Назад, в жизнь

– Господи, что ты такое говоришь! – Его передернуло.

Девушка умолкла, нервно теребя прядь волос. И, исподлобья глядя на него сквозь тьму, жестко спросила:

– Как ты узнал мое имя?

– Твое имя?!. – озадаченно переспросил он. – Ты хочешь сказать, что твое настоящее имя тоже Майя!?

Она растерялась.

– Но ведь ты только что произнес его. Ты меня окликнул.

Наступила долгая пауза. Он по-прежнему не мог ничего понять, а она казнилась, что так по-глупому выдала себя.

– Ну вот все и кончилось, – удрученно проговорила девушка. – Ты не должен был узнать мое имя.

– Не понимаю, как может имя повлиять на наши отношения. Какая, в сущности, разница, как тебя зовут – Одиль или Майя.

– Увы. Разница огромная. И она меняет всё. Мы больше не сможем быть вместе. Ты сам этого не захочешь.

– Но почему? Послушай, – он поежился, бросив тревожный взгляд по сторонам, – уйдем отсюда, а. Мне здесь как-то не очень уютно.

– Так уходи. Никто тебя сюда не звал, и я тебя не держу.

– Что значит уходи? А ты?

– А я остаюсь.

– Неужели собираешься просидеть тут до утра?

– Ты никак не можешь или не хочешь понять, Тигран! Мое место здесь. Я дома. Теперь ты у меня в гостях. Как видишь, я вовсе не бездомная. Даже прописка есть – резцом по камню.

Тряся головой, он сжал ладонями виски:

– Сумасшедшая. Ты сумасшедшая.

Осознать, а главное принять то, что она пыталась ему объяснить, было действительно выше его сил. А она, решившись, наконец, расставить все точки над i, опустилась на низенький каменный бордюр и холодно проговорила:

– Ты все допытывался, кто я и откуда. Ну что ж, раз уж так вышло, я расскажу тебе...

– Да-да, конечно расскажешь! А я с огромным вниманием выслушаю тебя. Но только дома. Я заварю горячий горький кофе. Хотя нет, ты больше любишь чай. Мы ляжем вместе в постель, укутаемся одеялом, включим ночник. Я прижму тебя к себе крепко-крепко, и ты все по порядку поведаешь мне.

– Нет, Тигран! – Голос ее звучал мрачно и твердо. – Ты выслушаешь меня здесь. Как бы тебе не было неприятно. И тогда уж решишь, сможешь ли ты снова пригласить меня в свою постель... Садись вот сюда, напротив.

Почувствовав, что ему никак не удается побороть в себе безотчетный, неконтролируемый страх, она положила руки ему на плечи, пристально посмотрела в глаза и, когда Тигран, глубоко вздохнув, наконец расслабился, заговорила:

– Находиться здесь ничуть не опаснее, чем в любом другом месте, поверь. Мертвые куда безобиднее живых, сочиняющих про них жуткие небылицы. Бояться кладбища так же глупо, как бояться гардероба с пустой одеждой... Если только в этом гардеробе не прячется живой грабитель... Потому что это всего лишь место, куда бессмертные души сбрасывают свои смертные тела.

Взгляд Тиграна упал на ее ноги, белевшие на черной земле.

– Да ты никак босая! – воскликнул он.

– Босая? – рассеянно повторила она. – А я и не заметила. Должно быть где-то посеяла босоножки. Не обращай внимания.

– Но ты же простудишься. Земля ведь холодная.

– Не волнуйся. Я не могу простудиться.

– Не можешь простудиться? Это почему же?

Майя лишь сочувственно покачала головой, печально вглядываясь в него сквозь тьму.

