Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией
Шрифт:
Подписав Нерчинский договор, правительство Петра I признало власть Китая над этими малонаселенными морскими провинциями. Но теперь маньчжурская династия клонилась к своему неизбежному закату и не могла противостоять Муравьеву. И когда в 1858 г. английские войска оккупировали Кантон, а тайпины захватили Нанкин (Наньцзин), у осажденного цинского правительства не было другого выбора, кроме как уступить требованиям Муравьева о контроле над регионом. По договорам, подписанным в тот год в Айгуне и в 1860 г. — в Пекине, Россия получала западный берег Амура от северо-западной оконечности Маньчжурии до Тихого океана, а также территорию к востоку от реки Уссури {519} . Подчеркивая свои амбиции, Муравьев окрестил новый порт на Тихом океане Владивостоком.
После 1860 г. дипломатия князя Горчакова в Азии стала более осмотрительной. В Туркестане воинственные генералы, такие как Скобелев, энергично продвигались вперед, туда, где территория царской России граничила с небольшими самостоятельными ханствами — Хивинским, Кокандским и Бухарским. Однако, когда дело касалось более авторитетных держав, Петербург избегал риска
Один из самых плодородных оазисов Центральной Азии — долина, орошаемая верховьями реки Или на северо-западной границе Китая, имела огромное стратегическое и коммерческое значение {521} . Во время крупного восстания мусульман в т.н. Китайском Туркестане в 1860-е гг. восставшие изгнали цинскую администрацию с этой территории и грозили подтолкнуть к мятежу своих единоверцев в российской части Туркестана по другую сторону границы. Хотя у него и не было на это приказа начальства, генерал Константин Кауфман в 1871 г. направил войска на захват долины. Они легко подавили мятеж, а их командир, генерал Герасим Колпаковский, объявил, что Или занята «навечно» {522} . Русский посланник в Пекине Влангали лаконично сообщил в Цзунлиямынь, что Колпаковский «вернул» земли, занятые мусульманскими мятежниками, опустив при этом неудобные для себя заявления генерала об аннексии. Вместо этого на основании предшествующих просьб Китая о помощи в подавлении восстания эта акция была представлена скорее как дружественный жест, и Александр II публично объявил, что Или будет возвращена Пекину, как только тот усмирит Синцзян.
То, что Россия когда-либо выполнит слово и спустит свой флаг в долине, вызывало большие сомнения. Однако к 1878 г. цинские армии под грамотным руководством генерала Цзо Цзунтана наконец-то подавили восстание. С огромной неохотой и только через три года, в течение которых тянулись переговоры, царские дипломаты все же согласились освободить большую часть долины Или на приемлемых для Китая условиях по договору, заключенному в Петербурге 12 февраля 1881 г. {523} .
Решение покинуть эти земли было вызвано глубокой обеспокоенностью Петербурга по поводу неудачи в Османской империи. Когда Александр II нехотя позволил втянуть свою империю в новую турецкую войну в 1877 г., последующие события только подтвердили мудрость его пацифистских инстинктов. В отличие от Крымской войны 1853—1856 гг., Турция теперь воевала почти без какой-либо помощи, и к началу 1878 г. царские войска дошли до ворот Стамбула. Однако Великобритания и Австро-Венгрия, встревоженные условиями, на которых был заключен мир с турецким правительством в Сан-Стефано, заставили Россию снова сесть за стол переговоров. Будучи слишком слаба, чтобы противостоять сразу нескольким державам, Россия была вынуждена убавить свои требования и согласиться на существенный пересмотр договора на Берлинском конгрессе в мае 1878 г. {524} .
Эта дипломатическая уступка была воспринята в Петербурге как серьезное поражение, вызвав возмущение общественности и еще больше пошатнув и без того неустойчивый гражданский порядок в России {525} . Поднявшаяся волна народовольческого терроризма, завершившаяся убийством Александра II 1 марта 1881 г., зловещим образом напомнила предсказание, которое цесаревич Александр Александрович услышал от своего наставника Константина Победоносцева: «…народ будет видеть в этом мире [Берлинском договоре] позор для русского имени, и я предвижу горькие бедственные от него последствия внутри России» {526} .
Александр III казался полной противоположностью своему отцу. Бесстрастный и лишенный воображения, но наделенный некоей природной проницательностью, глубоко консервативный самодержец олицетворял собой многие качества архетипичного «мужика». Новый царь был категорически не согласен со своим предшественником в вопросах внутренней политики и обратил вспять или по крайней мере приостановил ряд реформ своего отца. В то же время он полностью разделял мнение отца о том, что необходимо избегать войны. Подводя итог правления Александра III, один из чиновников Министерства иностранных дел описал цель его дипломатии следующим образом: «Поставить Россию в такое международное положение, которое позволило бы ей успокоиться, оправиться от пережитого ею страшного удара и направить затем все свои силы на национальное возрождение и на внутреннее устроение… Внешняя политика императора Александра III была по преимуществу политикой мира» {527} . В этом император добился успеха. С умелой помощью министра иностранных дел Николая Карловича Гирса Александр III установил своеобразный рекорд, не ввязавшись ни в один вооруженный конфликт на протяжении тринадцати лет своего царствования.
