Не бросайте бескрылок

Рядом с Рудаковым сидели следователь прокуратуры Жихарев и старший инспектор по делам несовершеннолетних Митрохина. Ей чуть больше тридцати, черты лица тонкие, нежные, глаза голубые и чуть-чуть с грустинкой. Вязаная шапочка лежит на коленях, на плечи спадают пряди русых волос. Красивая! Светлана Михайловна, к тому же, считалась в отделе самой опытной из инспекторов по работе с подростками. Рудаков, видимо, пригласил ее поработать с внуком Мошневой. Шилов как-то по секрету сообщил, что Рудаков и Митрохина вместе учились в пединституте и шеф был в Светлану Михайловну влюблен, но та любовь осталась неразделенной: Митрохина вышла замуж за другого сокурсника. А вот в милицию ее приняли по рекомендации Рудакова. До этого она работала в школе, вела уроки пения, рисования, а также на общественных началах кружки по интересам для подростков. Что-то записывал в блокнот Жихарев. Обычно он говорил мало, а больше слушал. В рай­прокуратуре около двух лет; следователей там всего четверо, и в работе у них постоянный завал. Наставника у Анатолия Петровича никогда не было, и как-то в минуту откровения Жихарев признался Сергею, что ему до всего приходится докапываться самому.

Никитин понемногу стал приходить в себя. Вроде и опоздание мало кто заметил, да и кому, в конце концов, все это надо?

Поначалу никак не врубался, о чем говорит Рудаков. "Так-так-так, значит, о человеческом характере, какой он бывает у людей разный. Мысль неплохая, и ясно, что человек с сильным характером в жизни более устойчив. Интересен тезис о том, что силен не тот, кто может многое себе позволить, в этом как раз большого ума не надо, а тот, кто может себе во многом отказать".

Да, начальник розыска умел убеждать. Ну как не согласиться с тем, что каждый человек должен быть профессионалом своего дела: педагог -- детей как надо учить, врач -- людей квалифицированно лечить, строитель -- строить добротные, красивые здания, поэт -- хорошие стихи писать... Стоп, стоп, но при чем тут поэзия? Ах, это он о себе -- Рудаков пытался когда-то стихи сочинять, но из этого путного ничего не вышло. Мучиться не стал, а пошел служить в милицию и правильно сделал. Намек, в общем-то, понятен: розыскники должны вовремя раскрывать преступления, в том числе и сложные. Это их святая обязанность...

А, кстати, Никитин не считал себя человеком с сильным характером. Нет, такой характер он в себе еще не выработал, но выработает обязательно. Да и пример брать есть с кого. С того же Рудакова или своего наставника Шилова. Импонировало, что Рудаков, к примеру, никогда не унизит подчиненного, даже голоса на него не повысит. Ну и выдержка у шефа! Уж лучше бы иногда накричал или кулаком по столу грохнул. Все знали, что в работе себя не жалеет, крутится с утра допоздна, выезжает на все тяжкие преступления, которых все больше и больше. Память у Рудакова феноменальная: при осмотре места происшествия начальник розыска запоминал каждую, казалось бы малозначительную деталь, мелочь, но потом именно эти мелочи-детали крепко помогали в раскрытии преступлений. И по срокам предварительного расследования -- если кто забудет, всегда напомнит. Подойдет и ненавязчиво этак скажет: "Не забыл, что два дня осталось? Зайди завтра вечером, потолковать надо". -- Попробуй после такого "приглашения" забыть.

И выпившим на службе Рудакова никто и никогда не видел.

– - Скажите откровенно, -- говорил он на планерках, если речь заходила о пьянстве, -- кому и в чем помогла водка? Ну, назовите хотя бы один положительный пример. -- Сотрудники спорили, что-то вроде вспоминали, но в итоге приходили к мнению, что от водки больше вреда и неприятностей, чем пользы. Рудакова не то чтобы боялись, нет, его не боялись, но... побаивались. Обмануть или схитрить перед ним было делом дохлым. Да на это и язык не поворачивался. А сам говорил так, что сказанное потом будешь долго-долго помнить. И любимый его постулат -- что в оперативной работе надо больше рассчитывать на самого себя: на свою голову, свои руки и ноги.

...Закругляясь, Рудаков невесело подытожил, что раскрываемость в первом квартале будет хуже прошлогодней, и что каждому есть над чем подумать. Спросил у Жихарева, будет ли что говорить, но тот отказался.

– - Тогда все, кроме Шилова и Никитина свободны, -- объявил Рудаков. Кабинет опустел: но остались еще и Жихарев с Митрохиной: с ними, видимо, было обговорено заранее.

