Назад, в жизнь

Родители заметили, что со мной творится что-то неладное. Они старались не отпускать меня от себя, силой удерживали в каюте. Но я всякий раз убегала. Вычислив объект моего внимания, отец узнал тебя. Вернее, сначала он узнал Лию, как всякий мужчина, однажды повстречавшийся с ней. Он поделился своими опасениями с мамой, и она пыталась поговорить со мной по душам, предостеречь от неразумного увлечения взрослым женатым мужчиной. Да только все это было бесполезно. Никто уже не мог повлиять на меня. Потому что уже три года я любила тебя и знала, что это на всю жизнь.

Однажды ты сыграл со мной партию в пинг-понг. Я втерлась в очередь, и ты снизошел до меня, видя перед собой только летающий над столом шарик. Ах, какой это был счастливый для меня день! Я не спала всю ночь. Лежала, как дура, уставившись в дно верхней полки, и бессмысленно улыбалась, снова и снова перебирая в памяти каждый твой жест, каждое слово, оброненное во время игры.

В другой раз ты купался в бассейне. Я была в это время в баре и через иллюминаторы увидела тебя под водой. Я пулей вылетела на палубу, на ходу сдирая с себя одежду, и плюхнулась в воду, намеренно задев тебя. Ты машинально извинился и, признав в неуклюжей девчонке недавнюю партнершу по настольному теннису, улыбнулся мне своей бесподобной ласкающей улыбкой. Знать бы тебе, сколько лет и с каким благоговением я носила в своем сердце, как самую дорогую реликвию, эту улыбку!

Потом я выросла. Стала девушкой. Поступила в институт... конечно же Архитектурный. Ты не поверишь, я узнала на каком факультете ты учился, у каких преподавателей. Я нашла в библиотеке твой реферат и выучила его чуть ли не наизусть. Сидеть в аудиториях, в которых сидел ты, ходить по коридорам, по которым ходил ты, изучать то, чем ты жил... было поистине мазохистским блаженством.

У меня появились настоящие поклонники. Меня тошнило от них. Единственным, к кому я относилась терпимо, был Степа. Он чем-то напоминал мне тебя. А он, глупый, вообразил, что я отвечаю ему взаимностью. Бедняга еще не знает, что эту горькую любовь ко мне будет носить до конца своих дней, потому что жизнь его, как и моя, оборвется до срока...

Став взрослее, я поняла, что не имею права на тебя. Не имею ни единого шанса. Твоя жизнь построена, и мне нет и не может быть в ней места. Я честно пыталась избавиться от этой болезни, стереть саму память о тебе. А чтобы уничтожить эфемерный паутинный мостик к тебе, позволила Степе считать меня своей девушкой. И наши пути так никогда бы и не пересеклись, если бы не эта ужасная авария. Ты так никогда и не узнал бы, что жила на свете сумасшедшая глупая девчонка, до одури влюбленная в тебя. Во всем виновата Лия. Да-да, не удивляйся, - подтвердила Майя, заметив, что Тигран сделал большие глаза. – Ей не следовало оставлять тебя. Ну не могла я спокойно смотреть, как ты страдаешь, как заживо хоронишь себя. Это было выше моих сил.

– Мне следует завидовать самому себе, не так ли? – задумчиво проговорил Тигран.

– Нет. Не следует, - почти холодно отозвалась Майя. – Лично я тебе не завидую.

– Это почему же?

– Потому что у тебя никогда не будет согласия с самим собой. И с Лией тоже.

– Причем тут Лия?! С ней покончено навсегда. Я не желаю больше ни думать о ней, ни говорить. И потом... у меня теперь есть ты!

– Я уже говорила тебе, что вы, столько лет прожившие вместе, до сих пор не знаете друг друга. Невзирая на все свои похождения и свой последний роман, о котором кстати она уже успела пожалеть, Лия никогда не забывала о тебе.Ты для нее крепость, в которой она жила, но которую, как ей кажется, она так и не покорила. Ей необходимо сознавать, что ты есть, неважно, близко или далеко. Ни она, ни ты не понимаете, почему так происходит. Почему ты, ненавидя и презирая ее за измену, не можешь без нее жить. А ведь все очень просто. Вы – единое энергетическое целое, как два разнополых близнеца в одном коконе. У вас одна карма, одна судьба. И чем дальше вы друг от друга, тем сильнее натяжение кокона, тем мучительнее ваши ощущения. Я старалась помочь тебе... Очень старалась, - совсем тихо проговорила она, порывисто поднимаясь с кресла и отходя к окну, чтобы он не видел ее лица. – Мне так хотелось видеть тебя счастливым.

