Найти и обезвредить

В один из вечеров в его дом постучался незнакомый человек.

— Я был полицаем, — признался он. — Меня подсаживали в камеру к вашему сыну. Мы спали с ним рядом, накрывались вашим пальто. Владимир говорил: «Я знаю, что меня расстреляют. За мастерские… Нас выдала женщина, у которой мы собирались».

Раскапывали противотанковые рвы у поселка Калинина и завода электроизмерительных приборов. В рвах тысячи замученных — женщин, стариков, детей. Вдруг Денис Антонович услышал крик жены, бросился к дальнему рву и увидел сына. Владимир лежал в отцовском широком пальто. Когда подняли, когда распахнули пальто, увидели маленькую девочку. Владимир крепко прижимал ее к себе. На лице юноши были следы зверских побоев. Он был убит не пулей, он был задушен в душегубке. Наверное, он хотел и в этот свой последний час спасти ребенка.

Его хоронили комсомольцы Красногвардейского (ныне Ленинского) района — в том месте, где хоронили героев-воинов, участвовавших в освобождении Кубани. Райком комсомола увековечил подвиг Владимира памятником-обелиском. Рядом с памятником прямо на земле лежит башня танка, огороженная гусеницей. Под ней павший в бою полковник-танкист.

Общественным обвинителем в трибунале в Краснодаре выступает декан экономического факультета Кубанского сельскохозяйственного института Василий Семенович Клочко. Всю войну он был первым секретарем Краснодарского крайкома ВЛКСМ, во время оккупации — помощником командира группы партизанских отрядов края по комсомольской работе. Василий Семенович говорит в своей речи от имени тысяч юных патриотов, оставленных крайкомом в партизанских отрядах и для подпольной работы в тылу врага. В тот год в партизанских отрядах было три с половиной тысячи коммунистов и тысяча двести комсомольцев, среди них — сто сорок семь секретарей райкомов партии и сорок шесть секретарей райкомов ВЛКСМ. Он говорит от имени Нади Горшковой, секретаря Приморско-Ахтарского райкома, оставшейся в подполье и схваченной зондеркомандой. От имени Вали Верещагиной, секретаря Тахтамукайского райкома, сражавшейся в предгорьях Кавказа и попавшей в лапы гестаповцев за несколько дней до освобождения края. Он говорит от имени сотен и тысяч героев.

Расплата

Дне недели продолжался в Краснодаре процесс. И вот судебное разбирательство завершено. Вина подсудимых полностью доказана. Председательствующий на военном трибунале оглашает приговор:

— «Именем Союза Советских Социалистических Республик… подсудимые Вейх, Скрипкин, Еськов, Сухов, Сургуладзе, Жирухин, Бурлак и Псарев приговорены к высшей мере наказания — расстрелу, подсудимый Дзампаев — к 15 годам лишения свободы».

Суровый приговор справедлив. Не может быть пощады тем, кто предал Родину, кто мучил и убивал людей. Но рано ставить последнюю точку. Еще не все преступники понесли заслуженную кару. Наша совесть не может быть спокойна, пока ходят по земле, переодевшись в овечьи шкуры, волки-каратели. Чекисты продолжают свою трудную работу. Никакие самые глухие углы не спрячут преступников. Дело только во времени. И пусть дрожат палачи!

— Единственное, что может смягчить их вину, — говорят чекисты, — это явка с повинной и чистосердечное признание в своих преступлениях.

На суде в Краснодаре было неопровержимо доказано участие в массовых расправах с мирным советским и польским населением офицеров зондеркоманды оберштурмфюрера СС Кристмана, Герца, Тримборна, Керера, Пельца, Орта и других гитлеровцев, которые сами убивали, пытали, загоняли в душегубки. Их адреса известны. Большинство из этих убийц живут в ФРГ Но их законное место — на скамье подсудимых.

В. Кузьмин КОНЕЦ «ВЕРНЕРА»

1

В настоявшейся за ночь тишине телефонный звонок прозвучал необычно резко. На ощупь подняв с аппарата трубку, Усов мельком взглянул на окно — за кружевом штор едва обозначился неторопливый сентябрьский рассвет.

— Здравия желаю, товарищ полковник! — зарокотала трубка.

— Здравствуйте, — хрипловатым со сна голосом ответил Михаил Алексеевич.

