Науковедческие исследования. 2017

Речь идет о том, что не естествознание, но именно общественные науки всегда формировали спрос на некий новый, нетрадиционный исследовательский инструментарий, адекватный сложности предмета ОН, – спрос на новую исследовательскую парадигму, в которой канон научности, определяемый требованиями эмпирической науки, станет лишь частью методического арсенала исследователя аналогично тому, например, как из ньютоновской физической реальности можно попасть в эйнштейновскую физическую реальность (или квантовую физическую реальность), выполняя определенные граничные условия. Иными словами, предмет ОН – из другой предметной реальности, нежели предмет ЕН, и между обеими реальностями должны существовать граничные условия взаимного перехода, поскольку и физическая, и социальная реальности представляют части некой единой глобальной реальности. Соображение, что естественные и общественные науки отражают лишь разные части единой глобальной реальности, и дает основание к моделированию единства ЕН и ОН – единства всей науки.

В современных философско-научных исследованиях тема единой, трансдисциплинарной науки активно разрабатывается с разных аргументационных позиций, в том числе с позиции единства природы, с одной стороны, и человека и общества – с другой. Именно с этой трансдисциплинарной позиции дикая природа не есть в противоположность обществу некий мир устойчивости, порядка и предсказуемости, но представляет, как и общество, реальность, лишенную гарантий устойчивости и равновесия. И потому науке в принципе свойственны интеграционные поиски, в том числе поиски единства ЕН и ОН. Так, в одном из подобных исследований ставится вопрос о дикой природе, в которой нет и не может быть равновесия, как его нет и не может быть в общественном развитии, осуществляющемся с помощью «неограниченных» инструментов науки и технологии. Это исследование призывает развивать экологическую науку вместо эмоций по поводу «гармоничной природы», призывает пересмотреть наличные представления о равновесии, коль скоро они таковы, что получается, будто человечество в своем «пристрастии» к технологическому развитию оказывается «чужим» природной системности Земли как нарушитель равновесия в этой системности. Может ли быть человечество «чужим» на Земле – представляя такую же экологическую систему, как и все прочие экологические системы на планете? Нет – и значит, требуется пересмотреть само понятие равновесия. Понятие равновесия, стабильности вообще неприменимо к экологическим системам, поскольку они – эволюционные и их эволюция происходит в крайне медленном по сравнению со скоротечной человеческой жизнью геологическом и климатическом времени. Для очередных живущих поколений людей геологическое и климатическое время практически остановлено – эволюции экологических систем не существует. Поэтому люди и наделяют экологические системы стабильностью, делая единственное исключение для экологической системы человечества именно из-за короткой жизни людского поколения: социальная динамика отчетливо видна в быстром социальном времени, а природная динамика не видна в медленном геологическом и климатическом времени.

Суть в том, констатирует это исследование, что в природе, в том числе в экологической системе человечества, нет гармонии, нет равновесия, но есть вечная эволюция, вечное отрицание равновесия, стабильности. Это – эволюция без замысла, эволюция как инновационное развитие, когда конкретные инновации (в природе, обществе) появляются не с какой-то целью, но случайно, ради самих себя. Глобальный ненаправленный, прецедентный эволюционизм – вот базовый принцип существования экологических систем, в том числе экологической системы человечества. В обществе этот глобальный эволюционизм принимает вид технологического развития – просто потому, что человеческая форма жизни адаптируется к среде технологически. Отсюда – планетарная экспансия человеческой формы жизни, теснящей все другие формы жизни на планете: в отличие от животных форм жизни, чрезвычайно медленно эволюционирующих под влиянием медленных средовых (геологических и климатических) изменений, человек, наоборот, – источник чрезвычайно быстрых технологических изменений среды 3 .

