Найду и удержу

— Вы о битве с бездорожьем? — спросила она и покраснела. От неловкости фразы она смутилась и уткнулась носом в пышный воротник рыжей лисьей шубки. Господи, она уже говорит газетными заголовками.

Но Ястребов не засмеялся. Он просто покачал головой и сказал:

— Я вам говорил, Варя, что сделал пушку. В разобранном виде она входит только в эту машину. И ее вес не ломает моему «козлу» хребет.

— А вы часто ездите стрелять? — спросила Варя, которой было тепло внутри машины, хотя, казалось бы, откуда взяться теплу — обычный тент, вот и все стены. А... может, предложить ему подняться? Выпить чаю?

Нет, одернула она себя. Не сейчас.

— Нас приглашают часто, но мы очень разборчивы, — заметил Ястребов.

— А сейчас вас тоже куда-то пригласили? — спросила она с любопытством. Она засунула руки в меховые рукава лисьей шубки, и они обрадовались этому особенному — сухому меховому — теплу.

— Да. И мы согласились. В имении Серафима Федоровича Скурихина праздник. С фейерверками и пальбой из пушки.

— Ах вот как, — удивилась она и еще глубже засунула руки в рукава.

— Он вас пригласил? — осторожно спросил Ястребов.

— Нет. — Варя усмехнулась. — Я однажды сумела отказаться раз и навсегда.

— Он принял к исполнению? Неужели? — Ястребов иронично поднял брови.

— Я сделала это через Родиона Степановича, — объяснила Варя.

— Тогда я забираю свое удивление обратно. — Он поднял руки от руля, сдаваясь.

— Что ж, — сказала Варя, быстро выдернув руки из импровизированной муфты и поднимая черную сумку на длинном ремне с коленей, — я пойду. Спасибо за все.

— Это вам спасибо, — тихо проговорил Ястребов. Он потянул ее за рукав: — Дайте вашу руку.

Варя не сопротивлялась. Она подала правую. Он отодвинул край перчатки на кроличьем меху и коснулся губами чуть выше запястья. Они были горячие и слегка шершавые. Такие губы, вдруг пришло в голову Варе, зимой надо покрывать гигиенической помадой. Даже мужчинам.

— Вы прямо настоящий гусар, — смутилась она.

— Я и есть настоящий, — сказал он. — А вы... хотите быть гусарочкой?

— Кем-кем? — переспросила она.

— Гусарочкой. Так мы называем наших дам, членов клуба. Вам очень пошла бы форма, поверьте.

— Я подумаю, — фыркнула Варя. — До свидания.

Он не уезжал, пока в Варином окне не загорелся свет. Она показала ему свои окна.

Варя вошла к себе, не сразу повернула выключатель, подошла к окну проверить — стоит ли его машина.

Она стояла, и Варя тоже стояла, слушая, как стучит сердце. Потом дернула старинный шнурок выключателя, свет зажегся, она услышала рокот мотора.

Ястребов уехал.

Варя опустилась на стул, медленно сняла ботинки. Каблуки стукнулись о паркет.

Она влюбилась. Она нашла наконец того, в кого стоит влюбиться, сказала она себе. В первый раз.

В первый? Да неужели? А что было тогда, с Юрием? Она хорошо помнила свой разговор с Родионом Степановичем.

...Варя подошла к деду, который сидел над магнитофоном и ждал, когда остановится лента. Он вернулся с биостанции и переписывал на свежую кассету свои новые трофеи.

— Родион Степанович, — сказала она, — мне надо с тобой поговорить.

— Слушаю тебя, Варвара, — он наконец повернулся к ней.

Варя почти не называла его дедом, потому что вокруг — а вокруг всегда роились студенты — она слышала только «Родион Степанович». Но называла его всегда на ты, подчеркивая свою особенную близость к нему. В этом состояла ее привилегия по сравнению с другими.

— Что ты скажешь, если меня увезут замуж на остров? — спросила она.

— Гм, — отозвался он, впившись взглядом в крутящуюся коричневую ленту. — На островах всегда жили пираты. Не боишься? — насмешливо полюбопытствовал он.

— А теперь, значит, там обитают их потомки? — весело спросила она.

— Не исключено, — осторожно ответил Родион Степанович. — Я думаю, что остров как таковой формирует в человеке веру в свою непохожесть, особенность, — начал он развивать мысль. Варя давно привыкла к такой манере деда. Он никогда не отвечал сразу, он подводил самого себя к выводу, а заодно и собеседника.

— Надо же, примерно то же самое говорит Юрий, — сказала Варя и порозовела.

— Он рассказывал тебе о нравах обитателей острова Сааремаа?

— Конечно.

— Не туда ли ты собралась? — Лента в магнитофоне докрутилась, в берлоге Родиона Степановича стало тихо. — Он хочет тебя увезти?

— Да. Что ты скажешь? — Варя впилась глазами в деда.

— Что я скажу? Мне больше нравится, когда живут не у него и не у нее, а у себя.

— Как это? — недоуменно спросила Варя.

— Когда двое заводят свой дом в своем собственном месте.

— Но Юрий говорит, что у них замечательный дом. У него сестра почти чемпионка по стрельбе из арбалета. Там... море... Его отец выращивает норок, у него звероферма...

— Все прекрасно, Варвара, — перебил он ее. — Обо всем этом я знаю.

— Юрий тебе не нравится? Чем? Скажи?

— Скажу. — Он вздохнул. — Только тем, что ты мне нравишься. Очень.

— Ага-а, ты не хочешь, чтобы я стала взрослой.

— Хочу. Но я, как всякий мужчина, эгоист. Я хочу, чтобы ты жила поблизости... от меня. Как можно дольше... Эстония — это другая страна.

— Мы там выпустим диски с голосами твоих птиц, то есть наших птиц, да?

Родион Степанович с любопытством посмотрел на Варю:

— Пожалуй, в них есть и твоя доля участия. Верно. Ты сидела со мной в кустах, тебя тоже грызли комары и оводы.