Не бойся Адама
Шрифт:
Хэрроу понял, что Жюльетта хочет обиняком разузнать про планируемую операцию, и подбросил ей эту подсказку, которая не приближала ее к разгадке, а лишь подогревала нетерпение и энтузиазм. Операция, которую они задумали, не имела аналогов в прошлом. Готовилось нечто совершенно невиданное и невообразимое.
Нужный эффект был достигнут. Два дня Жюльетта думала только о его словах. Больше никаких вопросов она не задавала.
Ее мирная жизнь, приправленная ожиданием событий и располагавшая к размышлениям, оборвалась в одно прекрасное утро. Поднявшись с кровати, Жюльетта увидела Хэрроу на террасе. Он был
– Ты с кем-нибудь говорила до своего отъезда?
– До отъезда откуда?
– Из Франции.
Жюльетта пристально посмотрела на него:
– Пожалуйста, хватит допросов! Мне кажется, что я снова в Южной Африке. Что случилось?
– Тебя разыскивают.
– Кто?
– Не знаю.
Жюльетта пожала плечами и взяла чайник, чтобы наполнить кружку.
– Похоже, это люди, которые неплохо осведомлены. Они знают про Джонатана и про то, что во Вроцлаве работала ты. – Легавые?
– Вроде бы нет.
– Французы?
– Американцы.
– Тогда это ФБР. Они же должны следить за тобой, верно?
– Не ФБР, это точно. У нас есть там пара друзей, которые делятся сведениями. Они оставили нас в покое с тех пор, как мы ушли из «Одной планеты».
– Ты полагаешь, они могут до нас добраться?
– Может быть, но мы знаем, как запутать следы.
Хэрроу говорил тихо, без всякой враждебности, хотя Жюльетта знала, какое значение он придает операции.
– Придется начать операцию раньше, чем предусмотрено.
– Когда?
– Завтра утром. Ты вступаешь в игру. Пора забрать колбу оттуда, куда ты ее положила.
Расставшись с Арчи, Керри и Поль остановили проезжавшее мимо такси. Это оказалась «джульетта-ти» выпуска 1970-х, и, похоже, шофер дорожил ею больше, чем жизнью. Ему самому было под восемьдесят, он носил черные очки и кожаные перчатки. На поворотах машину вело в сторону. Такого рода зрелище обычно веселило Поля, но в этот раз он обмяк на заднем сиденье и грустно смотрел на красные фасады домов, блестевшие от дождя.
– Что это с тобой? – спросила Керри, казавшаяся, напротив, расслабленной и довольной.
Поль пожал плечами:
– Я что, должен радоваться такому жалкому концу всей истории?
– Какому концу?
Поль внимательно посмотрел на Керри, чтобы понять, не смеется ли она над ним, но та держалась очень уверенно.
– Что ты хочешь сказать?
Она повернулась к Полю. Чтобы сполна насладиться пьемонтской весной, Керри выбрала легкое декольтированное платье, а голову с утра украсила замысловатой прической из вьющихся косичек. В этом была вся Керри – с ее способностью улавливать дух местности, становиться на время итальянкой больше, чем сами итальянки, а через минуту, натянув военный комбинезон, уже прыгать с парашютом. Ни одно из тысячи мыслимых обличий не могло посягнуть на цельность личности Керри. Она не погружалась в мучительные поиски своего «я», а просто увлеченно играла, демонстрируя завидный аппетит к жизни и ее радостям в любом их проявлении.
– Срок нашего контракта истек. Мы свободны. Так сказал эта свинья Арчибальд?
Поль кивнул в ожидании продолжения.
– Свободу, которую он вдруг решил нам возвратить, мы, насколько я знаю, никогда и не теряли.
Мы не его служащие и никогда ими не были. Мы по собственному желанию согласились помочь ему в расследовании запутанного дела. Он дал нам отставку, – ну и что?Под грохот мотора они влетели на окруженную колоннадами восьмиугольную площадь как раз тогда, когда первый луч солнца прорезал плотную пелену дождя. От мостовых шел пар и голубыми струйками поднимался к небу.
– Но никто не вправе решать за нас, что нам делать дальше.
– Ты хочешь сказать, мы продолжим, несмотря ни на что?
– А ты решил дать задний ход?
– Нет.
– Тем лучше. Я тоже.
Они взглянули друг на друга и рассмеялись.
Поль и Керри подъезжали к отелю. Заложив крутой вираж шофер остановил машину. Первый взгляд он бросил не на счетчик, а на часы, чтобы увериться в своем мастерстве. Несмотря на солнце, освещавшее дальнюю часть площади, дождь не хотел сдаваться и поливал землю теплыми струями воды. Поль распахнул плащ, чтобы укрыть Керри. Они добежали до входа, поднялись в свои комнаты, приняли душ и переоделись, Облачившись в белые брюки и завязав на талии элегантную блузку Керри пришла в комнату Поля. Она уселась в кресло, а Поль завернувшись в белый гостиничный халат, растянулся на кровати, положив руку под голову.
– Первым делом, – начала Керри, – надо отыскать ту девицу. Необходимо проверить адрес в Нью-Йорке, который нам дал Джонатан. Вот, не успели сразу сообщить об этом в Провиденс, а теперь так и так поздно. Придется пахать самим.
– Интересно, чей это адрес: частного лица или каких-нибудь экологов?
– Это может быть просто ловушка. Чтобы подобраться к ним, надо придумать себе легенду, а мне и вовсе лучше держаться в стороне, потому что эти ребята меня уже знают.
– В «Одной планете»?
– Возможно, не только. Слухи распространяются быстро.
Говоря, Керри машинально теребила узел на блузке. Поль никак не мог отделаться от мыслей об этой Жюльетте, в чьих руках был ключ от всего дела и чье присутствие он начинал физически ощущать рядом с собой. Если только она не карта в чужой игре.
– Сегодня вечером сэр Арчибальд доставит тебя в Нью-Йорк. Когда ты от него отделаешься, не садись на самолет до Атланты, а бери такси и поезжай на Манхэттен.
– А ты? – спросил Поль.
– Все, чего я хочу, это остаться с тобой, но мне придется прокатиться по Европе прежде, чем мы снова встретимся.
– Поглазеть на витрины в Милане…
– К сожалению, нет, но это и к лучшему. Послушай-ка, этой ночью мне что-то не спалось, и я просмотрела почту, которую в последние дни нам присылал Тайсен. Там было кое-что весьма интересное об этом польском профессоре из Вроцлава.
Поль понял, что Керри в очередной раз вырвалась вперед, но теперь его это не задевало.
– Представь себе, что Рогульский не всегда работал на Востоке. В 1972 году он получил стипендию и два года провел в одном из австрийских университетов.
– Ну и что? – пробурчал Поль.
– А вот что. Догадайся, что он там изучал. Философию у некоего Конрада Фрича. Тебе это о чем-нибудь говорит?
– Ничего.
– Мне тоже. Пожалуй, слабоваты мы в философии.
Поль готов был это признать, но восполнять пробел в образовании ему хотелось меньше всего.