Наваждение
Шрифт:
Джерри прослушал запись в третий раз. Покачал головой, потом сказал, что сам просмотрит список клиентов, хоть нутром чует, что эта женщина в его магазин не ходит. Силия предложила ему, пока не стемнело, пойти вдвоем раздавать людям объявления о вознаграждении.
— Может быть, у нас возникнут какие-то соображения.
По улице Карлтон они дошли до Шербурн, прошли к югу по Шербурн до площади Джеррард, потом повернули на восток к улице Парламент и двинулись по ней в северном направлении. За ними ехали несколько репортерских машин, но держались они на приличном расстоянии, и через несколько кварталов Силия о них уже забыла. Джерри раздавал листовки, в которых было сказано: «Вознаграждение до семидесяти
Так они дошли до угла улиц Парламент и Уеллесли. Стемнело, народу заметно поубавилось.
— А завтра мы вот что сделаем, — сказал Джерри, — будем стучаться в двери домов.
— Полицейские уже это делали.
— А мы— нет. Никогда не знаешь, кто тебе ответит.
— Думаешь, может открыть эта женщина?
— Такие люди обычно бывают высокого о себе мнения, ты так не считаешь? Но даже если откроет кто-то из ее детей или, может быть, приятель ее, это может вызвать какую-то реакцию.
Она напомнила ему, что на четыре часа назначена пресс-конференция.
— Мне надо будет вернуться не позже трех.
— А я буду продолжать дальше.
— А кто останется в магазине?
— Там посидит Джон. Слушай, я буду этим заниматься столько, сколько понадобится.
Они повернули к югу. Перед одним из тамильских продуктовых магазинчиков, работавших допоздна, на коробке из-под пакетов с молоком сидела девчушка и чистила апельсин. Почему, интересно, подумала Силия, похитители не забрали ее? — она же такая красивая, и никто за ней не присматривает.
— Так, в конце концов, у тебя крыша может поехать, — сказал Джерри.
— Что ты имеешь в виду?
— Если будешь думать о том, почему на ее месте не оказался другой ребенок.
— Я не хочуэтого, — ответила Силия, почти не удивившись тому, что он понял, о чем она думает.
Ненадолго остановившись, она бросила на него пристальный взгляд. Джерри был еще мужчиной в самом расцвете лет, с загорелой лысиной, большими руками, покрытыми татуировкой, и массивной грудью.
— А как ты смог свое горе пережить? — спросила она.
— Пережить? — По его выражению было ясно, что вопрос он понял правильно. Джерри почесал лысину. — Несколько лет было непросто. Моя сестра… ты встречалась с Джин?
Силия кивнула.
— Пару раз ей пришлось прилично со мной повозиться. А потом прошло время. Все понемногу стало приходить в норму.
Они пошли дальше. Сердце Силии сильно билось от нахлынувших переживаний. Она снова остановилась и сказала:
— Нам надо пожениться.
— Силия…
— Нам это надо.
Взгляд его скользнул по ее шее. Она вспомнила, что до сих пор не удосужилась снять колье, которое надела перед тем, как в пятницу вечером отправилась в мотель.
— Рэчел жива. Ты должна быть в этом уверена, — сказал он и поправил колье так, чтобы единственная его жемчужинка свисала спереди.
Большая Линн все еще сидела за кухонным столом Мики, скрестив руки на объемной
груди, в глазах ее отражалась вековая усталость.— Есть какие-нибудь новости? — спросила она.
Силия покачала головой. Большая Линн вздохнула, сделала жест рукой в сторону стола и сказала, что разложила пришедшие Силии сообщения в две стопки:
— Те, что слева, от ваших друзей, а остальные поступили на командный пункт. Люди шлют вам молитвы и добрые пожелания.
Силия поблагодарила ее и пожелала спокойной ночи.
— Я побуду здесь, дорогая, может быть, вам что-нибудь понадобится.
Женщины говорили друг с другом будто во сне. Перед тем как выйти из помещения, Силия взяла проигрыватель компакт-дисков.
В ее комнаты целый день вроде никто не заходил: скопилось много пыли, на полу отпечатались следы — в основном ее собственные. Они покрывали все пространство пола, после того как она бесконечно ходила этой кошмарной ночью из угла в угол. С веранды неторопливо вошел Феликс, и она положила ему в миску еды. Потом нашла в ванной недокуренный бычок, прикурила, свалилась на диван и включила плеер. Когда женщина сказала, что Рэчел с людьми, которые хотят только того, чтобы девочка была в безопасности, и никогда ее не обидят, в груди будто что-то оборвалось и тут же напряглось в предчувствии того, что может случиться что-то недоброе.
Она снова нажала на воспроизведение и на этот раз попыталась говорить вслух, подражая выговору женщины. На слове «серьезно»голос у нее тоже чуть не сорвался. Силия выключила плеер и произнесла:
— Они никогда ее не обидят, не беспокойтесь об этом… — И тут она вышла из транса, почувствовав, что что-то горит.
Схватив окурок, она загасила его в пепельнице, затем поспешно плюнула на тлевший на диванной обивке кружок.
Из кабинета Мики доносились звуки работающего телевизора. Когда она поднималась к нему по лестнице, ее все еще била дрожь.
Мика сидел за столом, заваленным газетными вырезками.
— Привет, — бросил он ей, повернувшись на стуле, и выключил телевизор.
Собаки лениво поднялись и без особого энтузиазма завиляли хвостами.
Силия плюхнулась в кресло-качалку. Через какое-то время ей вспомнилась мысль, не так давно преследовавшая ее.
— Помнишь мою подругу Ханну, о которой я тебе как-то рассказывала?
— Та, которая умерла от рака шейки матки?
— От рака матки.
— Да, помню.
— Как это ни ужасно звучит, я никогда ее особенно не любила. А я ей нравилась, потому мы с ней и дружили. Хоть она и была параноиком, думала, что все ее ненавидят. Ее и вправду многие недолюбливали, потому что у нее такая манера была — звонить людям посреди ночи и обвинять их в том, что они за ее спиной распускают слухи.
— С тобой она тоже так поступала?
— Постоянно. Когда родилась Рэчел, она здорово меня доставала. Я вообще перестала ей звонить. Даже когда узнала, что у нее нашли рак, и тогда не позвонила, а себя успокаивала тем, что очень занята. И вот как-то раз, когда я вышла от зубного врача на улице Сент-Клер, шла я себе спокойно, а женщина на автобусной остановке мне и говорит: «Привет, Силия». Это была она. Выглядела Ханна ужасно. У нее усы выросли, прямо щетина такая черная на верхней губе. На ней было мешковатое мужское пальто, спереди заляпанное чем-то вроде яйца. Я сказала ей, что слышала эту страшную новость и надеюсь, что она себя чувствует лучше. Ханна ответила, что как-нибудь с этим справится. Я ей тогда и брякнула сдуру: «Хорошо»… или что-то в этом духе. Могла же я ей сказать: «Я тебе позвоню» или «Как-нибудь к тебе заскочу». Но этого я ей не сказала. А она на меня еще странно так посмотрела. Но тут подошел автобус, и она уехала. А неделю спустя померла.