Не борись со мной, малышка

От усталости не хватает сил погреть еду и одеться. Как были голышом, так посреди кровати и едим.

Качественно намятая со всех сторон жрица даже не пытается изобразить гордую и независимую. Аленушка сама берет палочки, коробку с лапшой и, закатывая глаза от удовольствия, наворачивает острые макаронные деликатесы.

Вроде бы ничего особенного. Все остальное она проделывала с таким же наслаждением, но я как пацан залипаю.

Облизываю взглядом тонкие пальцы, полную грудь с подпухшими сосками, узкие плечи и породистое лицо.

Я никогда не был ценителем женской красоты. Чаще выбирал не по фасаду, а на ощупь — чтобы было за что подержаться и куда вставить. Даже женился, потому что понравилось вставлять, и никто не мотал на тот момент нервы.

Лицо и все эти тонкие изгибы были чем-то инопланетным, непригодным для регулярного использования по целевому назначению.

Но с Аленкой… член встает только от того, как она держит в ладони гребаные деревянные палочки и, смешно оттопырив мизинец, ест обычную китайскую лапшу с какой-то там уткой.

Возбуждает до чертиков!

Хочется выкинуть нахрен всю эту утварь и самому подставиться под руки. Сунуться к ней целиком. От макушки до пят! Чтобы гладила своими волшебными пальцами. Рисовала ими горячие узоры. И чесала за ухом.

Самое дебильное желание, которое когда-либо испытывал.

Не секс и даже не минет.

Стрёмное помутнение рассудка.

— Ты на меня так смотришь, словно съесть собрался. — Пока думаю, жрица протягивает мне палочки с лапшой. Подкармливает.

— Может, и собрался… — В коробке уже дно, а на южном полюсе полная боевая готовность. Как будто год не трахался!

Видимо, заметив мой одинокий парус, Аленка округляет глаза.

— Имей в виду, никакого секса! — нервно сглатывает. — Я после прежнего родео не отдышалась. А сейчас еще ужин переварить надо.

Она гордо демонстрирует мне упаковку с лапшой и грациозно отползает к спинке кровати.

— Да разве ж я садист?

Отставляю свою опустевшую тару на пол и забираю у Аленки ее полупустую упаковку. Последние минут пять она уже ничего не ела. Тыкала в несчастные макароны двумя палками и изображала полную занятость.

— Мы договаривались, никакого насилия! — В голубых глазах мелькает что-то странное.

— Глупая. — Вминая ноющий член в матрас, я раскидываюсь на кровати. — Я же съесть тебя собрался. Какое насилие?

— Во мне сейчас слишком много перца. — Аленка прижимает ладонь к алым губам. — Обожжешься.

— А кто говорил, что я хочу основное блюдо. — Целую эту недогадливую женщину в лодыжку.

— Только не говори, что у тебя еще и десерт в запасе.

— У меня был лишь натуральный белковый продукт. Без ГМО и прочей гадости. Но мы его уже весь извели. — Киваю в сторону кучки использованных презервативов.

— Тогда что?

Жрица, как веером, взмахивает ресницами. Всерьез не понимает!

Такая взрослая и не знает, где берутся лучшие десерты.

— У меня серьезные вопросы к твоим прежним мужикам. — Подняв красивую левую ногу, прокладываю дорожку из поцелуев под коленом.

— Их… — Алена вздрагивает. — … было не так много.

— Понял. Придется и в этом перетрахивать.

Веду языком по внутренней стороне бедра, медленно раздвигая влажный фронт работы.

— Это совсем необязательно.

Чувствую женские ладони на своей голове. Алена и не тянет, и не отталкивает. Растерялась как девочка на первом свидании.

— Пиздец, как вкусно ты пахнешь!

Мажу носом по чувствительным лепесткам. Вдыхаю этот аромат и четко понимаю, что дыра в матрасе мне обеспечена.

— Егор… не надо… — Пытается отстраниться моя ванильная жрица.

— Поздно! — Руками фиксирую ее ноги. — Я зверски проголодался! — Посылаю воздушный поцелуй и ныряю языком в бархатную, влажную глубину.

***

Как выясняется спустя несколько минут, жрица мне досталась упрямая и неизбалованная.

Поначалу Аленка борется с собой. То пытается оттолкнуть мою голову. То закрывает руками глаза.

Вылизывать сладкую плоть приходится почти насильно. Не позволяя свести ноги, я приучаю Алену к своим губам. Шизея от редких стонов, объезжаю языком как дикую кобылку.

Самый необычный кунилингус в моей жизни. И самый сладкий.

По хребту словно удары тока фигачат от редких всхлипов и крупной дрожи. Чокнуться можно с того, как она отзывается и как борется с собой.

— Я тебя не отпущу. Доверься, — шепчу своей дикой амазонке и подключаю пальцы.

Посасывая набухший клитор, трахаю ее двумя пальцами. Поглаживаю изнутри чувствительное местечко под лобком. И кайфую от нереального аромата этой женщины.

Полный звездец!

Крыша ту-ту. Вниз без тормозов и страховок.

Ни с кем из прежних баб я не боролся за удовольствие. Ни от кого раньше не косел так быстро и мощно.

— Да… О, да! — Жрица уже не сопротивляется. Сама подается бедрами вперед и слепо хватается пальцами за простыню.

— Хорошая девочка. Вкусная. — Трахаю ее еще быстрее, и лижу все старательнее.

— Егор…

От собственного имени нутро в пружину скручивается. Выучила-таки, злючка. Запомнила, чего от нее жду.

— Давай! — Не прекращая работать рукой, смотрю в глаза.

— Е-гор…

Моя жрица с безмолвным стоном раскрывает рот и взрывается частой пульсацией.

Отрывая бедра от кровати, приподнимается на мостик. Падает. И смотрит на меня… шокировано, испуганно, как сломанная игрушка, которую внезапно починили.

Глава 22

Алена

Похотливый майор все же затрахивает меня до такого состояния, что воскресаю только утром.

Благо, на часах не девять и не десять, а всего шесть. Но надо еще как-то выбраться из кровати и до Машиной смены успеть вернуться домой.

— Женщина, тебе про пользу сна в школе не рассказывали? — зевая, возмущается Егор, когда случайно задеваю его ногу.

— Ты сейчас издеваешься? С тобой же вообще невозможно спать.