Навстречу закату. Ты нужна мне

Да уж, ни на побег, ни на незаметное проникновение внутрь ни у кого шанса нет.

К волнению прибавилось горькое, пожирающее изнутри чувство безысходности. Я понятия не имею, что мне предстоит узнать. Я не понимаю, какая реакция меня ждёт… Чёрт, да даже её внешность сейчас для меня большая загадка.

В памяти всё настолько смазано, насколько усердно я всё это время вычеркивала прошлое из своей жизни.

Лишь, когда из-за аккуратно стриженных кустов показалась женская фигура, я наконец, чётко всё осознала — сейчас я её увижу. Ту, которую похоронила несколько лет назад. Которая меня прокляла, считая, что я убила любовь всей её жизнь. Ту, которую я вопреки всему до сих пор… люблю. Этот факт никак не объяснить.

Кроме как одного немаловажного момента — она моя мать.

Шаги становились короче, дыхание реже, а сердце напротив стучало так быстро, что казалось вот-вот выйдет из строя от бешенной скорости.

Я вижу её, боже, я её вижу.

Она стояла спиной, но я без труда в худой сутулой женщине распознала когда-то родного человека. И не доходя пару шагов, позвала:

— Мам…

Но женщина не обернулась. Я сделала ещё шаг:

— Мама… Мамочка, — прошептала последнее слово едва слышно.

Я чувствовала, как глазам подступает что-то жгучее, но чувства испытывала противоречивые. И пока женщина оборачивалась, вдруг решила, что быть может, это какая-то ошибка. Просто кто-то очень похож на неё? Кто-то мог всё нарочно подстроить. Потому что несколько лет назад все новости трубили о том, что во время пожара моя мать погибла.

Но когда женщина завершила оборот, внутри всё моментально скрутило от острой боли. Колени безвольно подкосились, и я пошатнулась. Но всё же на ногах устояла.

Нет никакой ошибки. Это моя мать.

С безжизненным взглядом, с бесцветным лицом, с обвисшими веками и седыми прядями. Но это она.

Она.

И я ринулась к ней, наплевав на все предостережения персонала. Обняла и зашептала:

— Мама, мамочка. Прости меня, мама.

По щекам внезапно покатились слезы, но я тут же вытерла их тыльной стороной ладони и отстранилась, не чувствуя ни сопротивления, ни ответных объятий.

Так и есть. В глазах женщины не наблюдалось ни испуга, ни удивления. Но теперь она на меня смотрела.

— Ты вернулась, — произнесла она еле слышно.

— Я вернулась, мам.

— Вернулась…

Она на короткий миг растянула губы, и тут же снова улыбку убрала.

— Кто вы?

— Ты не узнаешь меня? — заглянула ей в глаза.

— Простите, я… нет, я вас не знаю.

Родной до боли голос, и вот теперь интерес. Она как будто только что очнулась.

— Я…

— Вы от моей дочери? От Леры? — ошарашила внезапно, встрепенувшись.

Я застыла, не зная, что на это ответить. Она помнит, что у нее есть дочь. Но не узнает меня, или не хочет узнавать. Меня предупредили, что всё может пойти совсем не так, как представляю. И нужно подыграть, если это случится. Так больше шансов, что не произойдет внезапного срыва. Поэтому кивнула.

— Да, меня Лера послала.

— Как хорошо! Как она, расскажите? У нее всё хорошо? Я обещала ей новое платье, она просила с большим синим бантом. Показать? А вдруг ей не понравится?

На её лице отразился испуг, мама начала оглядываться.

— Где шкаф? Я повесила туда платье. Прошлое Лерочке не понравилось. Вы видели, показать?

Слезы полились из глаз, и я зажала рот рукой, подавляя рвущийся всхлип.

— Мне нужно срочно его передать. Я расстроила её. Ей не понравился наряд… А вдруг и это ей не подойдёт?

— Оно ей понравится, — произнесла, беря маму за плечи. Я должна быть сильнее. Даже сейчас слабость может сыграть против, и я ничего не узнаю.

— Правда? Она, должно быть, красавица. И характер строптивый. Всегда на всё своё мнение. Не в меня… Наверно, в отца.

В груди замерло.

— Отца?

— Вы видели его?

— Нет, но… Ты… Вы знали, кто он?

— Конечно, — растянула она губы в улыбке.

Мама вдруг обернулась и приложила палец к губам.

— Мне нельзя говорить, ему ничего не надо. Но если он узнает, я боюсь… Он придет и отберет её платье. Он отберет её у меня. Мою доченьку, Лерочку.

Мама затряслась, а я попыталась её успокоить:

— Не переживайте, она… она в безопасности.

— Он приходил, он уже приходил. Он заберет. Нельзя. Никому нельзя знать.

Яркой болезненной вспышкой окутывало прошлое, тревога сковывала всё внутри. Нажимать на кнопку рано. Но я не знала, что последует за таким странным поведением матери. Она тем временем отходила:

— Я сейчас, я быстро, подождите.

Как объяснил мужчина, который сюда меня провел, клиенты (так называли тут тех, кто находился на принудительном лечении), могут свободно перемещаться по саду. На каждом шагу датчики и камеры. Поэтому матери ничего не угрожало, здесь повсюду персонал. Но всё равно я испытывала тревогу.

Мама вдруг села на скамью и закрыла глаза. В руках она что-то держала, но не вставала с места.

Возможно, ей нужно успокоиться. Время есть, давить на неё я не буду. И пока мама приходила в себя, я погрузилась в воспоминания.

Пятнадцать лет назад

Вырезанное фото из журнала лежит под стеклом письменного стола. Хотя стол обычный, даже без ящиков, но я его зову письменным. Мне так хочется. Сегодня мне всё можно, у меня день рождения.

Целых десять лет!

Дверь в комнату приоткрывается:

— Милая, у меня для тебя сюрприз.

Мама улыбается, а я вскакиваю со стула.

— Он в кухне, — слышу голос матери, выбегая из комнаты с криком:

— У меня наконец-то появится то платье!

Ведь я рассказывала маме, что хочу его. А теперь она говорит про сюрприз. Значит, всё верно.

Но на пороге я испуганно замираю. На небольшом старом диване сидит неизвестный мужчина. Небольшими прищуренными глазами он смотрит так внимательно, что становится не по себе. Неопрятные темные волосы, борода и усы. Он отчего-то мне сразу не нравится, и даже обычное «здравствуйте» я произнести не могу.

— Лера, знакомься, это… Это твой отец.

Я изумленно перевожу взгляд на маму. Она говорила, мой папа уехал, потому что ему пришлось. Но подробностей не следовало. Она обещала мне всё рассказать, когда я подрасту. Но я росла, а ответа не находила. И сейчас не испытываю радости. Наверно, должна, не знаю. Но не испытываю.

Мама замечает моё расстройство:

— Это же лучше, чем платье, Лера. Это твой папа. Ему пришлось уехать, но он вернулся. Здорово, правда? Марат, ну что же ты молчишь.