3

Sullivan H. Unbalanced nature, unbounded bodies, and unlimited technology: Ecocriticism and Karen Traviss’ wess’har series // Bulletin of science, technology & society. – 2010. – Vol. 30, N 4. – P. 274–284; P. 276; 282–283. – DOI: 10.1177/ 0270467610373821; Mode of access: http://bst.sagepub.com/content/30/4/274

Внутри традиционной парадигмы научного развития (основанной на принципах эмпирической науки) интеграционные процессы идут уже довольно давно – в виде формирования междисциплинарных исследовательских полей, объединяющих смежные (близкие по предмету) научные дисциплины. Но трансдисциплинарная наука – устанавливающая мосты между предметами ЕН и ОН и вообще широко демократизирующая свой метод, – это смена традиционной (академической) парадигмы роста научного знания. Формирование трансдисциплинарной парадигмы науки – неизбежный этап в истории научного развития, которое до этого последовательно прошло этапы (1) протонаучного (философского) всеобъемлющего знания, (2) полидисциплинарной парадигмы эмпирической науки, (3) формирования междисциплинарных исследовательских полей, объединяющих смежные научные дисциплины. В настоящее же время происходит реальный переход к этапу (4) – трансдисциплинарной науке, которая представляет как бы возврат к протонаучному всеобъемлющему знанию, но уже с учетом опыта этапов (2) и (3). И спровоцировала этот переход революция в человеческой (социальной) коммуникации, обязанная КТК и радикально изменившая режим социального взаимодействия. С приходом КТК возникло новое общество с предельно демократизированной виртуальной коммуникацией – когда социально значимым коммуникатором способен стать любой человек, пользующийся коммуникационными ресурсами Интернета и тем самым предоставляющий исследователям в области ОН социологический материал, которого просто не было в обществе, не знавшем КТК. Соответственно, должна была измениться методология ОН, призванная отреагировать на прекращение монополии узкого академического сообщества на производство и обработку социологических данных, – трансформироваться из элитарной (замкнутой в элитарном академическом сообществе, элитарном пространстве академических дисциплин) методологии в так сказать «народную» методологию, «народную» науку, структурированную как трансдисциплинарное исследовательское поле в смысле выхода исследовательского инструментария за академические рамки.

Современные процессы формирования новой мировой общественной парадигмы описываются в научной литературе понятием «глобализация». Понятие это многомерное и разрабатывается в разных аспектах – экономическом, миграционном, культурном, – но суть его состоит именно в связанной с КТК глобализации и беспрецедентной демократизации человеческой коммуникации. Ряд исследователей считают, что глобализация выступает прямым социальным фактором интеграционных процессов в современном научном развитии – именно фактором формирования трансдисциплинарной парадигмы в ОН. Действительно:

(1) глобализация повышает системность мирового социума, усиливая взаимозависимость всех его частей;

(2) это ведет к быстрому распространению по всей системе «возмущений», возникающих в каких-то ее частях, т.е. к частым системных сдвигам, что выглядит как ускоренное общественное развитие;

(3) следовательно, глобализация, существенно повысившая системность человеческого мира и скорость системных изменений в нем, предъявляет наукам об обществе требование стать адекватными повышенной социальной системности, давать синтетическую картину социального мира, который не просто изменчив, но непредсказуемо изменчив, коль скоро некое непредвиденное локальное «возмущение» способно принять глобальный масштаб.

Процессам в человеческом / социальном мире в принципе свойствен статистический (вероятностный) характер из-за вмешательства в них случая, прецедента, что делает социум реальностью, в которой не работает классический (лапласовский) детерминизм. Глобализация отчетливо проявила этот статистический, прецедентный характер общественных процессов. Повысив системность мирового общества (взаимозависимость его частей) и, соответственно, скорость распространения по всей системе прецедентных локальных «возмущений», придала случаю, прецеденту в социальной динамике значение системного фактора. В сущности, глобализация именно как глобализация и беспрецедентная демократизация человеческой коммуникации, радикально изменив (благодаря КТК) режим социального взаимодействия / социального обмена, поставила перед науками об обществе императив серьезного пересмотра их базовых теорий в двух направлениях: (1) создания целостной, синтетической картины социальной реальности и (2) развернутого, методологически обеспеченного отражения «индетерминизма» общественных явлений и процессов – их непредсказуемого, «случайного», прецедентного развития 4 .

