Найди меня

У женщины были такие длинные, темные и блестящие волосы. Не черные, не совсем черные, но они напомнили Габби крыло черного дрозда. Ее красота была неожиданной и почти случайной. Загар, настоящий загар, какой бывает у людей, живущих на открытом воздухе. Джоггеров, хайкеров, серферов. На серфера она не похожа. Габби плавала в океане, но больше не бегала и не ходила в походы. Никаких больше парков и троп.

Глаза у женщины были ярко-синие. Неожиданно. При таком цвете волос глаза обычно карие. Наверное, контактные линзы. Нет, непохоже. Она выглядела так, будто не знает, как выглядит со стороны. Габби понимала, как доходят до такого состояния.

— Вы не возражаете, если я буду записывать наш разговор? — спросил мужчина. Он ведь сказал, что его зовут Дэниел? Кажется, так..

— Не возражаю, — она натянуто улыбнулась. — Я предложила вам чего-нибудь попить?

Голос ее был ровным, но сердце колотилось, и она продолжала думать об океане. Сейчас он ревел в ее ушах. Она представила, как вбегает в него по пояс, расплескивая воду. А потом ныряет в воду и плывет.

— Спасибо, не стоит, — сказал мужчина.

Говорила ли женщина хоть что-то? Рени Фишер. Габби казалось, что стоит ей открыть рот, она завизжит: «Папа, стой! Ты ей делаешь больно!»

Вместо этого женщина повернулась к своему напарнику и сказала тихим и совершенно нормальным голосом:

— Вы не оставите нас вдвоем на несколько минут?

Потом она посмотрела сквозь стеклянную дверь на патио — зеленая колибри прилетела на поилку.

— Наверное, можно забрать и диктофон и выйти ненадолго.

Предложение ему не понравилось. Габби это ясно видела. Но женщина молча кивнула и взглянула на него, и он забрал диктофон и выскользнул за дверь. Вспугнутая колибри метнулась прочь.

Габби и женщина смотрели на Дэниела, который тоже отошел в сторону, расправив плечи, как бы демонстрируя свое отстранение от ситуации. Габби уже жалела, что он ушел, оставив ее наедине с женщиной, чьи волосы были, как крыло черного дрозда. Теперь ей придется смотреть на нее и говорить с ней.

— Может быть, чаю? — спросила Габби. Она, кажется, уже спрашивала? — Или кофе?

— Лучше воды.

— О. Да. Конечно. — Вода это просто.

Женщина даже помогла ей достать стаканы и налить из кувшина. Обе отпили по большому глотку.

— Купила эти стаканы в Палм-Спрингс, в антикварной лавке, — сказала Габби.

Ей нравились яркие вещи, и на этих стаканах были яркие веселые цветы.

— Просто прелесть.

Они поставили стаканы.

— Я очень много думала о вас все эти годы, — сказала наконец Габби. Теперь они неловко стояли у раковины. Может быть, Рени ждала, что ее пригласят сесть. — Могу я вас обнять? — спросила Габби.

Фраза была совершенно неожиданной, и обе они казались изумленными. Только что Габби хотелось бежать. А сейчас эти странные слова сорвались с ее губ. Но она видела, что Рени поняла. Между ними существовала связь, которой не должно существовать между людьми.

Рени широко развела руки, и Габби вошла в ее объятия. Руки были сильные и уверенные, уже совсем не руки ребенка. Волосы цвета птичьего крыла оказались именно такими шелковистыми, как казалось Габби. Ее собственные руки сомкнулись вокруг этой женщины, ее нового друга, и они приникли друг к другу почти на целую минуту, прежде чем разойтись. А когда Габби снова взглянула в синие глаза Рени, в них блестели слезы.

Габби наконец произнесла эти слова.

— Благодарю вас.

Она видела, что Рени сейчас так же трудно, как и ей. Может быть, даже труднее. Если бы ее не пожирали собственные страхи, она заметила бы это сразу. Рени тоже хотелось бежать. Не к океану, наверное, а куда-то еще, где палит солнце, сделавшее ее кожу темно-коричневой.

— Не за спасение моей жизни, — сказала Габби. — Ну да, и за это, но спасибо за то, что вы такая храбрая и сильная, спасибо, что поступили правильно, хотя сами боялись.

— У меня чувство, что я вас знаю. — Рени приложила руку к сердцу. — Вот тут. Словно вы жили тут почти всю мою жизнь. С того самого вечера.

— Думаю, что так и есть.

Детектив Дэниел отыскал шезлонг и тихо сидел в нем, так тихо, что колибри вернулась и устроила балет возле поилки. Это хорошие люди.

Габби не хотелось разрушать очарование, но муж должен был вернуться домой часа через два, а им надо было закончить дело.

— Вы хотели поговорить со мной, — сказала она. Десять минут назад она была не готова и думала, что никогда не будет готова, но сейчас ей не терпелось начать поскорее.

Дэниел вернулся, и они вместе уселись за стол. В кухне было по-прежнему ослепительно светло, но теперь этот блеск выглядел скорее обещанием, чем предупреждением.

— Я слышала о вашем отце, — сказала Габби. — О том, что произошло. Мне очень жаль.

Не жаль, что он умер, нет. О нет, черт возьми.

— Спасибо, — ответила Рени. Похоже, она поняла, что имела в виду Габби.

«Конечно, она его любила», — подумала Габби. После всего этого. И, как ни странно, Габби по-своему тоже. Он преподавал ей психологию. Нравился всем девушкам, все девушки на него западали. Вот так и было. Вот таким образом все и происходило.

После нападения, когда она прибежала в общежитие, ей никто не поверил. Некоторые даже обвиняли ее в провокации. Некоторые говорили, что она лжет, чтобы устроить ему неприятности. Но тогда она показала кровоподтеки на горле, и по общежитию пронесся ужас. Все знали об Убийце Внутренней Империи.

Профессора арестовали в его доме через несколько часов.

Габби всегда думала о Рени. Что случилось с ней, когда Габби убежала? Ее наказали? Какое наказание мог применить к ребенку такой человек? Была ли она дома, когда полиция пришла за ним?

Рени и Дэниел задали ей множество вопросов, которые ей уже задавали в прошлом. Но потом разговор поменял направление, они подняли тему присутствия другого человека.

— Я много изучал это дело, — сказал Дэниел, — и никогда не слышал об этой версии. Но мы нашли старые документы, принадлежавшие журналисту-расследователю. В своих заметках он утверждает, что говорил с вами и вы упомянули второго взрослого. Вы что-нибудь об этом помните?

Какие-то моменты она помнила так ясно, как будто прошло всего несколько часов. Но другие помнила смутно. А некоторые воспоминания просто исчезли. Например, она совершенно не помнила, как добежала из парка до общежития. Об этом в памяти ничего не осталось. Она полагала, что в мозгу образовался рубец вокруг того вечера и часть воспоминаний не вернется никогда.

— Я не помню.

— Это необычно, — сказала Рени. — Особенно при том, что никто больше об этом не упоминал. Ничего нет ни в одном из отчетов, которые мы прочли.