. По нашему мнению, единственным надежным методом таких оценок остается грамотно и ответственно поставленная профессиональная экспертиза. К сожалению, именно этой трудоемкой работой, требующей к тому же должных квалификации, организационных усилий, времени и затрат, явно не любят заниматься околонаучные администраторы.

Кадры науки и техники

В последние годы под настырные рассуждения о ценности человеческого капитала статистики ОЭСР ввели новую учетную категорию, называемую «человеческие ресурсы науки и технологии» (Human resources for science and technology, HRST). Состав этой категории работников намного превышает потребности собственно науки и техники. Фактически он включает в себя всех экономически активных лиц, имеющих высшее или среднее специальное образование, либо де-факто занимающих должности, требующие такой квалификации. Нетрудно распознать в категории HRST «креативный класс», а вернее – разбухший средний класс общества потребления. Эти работники составляют около 40–50% всех занятых в промышленно развитых странах, но большая их часть трудится отнюдь не в науке и технике.

Международная научно-техническая статистика ведет постоянный учет численности выпускников высших учебных заведений и докторов философии (более высоких научных титулов она не различает и не учитывает). Западный доктор философии соответствует нашему кандидату наук. Право присваивать докторскую степень имеют только университеты, а подготовка к ее получению (аналог нашей аспирантуры) рассматривается как завершающий этап высшего образования. Успешно пройдя его, научный неофит полностью предоставляется собственной профессиональной судьбе в качестве автономного ученого-исследователя.

Количество выпускников высших учебных заведений и докторов возрастало в странах – членах ОЭСР, несколько опережая общую занятость. К настоящему времени там действует более 4,2 млн. исследователей, т.е. 7,6 исследователя на 1 тыс. человек общего населения – по сравнению с 6,6 в 1999 г. При этом в 2009 г. более 65% исследователей трудились в частнопредпринимательском корпоративном секторе, а остальные – примерно поровну делились между секторами высшей школы и государственным – с немалым, впрочем, разбросом в разных странах.

Рассуждая о технологическом прогрессе промышленности, приходится уделять особое внимание когорте специалистов в естественных и технических науках (S&T). В 2009 г. доля таких специалистов составляла 39% в странах ОЭСР в целом. Она пополняется за счет студентов, получающих подготовку в естественных и технических науках. И тут статистика раскрывает нам некое многозначительное противоречие. Идеология общества потребления и монетаристской экономики систематически подрывала общественный престиж любых видов материального созидания. Она внедряла в сознание молодежи богатейших стран уверенность в том, что в постиндустриальную эпоху работа на производстве – удел полудиких и полунищих обитателей развивающихся стран и местного низшего класса. И что достойный жизненный путь современного молодого человека ведет не в лаборатории или конструкторские бюро, а в офисы процветающих корпораций, в банки, юриспруденцию, на государственную службу, в сферу услуг и массовых развлечений.

Результат уже очевиден: к середине 2000-х годов высшее образование в естественных и технических науках получало в странах ОЭСР в целом только около 20% студентов. Подлинно аварийная ситуация сложилась в самой «высокотехнологичной» стране мира – США. Там по естественным наукам (включая медицину) специализировалось лишь около 9% студентов, а по техническим – 6%. При этом сообщества научно-технических специалистов всюду заметно стареют. Под угрозой, таким образом, оказывается тщательно оберегаемое научно-техническое лидерство самых процветающих стран современного мира. Пытаясь в собственных интересах противостоять этой опаснейшей тенденции, развитые страны в последние два десятка лет интенсифицировали импорт интеллекта из стран мировой периферии.

Перетолкованная политической пропагандой, эта специфическая проблема стран с развитым обществом потребления поселила в массовом сознании ряд мифологем. Предлагается считать, что интернационализация высшего образования и научных исследований является закономерным и благодетельным атрибутом постиндустриального, глобализирующегося мира. В международных рейтингах университетов сегодня большой вес придается количеству студентов-иностранцев. Международные миграции ученых-исследователей предписывается считать показателем научно-технического прогресса. Повышенный спрос на «импортные мозги» объясняют стремительным развитием науки и технологий в передовых странах.

Закономерно, что импортом иностранных студентов, докторантов и исследователей сейчас более всего озабочены США; он поощряется в том числе специальными правительственными программами, облегчающими их въезд и натурализацию. В 2006 г. иностранцы составляли около 24% всех студентов американских университетов. К получению докторской степени – по большей части в естественных и технических науках – там готовилось почти 100 тыс. иностранцев.

Заметим к этому, что, по данным международной статистики, в 2007/2008 уч. г. во всех американских университетах числилось 1945 стажеров из России. По другой оценке, на каждые 100 наших ученых, «работающих дома», приходилось только около шести человек, обучающихся и работающих в американских университетах. Эти оценки явно противоречат распространенному эпатажному и оскорбительному утверждению, что ученые из России «уже все уехали». Несмотря на массовые внутренние миграции специалистов из нашей прикладной науки, спровоцированные развалом промышленности в 1990-х годах, современная Россия с ее 650–700 тыс. исследователей (с учетом основного персонала государственной высшей школы) делит с Японией 3-4-е места в мире по этому показателю, уступая только США и Китаю. У нас, к счастью, еще не успела развиться и опасная деформация специализаций. Так, среди 33 763 выпускников аспирантуры 2010 г. 32% составляли специалисты в естественных науках (включая медицину) и 31% – в технических науках (включая строительство и архитектуру).