4

Costanza R. Science and ecological economics: Integrating of the study of humans and the rest of nature // Bulletin of science, technology & society. – 2009. – Vol. 29, N 5. – P. 358–373. – DOI: 10.1177/0270467609342864; Mode of access: http://bst.sagepub.com/cgi/content/abstract/29/5/358

В свою очередь, и естествознание, и философско-научные исследования накопили фундаментальное теоретическое обоснование того, что не только социальный, но и физический мир, и вообще развитие, в какой бы области оно ни происходило (в природе, обществе, науке), есть в основе своей единая – именно статистическая, прецедентная – реальность. То есть глубинный предмет и ОН, и ЕН – единый, что и выступает фундаментальным обоснованием моделирования единства ЕН и ОН. Действительно, уже довольно давно выяснилось, что базовые вселенские процессы и на макроуровне, и на внутриатомном уровне, такие как вселенский термодинамический процесс, а также физические процессы, описываемые теорией относительности и квантовой механикой, носят статистический, т.е. вероятностный характер. Это процессы, где (аналогично социальным явлениям и процессам) фундаментальную роль играет случай – непрогнозируемое изменение, вызывающее к жизни реальность, которой раньше не было. Мощный вклад в понимание, что фундаментальные вселенские процессы имеют статистический характер, внесла эволюционная теория Ч. Дарвина, показавшая не просто эволюцию биологических систем, но эволюцию, которая носит именно прецедентный характер, обязанную прецедентам (случаям) индивидуальных отклонений от видовых признаков. Ч. Дарвин впервые со времен Аристотеля пришел к идее, что тот или иной наличный биологический вид – не сотворенная в готовом виде и неизменная данность, но реализованная возможность из заложенного в индивиде множества подобных возможностей, когда данный биологический вид мог бы быть и другим. Это и есть признание прецедентного характера биологических систем, саму возможность изменений, эволюции, развития которых и обосновал Ч. Дарвин, указав на прецедентный характер биологической эволюции – на то, что индивид «волен» в силу непредсказуемого, случайного стечения обстоятельств и факторов положить начало некоему новому виду. Тем самым любой наличный биологический вид оказывается прецедентным, вероятностным продуктом, продолжающим существовать лишь до тех пор, пока достаточное число его индивидов воспроизводят из поколения в поколение его признаки. И всегда есть вероятность прецедента накапливания на индивидуальном уровне признаков нового вида, который и реализуется, когда этот прецедент становится статистически значимым. Согласно Ч. Дарвину, общее (вид, класс и т.п.) не является для единичного непреложным законом, не превращает единичное в свою марионетку. Напротив, именно единичное создает статистический прецедент общего. И общее оказывается статистическим именем для эмпирически складывающихся «образцов» реальности.

Прецедентно складывающаяся реальность может быть любой – эволюцией видов, как у Ч. Дарвина, или, как у Т. Куна, научным развитием. Кстати, идея Т. Куна о научном развитии через смену «образцов» – парадигм научной практики очень напоминает эволюционную теорию Ч. Дарвина, и ключевое у Т. Куна понятие «парадигма» в точности совпадает с понятием «биологический вид» у Ч. Дарвина – как прецедентно складывающаяся «матрица» соответствующей практики, когда практика всегда может отвергнуть «матрицу», если создаст иные прецеденты. Ч. Дарвин в естествознании XIX в. и Т. Кун в философии науки XX в. сделали сходное фундаментальное открытие, заключающееся в том, что «виды» («парадигмы») исторически меняются, обновляются по индивидуальным прецедентам, непредсказуемым в силу самого системного качества реальности, в которой эти «вольные» прецеденты не только происходят, но и должны происходить. Ч. Дарвин и Т. Кун, руководствуясь научной добросовестностью, совершили даже нечто «запретное» с точки зрения укорененного в человеческом мире и спасительного для человеческого сознания мифа. Они разрушили миф о том, что окружающая человека действительность и сам человек как ее часть надежно защищены некими «генеральными смыслами», неким «общим», организующим все видимое многообразие единичных вещей, явлений и событий в систему «объективных законов». Они показали, что само «общее», закономерное, воспроизводящееся во времени складывается в прецедентных системах и поэтому является относительным, зависимым от времени и места.

