Найди меня

Она привыкла, что ее считают злодейкой. Она уже выработала иммунитет, но ненавидела торчать в городе, среди вечно любопытных зевак и ненавистников. Она не хотела, чтобы из семейной трагедии Фишеров делали развлечение.

— Чертовы птицы, — сказала Розалинда, ставя наполненную поилку и беря пустую.

Розалинда имела в виду не самих колибри, а того, кого они воплощали. Напоминания находились среди самых обыденных и повсеместных вещей.

Наполнив все три поилки, они вынесли их наружу, на свой собственный задний двор и повесили на кронштейны, давным-давно установленные отцом. Они пытались переманить к себе птиц от Мориса и дать им привычный корм.

— Что ты собираешься делать с клеймом для керамики? — спросила Розалинда, пока они разглядывали только что повешенные поилки, гадая, как скоро птицы их обнаружат.

Клеймо стало уже известным. Но отныне оно каждый раз будет напоминать ей тот день, когда отец взял ее с собой, чтобы закопать жертву в пустыне.

— Я пока не решила.

— Никогда не сомневалась в Морисе, — сказала мать, явно не в силах перестать думать о нем. — Теперь я вижу, какой дурой была. Они с твоим отцом были так близки. Однако я любила Мориса. Я и сейчас его люблю.

— Я тоже.

Большинство людей не могут начать сначала. Это заблуждение. Пока память человека не стерта, начать все сызнова невозможно, можно только двигаться дальше. Даже если сжечь проклятый дом, он все равно останется в вашей памяти. Несколько раз за последние несколько дней Рени представляла, что поедет в пустыню и закрасит ту нацарапанную на камне птицу. Можно подобрать краску под цвет скалы, и никто ничего не заметит, как не было.

Но она-то будет знать, что птица там, под краской.

Это еще хуже. Знать, что она там, но не видеть. Она будет как пародия на ее жизнь. Два человека, которых она любила, отец и Морис, скрывавших свою сущность за одеждой и улыбками, за книгами о птицах. Слишком много было тайн. Как она говорила Дэниелу, дети создают свою собственную реальность. Так они преодолевают тьму.

— Что же мне делать с церемонией награждения? — волновалась мать.

Рени уже позабыла о мероприятии, затеянном в честь ее матери. Как дико волноваться или даже думать о нем сейчас. Рени бы на ее месте просто не пошла.

— Позвони координатору и предупреди, что ты не придешь. Они поймут.

Возможно, даже испытают облегчение оттого, что ее не надо будет чествовать. Лучший друг Розалинды и ее муж, два жестоких преступника.

— Пожалуй, я все же пойду. Я не сделала ничего плохого. Я это заслужила. Но хочу, чтобы и ты пошла со мной. Не уверена, что справлюсь одна.

Какая пытка для них обоих.

— Хорошо. — Нельзя допустить, чтобы мать терпела все это в одиночестве.

— Прошлой ночью я думала вот о чем, — сказала Розалинда. — Может, уедем куда-нибудь на день-другой? Подальше от журналистов и соседей.

Отличная идея. Выбраться из города, хотя бы на сутки. Но Рени хотела вернуться в пустыню.

— Может быть, в бабушкин домик.

У Розалинды сделалось несчастное лицо.

— Я не хочу оставаться без связи. Не могу быть вне досягаемости, если вдруг какой-нибудь молодой женщине понадобится приют.

Дом ее матери уже никогда больше не станет убежищем для пострадавших женщин, в этом Рени была уверена. Но пусть думает, что кто-то может позвонить. Пусть думает, что ее имя не вычеркнули из списков телефонов организации. Пройдет время, никто не будет звонить, и мать перестанет ждать. Возможно, переделает гостевую комнату под что-нибудь другое. Мастерскую для хобби? Или наконец уедет отсюда, от гор и полей ветро-электрогенераторов, в другой город. Хотя вряд ли.

— Я так давно не была там, — сказала Рени. — Надо посмотреть, все ли там в порядке. Когда ты ездила туда последний раз?

— Несколько лет назад. Но мне надо вернуться к вечеру субботы, на церемонию. Вообще-то я думала о каком-нибудь милом отеле, — сказала Розалинда. — Где-нибудь на берегу океана. Мы бы посидели на пляже, поглядели на закат, как прежде. Держу пари, что на пляже сотовая связь есть.

— Давай поедем в пустыню, — сказала Рени, уже загораясь этой идеей. — Там закаты куда лучше.

Хижина без бабушки будет грустной, но она подарит им чуточку покоя. И Рени внезапно понадобилось подтверждение, что ее жизнь с бабушкой была реальной. У нее возникло смутное воспоминание о матери в хижине, с ножницами в руке.

— Возьми свои ножницы, можешь подстричь меня, — сказала она, преодолевая смутное чувство тревоги. — Как захочешь.

Стрижка, похоже, решила дело.

— Смотри, — показала Рени. Маленький дружок уже отыскал поилку. Он узнал пурпурный цвет. Благодаря отцу она знала, что это колибри Коста, которых можно встретить в Палм-Спрингс круглый год.

Вскоре Рени уже отъезжала от дома, медленно пробираясь через толпу. Большинство вело себя уважительно и отступало в сторону, отводя глаза. Другие откровенно пялились, а одна женщина заскрежетала зубами и показала Рени средний палец.

Ничто из этого особенно ее не задевало. Просто формы поведения людей.

ГЛАВА 38

На следующий день Рени, одетая в джинсы и выцветшую футболку, закатав рукава, погрузила галлонные бутыли воды в кузов автомобиля матери, потом достала рюкзак, который привезла из своей хижины, где впервые за эти дни провела ночь. Забросив рюкзак в машину, она перепроверила припасы. Протеиновые батончики, куртка, вяленая говядина, шляпа, запасные темные очки, бандана, крем от солнца.

— Вижу, ты подготовилась по-настоящему.

Стоявшая за ней упершись руками в бедра Розалинда, в светлом шарфе, огромных очках, белых джинсах и рабочей рубашке из шамбре выглядела как знаменитость. Она надела кожаные сандалии, но Рени заметила в кузове пару кроссовок.

— Никогда не выезжаю в пустыню без всего необходимого по меньшей мере на несколько дней, — ответила она.

— Отпуск должен быть чем-то, что снимает стресс, а не вызывает его. Почему мы должны беспокоиться о выживании? Но я собираюсь получить свое вознаграждение. Хочу тебя как следует подстричь.

Рени перебросила волосы через плечо и пригладила их ладонью, с удивлением почувствовав слабую грусть при мысли, что вот-вот попрощается с ними. Казалось, что ей должно быть все равно. Но ее отец любил длинные волосы и хвостики. Это ее и тревожило. Лучше подстричься.

Захлопнув заднюю дверцу и зная, что мама будет рада уступить руль, она сказала:

— Я поведу.

Как у большинства новых моделей, в машине Розалинды стояла система зажигания без ключа. Как только ремень безопасности был застегнут, Рени бросила брелок в держатель для кружек, нажала кнопку пуска на приборной доске, и они тронулись. Работал кондиционер, играла музыка, за окном мелькали юкки и один вид сменялся другим. Почти два часа по хорошей дороге, потом пошла грунтовка, где они рисковали завязнуть в глубоком песке, более пригодная для машин с клиренсом повыше. Рени объезжала промоины, а мать цеплялась за ручку над дверцей и говорила что-то о том, что уже забыла, какая ужасная тут дорога. Верно. Здесь никто не ездил, и, видимо, дорогу ни разу не ровняли со времени смерти бабушки Берил.