Никитин почесал пальцами лоб. "Значит, Шилов не отчитывался? Что ж, это даже лучше: сказать есть что, вчера не зря помотался. Шилов подвинулся к Никитину и, недовольно посмотрев на него, покачал головой.

– - Ведь просил же вчера не опаздывать, -- сказал негромко, но с упреком. -- На целый час -- уму непостижимо! Где пропадал?

– - Не на час, -- тихо ответил Сергей и поджал губы.

Шилов посмотрел на него, будто первый раз увидел.

– - Какая разница: сорок минут или час! Опоздал и меня подвел. Неужели непонятно?

– - Были причины, потом объясню, -- процедил Сергей.

– - Вы чего там перешептываетесь? -- подал голос Рудаков. -- Ну-ка садитесь поближе. -- Давайте не терять время. Начинай, Шилов. Хотя нет, погоди, позволь в начале кое в чем разобраться. -- Рудаков вышел из-за стола, и сердце у Сергея екнуло: "Ну вот и допрос начинается: что, да почему? Ладно, скажу как было. Рудаков вранья не переносит".

В своих предчувствиях Никитин не ошибся. Подойдя к нему, Рудаков как всегда спокойно, даже слишком спокойно спросил:

– - Вы почему, товарищ лейтенант, заставляете себя ждать? Или для вас опоздание на рабочее совещание не столь существенно? Тогда прошу извинить, что начали в ваше отсутствие.

Никитин встал и виновато опустил голову. Лицо покраснело, будто из парилки выскочил.

– - Прошу извинить, товарищ майор, но заболела девушка, с которой я, ну-у как бы поточнее... Мы с ней, в общем, дружим! Заехал вечером навестить и не подрассчитал со временем, а утром не услышал будильника. Говорю как было, без брехни, можете проверить.

Понурив голову, Никитин то краснел, то бледнел, обещал, что впредь подобное не повторится. Но его неожиданно поддержали Митрохина и Шилов.

– - Если девушка заболела, то причина опоздания уважительная. -- Светлана Михайловна улыбнулась, и ох как Сергей был в тот миг ей благодарен! Да и Шилов заметил, что Никитин раньше на совещания никогда не опаздывал и это у него впервые. Не стал наставник при всех катить на подчиненного бочку.

– - Ладно-ладно, тоже мне защитники нашлись! Я не хуже вашего в сердечных делах разбираюсь. -- Рудаков таким взглядом посмотрел на Светлану Михайловну, что... -- Но есть же, в конце концов, обычный человеческий порядок! Можно позвонить, предупредить, -- Рудаков покачал головой, -- учти, Никитин, и будь впредь более организованным, не дело это.

Сев за стол, посмотрел на Сергея уже мягче.

– - Ну а с Мошневой удалось побеседовать? Шилов говорил, вы с ней должны были вчера встретиться? Почему она в розыск на дочь не подает?

– - Никак нет, товарищ майор, побеседовать не удалось. Дверь не открыла и заявила, что больна, -- по-военному отчеканил Сергей.

– - На болезнь, значит, сослалась?

– - Да, и голос был больной -- хриплый такой, колючий.

– - И что бы это значило?

Передернув плечами, Никитин предположил:

– - Может, чем недовольна, а может, и в самом деле больна! Да еще, кстати, сказала, что писать ничего не будет.

– - Чем еще занимались?

– - После обеда встречался с любовником Сунцовой. Некто Ершов, работает водителем в городском тресте по саночистке. Подруга Сунцовой говорила, что якобы это самый последний Тамарин кавалер, по которому та прямо-таки сохла. Поговорил с ним, объяснил что к чему. Ершов сообщил, что Тамара с матерью жили как на ножах, а однажды мать даже топором дочери угрожала, но вроде обошлось. И на завод Мошнева приходила на дочь жаловаться, это сотрудники сказали.

– - Значит, топором угрожала? А за что? -- заинтересовался Жихарев.

– - Тамара, со слов Ершова, свою мать постоянно злила: приходила домой и рассказывала ей, как занималась любовью с кавалерами. Старуха из себя выходила, а дочка смеялась, дурачилась. Вот и довела мать.

– - При осмотре квартиры надо все проверить, -- заметил Рудаков. -- Думаю, не случайно Мошнева Никитину не открыла. Видно, что-то задумала или скрывает.

– - У вас все или еще что есть? -- спросил Рудаков.

– - Нет, пока все, -- ответил Никитин.