Собственно, статистический, прецедентный характер вселенской реальности (в данном случае в отношении физической реальности) математически установил И. Ньютон в законе всемирного тяготения, который не действует там, где нет масс, т.е. оказывается, что законы ньютоновской механики носят статистический характер, поскольку «последняя» физическая реальность представляет случайное распределение масс во вселенной. Продемонстрировал прецедентный характер физической реальности А. Эйнштейн, опровергнув в своей теории относительности представление об абсолютных времени и пространстве – показав их относительность, условность, зависимость от скоростей: переход из ньютоновской физической реальности в эйнштейновскую физическую реальность происходит при скоростях, близких к скорости света (300 000 км/сек). И если даже физическая реальность в своем фундаменте представляет прецедентную систему, то прецедентный характер социальной реальности, выстраиваемой во взаимодействии множества индивидуальных воль, очевиден. Люди сами создают прецедентную систему «общество» и сами же для собственного психологического комфорта творят для себя «абсолюты», передавая им свою ответственность. Отсюда – важный для человека миф о детерминизме как надежно упорядоченном, закономерном, предсказуемом, планомерном бытии. Однако реальность – физическая, биологическая, социальная – разрушает этот психологически удобный для человека миф, усилиями науки представая перед людьми фундаментально прецедентной картиной мира, в которой желанный детерминизм оборачивается психологически некомфортным «детерминизмом случая», выравнивающим права и ответственности единичного и общего, индивида и вида, отдельного гражданина и власти, поскольку общее в качестве своей функции управления обязано не самому себе, но прецедентному раскладу единичного в данное время и в данном месте. То есть получается – суть не в результатах, но в самой процедуре прецедентного их получения.

Понятие «процедура» – ключевое в понимании того, что такое наука, научный метод. Современная (начиная со второй половины XX в.) философия науки демонстрирует, что узаконивание научной, так называемой «объективной» истины происходит не в результате ее эмпирического обоснования, но в результате правильной процедуры ее получения. Этим современная философия науки вносит большой вклад в формирующуюся сегодня новую парадигму научного развития, обязанную в конечном счете новым коммуникационным технологиям, сделавшим человеческую коммуникацию глобальной и беспрецедентно демократичной. Эффекты глобализации для общества и науки заставляют, например, пересмотреть привычный в философско-научном сообществе образ П. Фейерабенда как эпатажного философа. Действительно, в представлении П. Фейерабенда, институт науки, как он сложился в мире с Нового времени, осуществляет процедуру – но не объективного, родившегося вместе с человеком познания как такового, а того, что называется научным мировоззрением. Научное мировоззрение, как любое мировоззрение, представляет лишь одну из возможных картин мира на правах исторической традиции. Историческая же традиция когда-то возникает и подвержена изменениям вплоть до собственного исчезновения – просто потому, что исторически меняется, развивается ее социальный, человеческий контекст. Для П. Фейерабенда наука как научная традиция (как и любая историческая традиция) – не более чем процедура, нацеленная не на какие-либо результаты, а на воспроизведение себя самой с помощью выполнения определенных норм, стандартов, метода, которые называют научными и декларируют в качестве средств для достижения объективной истины.