Назад в ад

— Нет необходимости жалеть меня, девочка, — сказала женщина и приблизилась к Марине, — подумай лучше о себе. И о своем муже, он так переживает, это слышно даже через телефонную трубку.

— Что вы знаете о моем муже? Это все ложь!

— Я знаю вот что, дорогая, — произнесла она и приложила палец к губам, призывая пленницу к тишине. — Это он…

Раздался звонок в дверь, и Марина инстинктивно дернулась. Стеша?! Неужели это правда он? Но как?!

— Ну что ж, желаю весело провести время. У тебя завидная компания: аж четыре стены.

— Что он делает здесь, если это, конечно, он?

— Любимый Стеша, — скривилась женщина, — пришел спонсировать твое путешествие в магический мир прошлого. Все для любимой жены!

Марина закричала, срывая горло, и стала вырываться. Пусть он ее услышит! Удар по лицу заставил ее замолчать и только ненавистно смотреть на свою мучительницу.

— Будь паинькой, солнышко, не кричи.

Дверь снова закрылась, и в подвале воцарилась тишина. Девушка всхлипнула и обреченно уронила голову, впиваясь взглядом в грязный пол. Да что же такое происходило здесь? И как в этом был замешан ее Стеша?

***

— Как я рада тебя видеть, Стефан! — всплеснула руками Марисса, встречая мужчину у порога, и обняла его. — Ну и видок у тебя. Что случилось?

Стефан прищурился. Выглядел он хорошо, даже отлично, учитывая происходящее в жизни дерьмо.

— Как ты догадалась? — сдался он и прошел в комнату. — Деньки действительно не самые лучшие.

— По тебе видно невооруженным глазом. Вроде и костюм идеально выглажен, щетины нет, следишь за собой, но… на лице читается печаль, и…

— Глаза не горят, да? — усмехнулся Стефан.

— В точку! Что заставило их потухнуть? Чай, кофе? Я напекла пирожки, — подмигнула ему женщина и улыбнулась.

— Чай. А по домашней еде я соскучился, врать не буду!

— По жене, наверное, скучаешь? — спросила Марисса, уходя в кухню.

— В смысле? О чем ты? — еще больше насторожился мужчина.

— О том, — она поставила чашки с чаем на стол, — что соскучился по домашней еде, значит, дома давно не был. Работа, да?

— Ах, да, — облегченно выдохнул он, — работа дышать не дает. Но и с женой тоже в ссоре, тяжело переживаю одиночество.

— Не надо ссориться с самыми близкими и любимыми людьми, Стефан. Их может уже завтра не стать, а ты никогда не исправишь сделанного или сказанного.

Марисса говорила, а Стефан бледнел про себя, слушая ее. Она словно имела в виду Мири, будто знала, что в ее смерти был виноват он, сказанное и сделанное им. Мужчина тяжело сглотнул, ненавидя свое прошлое. Оно было темным и кровавым, настоящее все сильнее походило на него, с каждым днем добавляя в узор его жизни все новые и новые оттенки черного.

— Если бы мы были такими мудрыми вовремя, а не когда уже поздно, Марисса...

— Ты прав, Стефан. «Поздно» — это самое страшное слово, которое я знаю. Боль, страдания, мучения, ничто не идет в сравнение с «поздно». Когда становится поздно, никакая боль не может стать сильнее, чем она есть; никакие страдания не имеют больше над тобой власти. Вся твоя жизнь превращается в одно большое сожаление.

Стефан молчал, держа в руках горячую чашку с чаем. Ему все равно казалось, что пальцы онемели от холода. Он всю жизнь жил в горьком сожалении о прошлом и непроходимой тревоге за будущее. И в настоящем, видимо, уже ничего не сложится. Знала ли Марисса, что виновник ее вечного сожаления о смерти сестры сидел перед ней? Что бы она сказала ему, узнай, кто косвенно повинен в таком раннем и трагичном уходе Мири?

— Я часто вспоминаю Миранду, — продолжила Марисса, — и то недолгое время, что выпало нам на эту жизнь. Так грустно, Стефан, осознавать, что вся твоя жизнь оборвалась в один миг, когда умерла сестра.

— Знаю, Марисса, — печально ответил ей мужчина, отставляя чашку, к содержимому которой даже не притронулся, — Мири и для меня была когда-то всем. Я никогда не смогу восполнить пустоту от ее потери в своей душе.

Он не заметил ее едкой ухмылки, которую Марисса спрятала за чашкой. Как же она ненавидела этого ублюдка. Видит Бог, она бы пошла на сделку с Дьяволом, лишь бы отправить сукиного сына в пекло! За всю боль, которую он причинил ей, за жизнь сестры и своего не родившегося племянника. Кто знает, как бы сложилась ее жизнь, была бы она более счастливой и радостной, если бы Стефан Хейз когда-то не затопил ее мир кровью?..

— Мири была беременна, — дрогнувшим голосом произнесла Марисса. — Мы никогда не поднимали ту тему, не говорили об этом, но, думаю, ты знаешь о ребенке, ведь так?

— Да, — еле слышно ответил Стефан и зажмурился про себя, отгоняя призраков, которые почувствовали запах крови и боли, начавшей пульсировать в его сердце. Скоро невидимые падальщики набросятся на него.

— Никогда не понимала, почему она так сделала, Стефан? Моя Мири, безбашенная, добрая, любящая жизнь девочка покончила жизнь самоубийством, забрав с собой в тот мир и вашего ребенка? Она так любила тебя, какой бес опутал ее?!

По щеке женщины скатилась слеза, и она нервным движением руки стерла ее. Мариссу разрывало на части от его присутствия, она не могла и не хотела видеть подонка в своем доме, но такие условия диктовала месть. Месть, которая разрушит его жизнь до основания, превратит в прах все, что он любил. Она отберет у него смысл жизни и породит в его мире хаос и темноту, забрав навсегда любимую женщину.

— Я не знаю, — пытался говорить уверенным голосом Стефан, но у него это плохо получалось. Слишком ярко он помнил события двадцатилетней давности, ведь у боли нет срока годности, — ее поступок и для меня тоже останется навсегда загадкой.

— Что ж, не будем о плохом, — бодро сказала Марисса, и тут же ее губы расцвели в улыбке. — Фонд. Сейчас принесу документы, посмотришь нашу отчетность по последним мероприятиям.

— Конечно, Марисса.

Женщина вышла из комнаты, но ноги понесли ее в совсем другую сторону. Она быстро спустилась в подвал и подошла к Марине. В венах клокотала ярость, еле сдерживаемая злость. Марисса замахнулась и ударила девушку по лицу.

— За что?! — закричала Марина, пытаясь увернуться от рук сумасшедшей.

— За то, что твой ублюдок-муж разрушил наши с сестрой жизни, за жизнь моего племянника, за все! — поорала Марисса и отвесила еще одну пощечину пленнице, упиваясь счастьем от вида раскрасневшегося лица и слез Марины.

— Боже мой, что происходит…

— Я бы убила тебя, но боюсь, это не доставит ему столько боли, как осознание того, что ты ушла от него, бросила своего любимого Стешу. Твой труп, даже порубленный на части, не причинит ему столько страданий, как знание того, что ты жива, но счастлива в чужих руках.