– Знаешь, что означает на санскрите мое имя? Мираж. Иллюзия. Обман зрения. Вот что я такое, Тигран. А теперь постарайся не перебивать меня больше.Уверена, ты будешь единственным в мире человеком, которому доведется выслушать подобную исповедь. Возможно чуть позже я пожалею об этом и заберу назад свою тайну. Но сейчас я испытываю непреодолимую потребность излить душу. – Она помолчала, мысленно листая страницы прошлого, и снова заговорила: – В тот день отец как обычно заехал за мной в институт. Ему почему-то казалось, что меня на каждом шагу караулит опасность, и он часто забирал меня после занятий. Мама с Ритой ждали нас с накрытым столом. Рита-Риточка-Маргаритка – славная моя сестренка... В тот день они нас так и не дождались.

Даже в темноте Тиграну было видно, как расширились глаза рассказчицы, заново переживавшей свою трагедию.

– Все произошло так внезапно... Я дико закричала. Сильный толчок выбил меня из машины с такой скоростью, что я опередила свой крик, все еще звучавший позади. Помнится, это потрясло меня больше всего. Разве можно обогнать собственный крик?.. Стремительный полет, вопреки моим ожиданиям, окончился не падением, а... парением! Я ощутила вдруг поразительную легкость и особую, дотоле неведомую свободу перемещения. А главное, после такого удара у меня ничего не болело! Моим первым побуждением было скорее бежать назад, чтобы посмотреть, что стало с отцом. Я мгновенно оказалась на месте аварии.

Майя умолкла ненадолго, нервно ломая пальцы, и снова продолжила свою исповедь:

– Разбитая вдребезги машина. Бегущие отовсюду люди. Они толкались, тесня друг друга, пытаясь разглядеть то, что находилось внутри. Потом долго возились с искареженными дверцами. Я проскользнула сквозь толпу в первый ряд. Из салона, как тряпичную куклу, вытащили и опустили на асфальт моего отца. А через несколько минут рядом с ним оказалось... тело несчастной... Оно... оно было так изуродовано, что я узнала его только по платью, на котором, прямо на моих глазах распускались огромные алые цветы.

Тигран сидел на холодном каменном бордюре, забыв где он находится, и не отрываясь смотрел на все отчетливее проступавшее лицо девушки, казавшееся в предутреннем сумраке почти бескровным.

– Где это произощло? – спросил он.

– Совсем близко от института, при въезде на скоростную трассу. Да какое это теперь имеет значение, где, - рассеянно отозвалась она и снова продолжила свой рассказ: – Отвратительно громко и нудно завыли сирены «Скорой» и ГАИ. Прибывший наконец врач, бездушный и самоуверенный, бесстрастно констатировал: «Мужчина в коме, девушка мертва.» Как же так, пронеслось в моей голове. Что он такое говорит?! Мне хотелось крикнуть этому надутому индюку, что он заблуждается, что девушка жива и не имеет ничего общего с тем, что лежит на асфальте. Да я и кричала. Но на меня почему-то не обращали внимания.

Санитары бесцеремонно прошли сквозь меня, даже не извинившись, что очень удивило и оскорбило меня. Уложив отца на носилки, они повернули назад, к реанимационной машине. На сей раз я успела отскочить. Два других санитара накрыли мое тело простыней и тоже уложили на носилки... Я все еще растерянно стояла посреди улицы, наблюдая за тем, как редеет толпа зевак, когда отец окликнул меня. Я радостно обернулась – он стоял рядом. Целый и невредимый. Такой, каким был до аварии. И мы, рука об руку, поспешили домой, чтобы успокоить маму и сестренку.

Мы наперебой нашептывали им, что с нами все в порядке, что все обошлось, и нет причин для волнения. Но они, не желая слушать нас, плакали не переставая. А в доме нашем толпилось множество знакомых и незнакомых людей. Здесь были мои однокурсники, школьные друзья и даже бывшие преподаватели, мамины и папины сотрудники. А у дома собралась целая толпа соседей нашего большого двора. Мы никак не могли понять, что им всем от нас надо, почему они утешают маму и зачем так много цветов. Где нам взять столько ваз, волновалась я, и куда их ставить?