— Дежурный по краевому управлению внутренних дел майор Захаров. Срочное сообщение ВНОС [3] .

3

ВНОС — служба воздушного наблюдения, оповещения и связи.

— Слушаю вас. — Усов нажал кнопку настольной лампы и на мгновение зажмурился от ярко вспыхнувшего света.

— На Таманском полуострове час назад зарегистрировано нарушение государственной границы.

— Так, — непроизвольно произнес Михаил Алексеевич, выхватывая из деревянного стакана остро очиненный карандаш.

— Радиолокационная служба ВВС зафиксировала неизвестный самолет в момент его появления у мыса Железный Рог, — докладывал дежурный. — Трасса полета техническими средствами не определена, так как он проходил на небольшой высоте. Поднятые в воздух истребители самолет-нарушитель не обнаружили.

— Все? — так и не прикоснувшись карандашом к настольному блокноту, спросил Усов.

— Через пятьдесят три минуты посты воздушного наблюдения зафиксировали обратный выход самолета у мыса Тузла, чуть севернее участка вхождения, — дежурный сделал паузу и уже другим тоном добавил: — Жду ваших указаний, Михаил Алексеевич.

— Понятно, — взгляд Усова снова скользнул по окну — за ним все так же мирно зарождалось утро. — Немедленно ко мне машину, личному составу через час быть на местах.

Путь до здания краевого управления «Победа» пробежала в несколько минут — в столь ранний час улицы были пустынны. Но за эти минуты в голове Усова пронесся целый рой мыслей. Зачем проник самолет-нарушитель на территорию края? Провокация? Фотографирование объектов? Заброска агентов? Или беспрецедентный по наглости вывоз резидента?

Мозг Усова сейчас не мог избрать какой-то один из этих вопросов. Неожиданно возникая, они тотчас переплетались с другими, исчезали и появлялись вновь. В эти первые минуты важно было охватить весь их возможный круг. Потом надо будет обстоятельно, всесторонне прокручивать каждый. Но это — потом. А пока — общий, обзорный взгляд: за что ухватиться в первую очередь?

Пятьдесят три минуты — для самолета время приличное. На сколько же он мог войти в глубь территории? Километров на двести? Триста? Высота небольшая, следовательно, скорость была ограниченной. Но надо взять зону пошире. Как минимум триста, а то и все триста пятьдесят. Мысленным взором Михаил Алексеевич очертил на карте края окружность радиусом триста пятьдесят километров от центра — точки вторжения. Да, это и будет рабочая зона. Первая задача — выявить в ней маршрут полета самолета-нарушителя. Что могло привлечь его здесь прежде всего?

Задумавшись, Усов не заметил, как «Победа» нырнула в распахнувшиеся перед нею ворота и, скрипнув от резкого торможения, замерла у служебного входа.

2

Черноморское побережье Кавказа всегда привлекало внимание империалистических разведок. Не случайно этот район иногда обозначается на их картах особым цветом — солнечное сплетение России. Благоустроенные незамерзающие порты и гавани, разветвленная сеть железных и автомобильных дорог, высокая плотность населения и его разнообразный национальный состав, большая подвижность пассажиропотоков, особенно в летнее время, когда на юг устремляются сотни тысяч отпускников со всех концов страны, наконец, благодатный климат и лесистые склоны гор — что может быть удобнее для внедрения агентуры? Именно поэтому в разгар «холодной войны» территория Краснодарского края интенсивно использовалась разведками капиталистических государств для заброски шпионов и диверсантов. И это обязывало Усова, начальника краевого управления Министерства внутренних дел СССР, параллельно с выявлением маршрута полета самолета-нарушителя предусмотреть и меры по обезвреживанию деятельности лиц, которые могли быть заброшены в этот день, 4 сентября 1953 года.

К тому времени, когда в управление прибыли все сотрудники, Усов составил план действий. В зону направлялись восемь оперативных групп. Каждую возглавлял опытный чекист, не раз участвовавший в аналогичных операциях. Было решено, не выпуская из поля зрения всю территорию зоны, сконцентрировать силы на двух лучах, исходящих из точки вторжения: вдоль нитки побережья — Анапа, Новороссийск, Геленджик, Туапсе, Лазаревское — и к центру края, по осевой линии, совпадающей с трассой наиболее оживленного железнодорожного и автомобильного движения — Крымская, Абинская, Краснодар.