Сын почтмейстера-лютеранина, Гире был совсем не похож на дилетантов-аристократов, традиционно доминировавших в Министерстве иностранных дел [64] . При этом у него был богатый опыт службы за границей, и, по оценке одного историка, он был, «возможно, наиболее опытным и способным государственным деятелем своего времени в Европе после Бисмарка» {528} . Как и его государь, Гире в первую очередь был заинтересован в стабильности, и он проводил политику умеренности и сдержанности, избегая, по его словам, «бесполезных и неуместных осложнений» {529} . Будущий канцлер Германии граф Бернгард фон Бюлов отмечал: «Гире отчетливо понимает, что иностранное поражение приведет Россию к революционным потрясениям
такого масштаба, что Парижская коммуна покажется по сравнению с ними детской забавой» {530} . Единственным вопросом, по которому министр иностранных дел серьезно расходился во взглядах с царем, было решение вступить в союз с французами в начале 1890-х гг., однако он послушно исполнил пожелания Александра.64
Царское Министерство иностранных дел находилось рядом с Певческим мостом в Петербурге. Подобно тому как французы называли свое дипломатическое ведомство Кэ д'Орсе, а немцы — Вильгельмштрассе, русские час то использовали метонимию «Певческий мост», говоря об имперском МИДе. См.: Lieven D.Russia and the Origins of the First World War. New York, 1983. P. 61; Iswolsky H.No Time to Grieve: An Auhagraphical Journey. Philadelphia, 1985. P. 31.
Александр III остановил продвижение России в Азии. Если не считать нескольких стычек с афганцами на Памире, его армии в основном стояли без дела. Вместо этого новый царь обратил внимание на внутреннее развитие своих владений. Его самое честолюбивое предприятие — начало строительства Транссибирской железной дороги в 1891 г. От этого проекта, отчасти вдохновленного Трансканадской железной дорогой, которая создала новые города, принесла в прерии процветание и способствовала объединению нации, ожидали таких же благ для обширной российской колонии {531} . Что еще более важно, этот проект должен был способствовать усилению военного контроля над тихоокеанскими территориями.
Россия Александра III не стремилась продвинуться дальше своих границ на Дальнем Востоке. Когда в середине 1880-х гг. представилась возможность захватить незамерзающий порт в Корее, Петербург устоял перед соблазном, понимая, что такой шаг потребует слишком больших усилий от войск на Тихом океане {532} . В то же время Гире был слишком сильно обеспокоен агрессией со стороны Китая, чтобы размышлять еще и над возможностями дальнейшей территориальной экспансии [65] . Как уже говорилось, и министр, и царь не вняли настоятельным призывам Пржевальского к завоеванию. Несмотря на укрепившуюся дружбу с Францией, Гире даже отказал просьбе из Парижа в 1891 г. подписать протокол о защите христианских миссионеров в Китае, ссылаясь на то, что Россия должна вести себя там осмотрительнее {533} . Какое-то время казалось, что престиж России в Китае падает. Один из царских дипломатов вспоминал, что за несколько лет, предшествующих 1891 г., престиж России в Китае заметно упал и менее сильные державы ее обогнали {534} .
65
В письме к министру финансов Ивану Алексеевичу Вышнеградскому в 1880 г. Гире утверждал, что невозможно не предвидеть нападения врага имен но с этой стороны (Симанский.События. Т. 1. С. 5).
Гире все же попытался улучшить положение, назначив компетентного представителя к цинскому двору в 1891 г. {535} . Новый посол, граф Артур Павлович Кассини, имел большой опыт службы при немецких дворах и пользовался большим уважением своих коллег [66] . Граф Владимир Николаевич Ламздорф, один из его начальников, был доволен этим назначением, отмечая: «Он очень остроумен и тонкий наблюдатель» {536} . Внук итальянского дипломата, поступившего на русскую службу в царствование Александра I, Кассини был космополитом старой школы. Он безупречно говорил по-французски, с акцентом — по-русски и, несмотря на хорошее владение английским языком, настаивал на присутствии переводчика, когда имел дело с англоязычными коллегами {537} . Личная жизнь Кассини, которую один из гостей Пекина охарактеризовал как «скандальную хронику», не мешала ему очень умело вести дипломатическую интригу в сложной обстановке. Благодаря во многом ему Россия сумела восстановить свою репутацию в Китае {538} . [67]
66
Он пользовался и уважением своих противников. Сэр Роберт Харт, заслуженный британский глава Китайской императорской морской таможни, тоже высоко оценивал его способности, хотя и с неохотой. См.: Hart.I. G. in Peking. Vol. 2. P. 1044 (Харт — Кэмпбеллу, письмо от 8 декабря 1895 г.).
67
Развлечения Кассини в свободное время более чем не нравились вышестоящим лицам. Граф вызвал неудовольствие императрицы любовной интрижкой с одной из ее фрейлин. Его карьере также не способствовал раз- вод с племянницей Горчакова. См.: Cassini M.Never a Dull Moment: The Memoirs of Countess Marguerite Cassini. New York, 1956. P. 10. См.: Cordier.Histoire des relations. Vol. 3. P. 348; Gerard A.Memoires d'Auguste Gerard. Paris, 1928. P. 266. Впоследствии Кассини стал первым послом России в Соединенных Штатах.