Найон
Шрифт:
– У нас это называют стёбом.
– Фу-фу, мне не нравится это слово.
Он развёл руками.
– Вы тут немного отстаёте, у нас много чужих слов в обороте ходит. Мы уже и не помним, которые наши.
У Итаи было своё на уме. Это было заметно невооружённым глазом. Надумав что-то, она трижды впечатала ладонь в поверхность стола, говоря:
– Пойду в управление. Хочу побывать на фронте. Пусть мне всё покажут.
Перед Аверьяновым снова возникла задача, чем ответить.
– Тебя могут не услышать.
– Уж я постараюсь говорить погромче!
– Я не о том. Услышать-то –
– Как они посмеют мне отказать? Я мужа отпустила, и мне откажут?
Он тяжко вздохнул.
– Не могу знать, какие правила у вас тут, я имею другой опыт. С нами не любят разговаривать на тему прав. Или – пошёл вон, или подберут более мягкую форму: видите ли, это военная тайна. Или государственная, мы не имеем права… а вдруг вы шпион?
– Это я, жена – шпион? – Тут до неё стало доходить, что имя-то необычное, никогда такого не слыхала. – А как зовут отца твоего?
– Николай.
– Батюшки! Кто вам даёт такие… необычные имена?
– Местная власть. Не сама, конечно, через своих слуг.
– Вот! – Тая посветлела с лица. – И у нас столько должностей вводят! Для тех, кто готов служить за золотые монеты. И я замечаю, таких становится всё больше, день ото дня. Никогда не думала, что мы способны предать свои обычаи.
– Скоро и песни отнимут, и сказки перепишут. – Аверьянов поздно спохватился, почесал затылок. Так можно вляпаться серьёзно. Дойдёт до неё, что я совсем-совсем чужой, может, и кровь другая, какие болезни принёс из своего мира. Это не какой-то дальний город, за морем или ещё дальше. Понятно, что не с другой планеты, и всё же…
Она поднялась со стула, уставилась прямёшенько ему в глаза.
– Евгений, ты, часом, не с другой планеты? Или с луны?
Он тоже поднялся, раз разговор принял другой характер.
– С этой планеты, с этой. Могу поклясться, чем хочешь. Живёт далековато друг от друга, но мы земляне.
– «З-з… земляне»?
– А как у вас?
– Семляне. Планета Семля. Все планеты просто называем семлями… Вот так новость. А где-то ещё и по-другому искорёжили отдельные названия. О, я теперь понимаю, дошло, наконец! Это нам военные навязывают руководство, которое подменяет правила. – Как же красиво она нахмурила брови, подумал он. Как Тая, когда сердится в шутку.
А у самого голова распухла от сопоставлений. Тая – Итая, Евгений – Миршатка. Два мира, во многом сотворённые под копирку, и только с течением времени в них проявляются отклонения, набегают различия. На ум пришло сравнение двух муравейников. Они нам, из-за размеров только, могут показаться разными, а по основным данным – ничем не отличаются: охрана, рабочая братия и матка.
Она предложила прогуляться до управления. Пояснила и причину: коль ты мужчина, понимаешь больше моего, то взгляни на власть нашу своим глазом, может, что подскажешь, раз мы отстаём.
– Меня увидят рядом с тобой соседи. Потом не будет никаких разговоров?
– С чего бы?
– Ну, я не знаю… У нас ревнивые жёны равняют сковородки о головы попавших в немилость. Иногда, не каждый день.
– Какие жёны?
– Ревнивые.
Она поджала губы и кивнула – на выход.
– По дороге
расскажешь, что такое «ревнивые».Гость решил сделать по-своему:
– Хочешь, чтобы меня взяли под стражу?
– Точно! Я сейчас. – Мухой метнулась в спальную, принесла одежду мужа. – Одевай, не думай. Ты одних размеров с Миршаткой.
Он взял комплект, глянул по сторонам. Непривычно при даме, не привык.
– Что случилось?
– Я стесняюсь. Мы не настолько знакомы, чтобы…
– Не понимаю. «Стесняюсь» – это что-то новенькое. У вас так принято сегодня?
– Давно уже, отец мой тоже при незнакомых женщинах не это…
– А баня? Вы же вместе моетесь в бане!
– Не моемся. То есть, моемся, но женщины отдельно.
– Какая глу… Извини, но кто спинку потрёт, кто поцелует?
Он обрадовался: поцелуи здесь не запрещены. На всякий случай, решил проверить:
– Что будет, если я тебя сейчас поцелую?
– Если хочется – целуй.
– А как ваше общество посмотрит на мой поступок?
– Поступок, говоришь? Да как вы там живёте? И под кем? Ничего человеческого.
– Работаем.
– На кого? А вот это уже совсем интересно.
Он стал переодеваться, плюнув на условности. Трусы свежие, Тая утром вручила. Свои вещи аккуратно сложил на стул, стал оглядывать себя, точнее – через зеркало во весь рост. Мало того, от прикосновения к коже этой ткани испытал незнакомые ощущения.
– Что за ткань?
– Крапива с коноплёй. Ей износу нет.
– Понял. Теперь можем идти.
– Ты больше помалкивай, я буду говорить.
– Представишь меня, как родственника?
– Нет таких правил. С кем пришла, с тем пришла. У вас за приход с незнакомцем неужто могут упрекнуть?
– Как минимум, посмотрят косо.
– Дикари.
– Ну, вот тут, пожалуй, и соглашусь. Загнали нас в такие тесные рамки.
Итая вышла на крыльцо, кивком пригласила на выход.
Евгений дошёл до калитки и оглянулся.
– А ты дверь не заперла.
– Зачем?
Он похлопал по голове ладонями: как же! Я постоянно забываю, где нахожусь.
Однако, перед выходом на улицу, глянул по сторонам, на длину шеи. Ручей скорость не снижал, корабелов не видать. Обедать позвали, не иначе.
Хозяйка повела тропинкой, как более коротким путём. Домики-то оказались только с виду обычными, присмотревшись, он понял, что не так. Местные строители ставили дома в пять стен; он прикинул в уме, – получалось, с углом в семьдесят два градуса. А что нам дают прямые углы? Правильно, наметили цель, не дошли и повернули. Может, поэтому и не добиваемся всего, о чём мечтаем.
На площадках перед домами красовались штабеля хорошего материала, тут и говорить не надо: решила ставить забора. Евгений не раз помогал отцу, был в курсе, что и как. А женился, присмотрел домик, и первым делом занялся забором.
– Гляжу, у вас затевают грандиозное строительство.
Она ответила на ходу:
– Так без решений управления дня не проживём. Настоятельно рекомендовали поставить заграждения, на случай прихода чужой армии.
– Иначе говоря, наши защитники не способны удержать фронт?