Найду и удержу
Шрифт:
— Да, говорят, что если с самого начала женщина знает, на что идет, ей трудно отдать того, кого выносила и родила.
— А кстати, это все... законно? — Лидия Родионовна посмотрела на дочь.
— Наш Семейный кодекс разрешает, я читала. Как относится к этому их закон — не знаю. Но генетические родители могут зарегистрировать своего ребенка после того, как суррогатная мать подпишется, что отказывается от него.
— Да, здесь тоже, считали Выйки, с тобой не возникнет проблем, — сказала мать.
—
— Юрий не побежал за тобой? — спросила мать.
— Нет. Я и не ждала, что он побежит. Он сам говорил, как преданно относится к своей семье.
— Но неужели муж Элли согласился бы на то, что не она выносит его ребенка?
— Элли и ее мамочка все рассчитали. — Варя усмехнулась.
— Что именно?
— Чемпионка северных стран по стрельбе из арбалета получит большие деньги.
— Рационализм... — мать зябко повела плечами, — возведенный в степень безумия, — бросила она. — А ты им что-то сказала?
— Ничего. — Варя покачала головой. — Знаешь, дедушка говорил мне, что Юрий не слишком открыт, мне будет трудно его понимать. Я думала, он имеет в виду язык.
— По-моему, папа говорил, что Юрий не чистый эстонец, — заметила мать.
— Так и есть. Среди предков Выйки нашли даже голландцев. Но его мать хочет очистить эстонскую кровь от примесей.
— Понимаю, ты тоже могла им подпортить кровь, — заметила мать. — Но они простили бы за бесценные услуги.
— Юрий сказал, что для его сестры очень трудно найти мужа-эстонца. А тот друг, который у нее был, поставил условие — пока он ездит на заработки в Южную Африку, их ребенок должен родиться.
— А почему он едет так далеко? — удивилась мать.
— Он специалист по добыче алмазов.
— Ого! — воскликнула Лидия Родионовна. — Интересно, стала ли Элли чемпионкой? — спросила мать.
— Вряд ли. Я смотрела спортивные сайты много раз эти годы, но ее имени среди чемпионов не нашла.
— Может, никто не согласился, поэтому ей пришлось рожать самой, — хмыкнула мать.
— Или оказалось очень дорого. — Варя улыбнулась.
— Да-а. Ты молодец, что сбежала сразу, без разговоров. Но скажу тебе честно, мы с дедом не знали, как к тебе подступиться, когда ты вернулась, — вздохнула мать. — Ты целыми днями лежала на диване лицом к стене. А когда вставала и шла по квартире, взгляд был пустой, как у манекена. Так страшно. — Мать покачала головой.
Варя усмехнулась:
— Правда?
— Папа говорил, что таким вернулся из армии внук его друга. Месяц не вставал с дивана. Он уперся носом в стенку и молчал. Могу себе представить, чего он там натерпелся. Но ты... Что они сделали с тобой? — спрашивали мы друг у друга. Папа хотел звонить Юрию, требовать отчета. Но я удержала его. Я сказала, что ты жива, физически здорова. А душевная
боль, — она вздохнула, — ее надо изжить. Я знала это по себе. Но руководить его работой Родион Степанович все-таки отказался.Для Вари те дни были как в тумане, но что она помнила отчетливо — это голоса птиц, которые доносились из дедова кабинета. Живые, разные. Они были задорные, печальные, задумчивые.
Они манили ее обратно в жизнь, они вытесняли из памяти Юрия, остров Сааремаа. Однажды, в яркий осенний день, в один из дней бабьего лета, когда надежда на лучшее прорывается даже сквозь асфальтовую толщу печали, Варя встала с дивана.
Это была другая Варя. Она вынесла из своего опыта важные для себя выводы: свою жизнь надо брать в собственные руки, никому не позволять управлять тобой и твоими чувствами. Она должна жить и заниматься делом.
Она подошла к Родиону Степановичу и сказала:
— Я хочу работать.
После побега с острова Сааремаа Варя много раз спрашивала себя: а что это было для Юрия? Он так бойко и бесстрастно переводил слова матери, значит, знал об этом раньше и обсуждал с ней?
На самом деле он ведь говорил ей о каком-то условии... что, только выполнив его, можно думать о браке, гражданстве и доме, который родители подарят им с Юрием, и о части имения.
После перемены власти в Эстонии Выйкам вернули большое имение, которым владел еще их дед. Выйки стали очень состоятельными, хотя и в прежние времена не бедствовали. Уже тогда они разводили норок и хорошо зарабатывали на шкурках. Теперь отец мечтал заняться соболями. Мех дороже собольего трудно найти.
— Скажи, ты узнала все, что хотела, мама? — спросила Варя, глядя на спокойное лицо матери.
— Да, Варя. — Она потянулась к дочери и, как маленькую, погладила по голове. — Я могу повторить то, что уже сказала: ты не умеешь делать глупости.
— Знаешь, из этой истории я вынесла кое-какие мысли о любви.
— Поделись. Интересно.
— Я поняла, что антипод любви — вовсе не ненависть.
— Вот как? А что же? — В голосе матери звучало любопытство.
— Равнодушие.
Мать помолчала, потом кивнула:
— Пожалуй, соглашусь. Когда я рассталась с твоим отцом, так и было. Мне было все равно, с кем он. — Она покачала головой. — Мудро.
— А еще я поняла, что безусловно нужно любить саму жизнь. Она отзовется на твою любовь, будет оберегать тебя. А потом пошлет тебе того, кто нужен.
— Тебе он уже послан. Сама знаешь. — Мать наклонилась и поцеловала дочь в макушку.
На самом деле он Варе уже послан, она нашла его. И она хочет его удержать.
13
Варя выглянула в окно. В рассветной серости что-то косо падало с неба. Ей показалось, что это что-то колет ей плечи, она поежилась и набросила поверх пижамы красный плед, который ночевал на спинке кресла. Босыми ногами она ощущала холодные доски паркета. Как будто на ночь отключили отопление...