– И ты этого добилась! – воскликнул он, вскакивая за ней следом. Прильнув грудью к ее спине, он обнял ее тонкую талию, зарылся лицом в ее волосах. – Ты даже не представляешь, чем ты стала для меня. Я снова воскрес, почувствовал себя мужчиной. Я снова живу и я счастлив. Все это сделала ты. Я... я люблю тебя, Майя! – выпалил он в порыве нахлынувших чувств и сам испугался произнесенного. Ни одна женщина, даже Лия, не слышала от него признаний в любви. Потому что ему всегда казалось, что его чувства принадлежат только ему.

Майя обернулась, положила руки ему на плечи.

– Если б ты знал, как я мечтала услышать от тебя эти три крохотные, заветные слова, вмещающие в себя весь мир, - грустно проговорила она. – И до... И после... И Там – в недосягаемости. Ты сказал их! Это лучшая награда за все, что мне довелось испытать. Спасибо тебе. Я ни на минуту не сомневаюсь в твоей искренности. Но, на свою беду, я слушаю тебя не только ушами... И не только тебя...

Она умолкла на полуслове, как подстреленная газель, вытянула шею, став вдруг выше и тоньше. И побледнела. Но не так, как бледнеют обычные люди. Эта бледность сделала ее призрачной, почти прозрачной.

Тигран схватил ее, встряхнул.

– Что с тобой?! – вскрикнул он. – Тебе плохо?

– Наоборот. Мне очень хорошо, - через силу улыбнулась она. – Не беспокойся. Все идет своим чередом, мой несравненный Фауст. Просто история нашей быстротечной любви близится к своему естественному завершению. Настает время развязки. Я чувствую это.

Чтобы не пугать его, она взяла себя в руки, и краски снова вернулись на ее лицо.

– Не говори загадками. Умоляю! Я не хочу никакой развязки! Я хочу быть всегда с тобой. Ты возродила во мне человека, мужчину, мое утраченное достоинство и веру в себя. Ты научила меня ценить жизнь и не бояться смерти. Ты не смеешь говорить о развязке!

Майя приникла к нему всем телом, сжала в ладонях его лицо, погрузив полный любви и благодарности взгляд в мягкий бархат его глаз, будто стремясь испить их до последней капли.

– Поцелуй меня, - прошептала она. – Поцелуй так, как никого никогда не целовал.

Слиянию их губ, казалось, не будет конца. Но конец наступил. Внезапно. Оба вздрогнули, отпрянув друг от друга, испуганные ворвавшейся в тишину переливчатой трелью. Звонили в дверь. Он сразу узнал этот особый – требовательный и нетерпеливый звонок. Узнала и Майя, хоть слышала его впервые. Тигран стоял неподвижно, силясь совладать с бурей разом взметнувшихся противоречивых чувств. По лицу Майи он понял, что она не хуже его знает, кто стоит по ту сторону двери.

– Не будем открывать. – Он искал в ней недостающей ему решимости.

– Не глупи. Ты должен открыть.

– Нет! Моя жена здесь. Рядом со мной. В моих объятиях. И мне никто в целом мире больше не нужен. Я люблю тебя.

– Повтори еще раз, - прошептала она, блаженно закрывая глаза.

– Люблю...люблю...люблю! – Выпустив, наконец, из казематов души это волнующее, магическое слово, он вдруг обнаружил, как сладостно и прекрасно повторять его вновь и вновь. – Я люблю тебя, Майя! Желанная моя, нежная, маленькая женщи...

В дверь снова позвонили.

– Открой же! – делая над собой неимоверное усилие, потребовала она, легонько подтолкнув его к выходу. Так мать заставляет свое дитя сделать первый в его жизни самостоятельный шаг. – Иди... Нет, постой! – Она приподнялась на цыпочки и коснулась губами его лба. – Вот теперь иди. Любимый.

– И пойду! – со злой решимостью заявил он. – Пусть она войдет. Пусть увидит тебя. Я познакомлю ее со своей женой. И пусть она оставит меня... нас! в покое.

Тигран скрылся в передней.