Не будите изувера

– Ничего не понимаю. А нож где она взяла?

– Вот в этом-то и заковыка. Это не нож, а скальпель. Хозяйка сказала, что девушка обнаружила его в дверном кармане, но как он туда попал, мать и сама не знает. Она его точно туда не клала.

– Я не понимаю поведение мужа. Он-то почему не защищал семью?

– Да я и сам не знаю. Ну, он вроде сначала управление потерял, и машину на шоссе закрутило. А когда он с легковушкой справился, сердечный приступ от стресса начался, вот и пришлось хозяйке все решения принимать самой и даже жертвовать волосами. Она вообще мужественная женщина. Не дай бог оказаться в ее ситуации. В машине сидит сумасшедшая, которая ранит собаку. Девица нацелилась на ребенка и хочет отрезать волосы у маленькой дочки, муж валяется в приступе, сын бьется в истерике. Кому первому помогать? Кого спасать? Ужас! Кстати, это пацан меня так уделал, – Малышко показал на свой оторванный рукав, – я помогал ему выйти из машины. Мы сначала девочку достали, потом кресло детское отстегнули, а когда хотели мальчишку вытащить, он и стал сопротивляться: вцепился одной рукой в меня и ни в какую. Тоже в шоке.

– А почему вы преступницу не арестовываете?

– Она же сумасшедшая. И нож в руках держит. Женщина-врач вызвала психиатрическую скорую, а мы начальство, вот их и ждем, – повторил он.

Сегамачо слушал оперативника в полуобморочном состоянии. Глазами он следил за происходящим, а мыслями был далеко. Мужчина немного подвинулся вперед, чтобы лучше рассмотреть преступницу, но, как ни вглядывался он в полумрак салона, ничего не видел. Нехорошее предчувствие зашевелилось в исстрадавшейся душе. Он всеми силами гнал его прочь, но понимал, что прав. Даже если сто раз скажешь белое, черное от слов белым не станет. Так и его сердце. Своим громким стуком с перебоями оно подсказывало Сегамачо, что его догадка ужасная, страшная, но правильная.

У сотрудника ДПС, стоявшего перед ним, неожиданно зазвонил телефон. От резкого звука Сегамачо вздрогнул. Он слышал, как, чертыхаясь, инспектор достал сотовый, нажал на сигнал приема. Из трубки понеслись такие отборные ругательства, что бедный парень невольно вытянулся по стойке смирно и стал быстро и отрывисто отвечать. «Начальник кипятится, – отрешенно подумал Сегамачо, – конечно, такую пробку устроили!» Он посмотрел вдоль дороги, где в обе стороны стояли колонны машин. Последние, ничего не понимая о причине задержки, начали истошно сигналить.

Голос в трубке не унимался. Тогда инспектор выбежал на дорогу и начал в спешке давать указания своим коллегам по нормализации движения.

Пространство перед машиной неожиданно расчистилось. Сергей Иванович осторожно приблизился к автомобилю и жестом попросил Малышко подвинуться. Ничего не подозревающий оперативник уступил ему место. Задерживать Сегамачо было некому: сотрудники ДПС занимались пробкой, Никита, оперативник из группы Нестеренко, задавал вопросы пострадавшей женщине. Второй опер пытался поговорить с ее мужем, которого погрузили в скорую. Медики давно бы уже уехали, если бы не мальчик, который наотрез отказался выпустить из рук раненую собачку. Он будто не понимал, что врач хочет оказать бедному животному помощь. Только вмешательство матери позволило врачу осмотреть раны дворняжки и забинтовать их. Раскрытую дверь машины терпеливо сторожил один Малышко. Но преступница и не торопилась убегать. Она пряталась в тени салона.

Сегамачо наклонился. От увиденной картины его сначала бросило в жар, потом в холод. На пассажирском месте, в уголке, прижимаясь к окну, сидела та самая пьянчужка, которую они с другом встретили на свою беду в лесу. Она невозмутимо строгала палочку и не обращала внимания на людей. Даже не верилось, что это абсолютно спокойное создание в облаке мелкой стружки совершило столько преступлений.

Сегамачо выпрямился и, шатаясь, побрел прочь, подальше от задержанной машины. У него дрожало все тело: тряслись руки, губы, выбивали чечетку зубы. Ясность картинки куда-то пропала, вокруг двигались размытые силуэты людей. Мужчина спотыкался о каждый придорожный камень. Прошагав несколько метров, он тяжело опустился на обочину и положил лоб на согнутые колени. То, что его поведение покажется окружающим странным, Сегамачо совершенно не волновало. Да и не было вокруг свободных людей, кто мог бы оценить его поступки. Лишь Малышко удивленно посмотрел ему вслед, но ничего не сказал, наверное, просто подумал, что на мужчину вновь нахлынули воспоминания об убитом друге.

Сегамачо просто сидел. Мысли вяло шевелились в его голове. Из пустоты один за другим возникали вопросы. Они появлялись издалека, но, приближаясь, увеличивались до гигантских размеров, жалили воспаленный мозг мужчины и исчезали в никуда.

– Почему так произошло, Серега?

– Разве мог я, хороший человек, работник, семьянин, гражданин совершить настолько аморальный поступок?

– Что я теперь скажу Наташке?

– Как посмотрю в глаза односельчанам?

– Разве поймут люди, что я, сидя всего в нескольких десятках метров, ничего не слышал и видел?

«Все совершают ошибки, – сверлила последняя набежавшая, как волна на песок, мысль, – человек так устроен, что учится исключительно на своем горьком опыте. Невозможно заранее догадаться, какой промах будет фатальным и радикально изменит твою судьбу. Ведь если бы мы знали, чем закончится тот или иной наш поступок, возможно, не совершили бы его».

Но эти слова не успокаивали его, а все больше поднимали в душе смуту. Он догадывался, что именно его бессмысленный и безумный поступок мог стать тем рычагом, который запустил всю цепочку событий. Картина случившего этой ночью стала настолько ясной, как будто кто-то твердой рукой вывел его из тумана и показал:

– На, смотри, что ты наделал. Полюбуйся на творение своих рук, оцени его, насладись.

Девушка лечилась в больнице от психического заболевания. Всем известно, что в таких заведениях строго следят за передвижением больных. Свое избавление от надзора и неожиданную свободу девушка решила отпраздновать с друзьями на пляже. Не важно, что она была искательницей приключений и любила выпить: это еще не повод считать ее закоренелой преступницей. Конечно, судя по информации, которую представил Макарыч, она принимала таблетки. Ей нельзя было пить алкоголь, который мог подтолкнуть к приступу агрессии. Но все закончилось бы благополучно, даже, несмотря на то, что дружки девушку напоили и воспользовались ее беспомощностью, а потом бросили в лесу. Она бы выспалась и вернулась к утру домой.

«И вот здесь, на ее пути встретились мы с Котычем», – застонал Сегамачо. Его лицо сморщилось, глаза покраснели, губы снова затряслись, но слез, которые могли бы принести небольшое облегчение, не было. Жестокие мысли жгли его изнутри, заставляли до скрежета сжимать зубы, чтобы подавить поднимавшийся изнутри крик.

«Что же получается? Она прекрасно помнила, что я с ней сделал. Иначе, почему тогда она напала на Котыча. После того, как мы ее оставили у базы отдыха, она немного поспала. Потом в одиннадцать ночи побрела по дороге назад и вышла к дачам. Она не убийца. Она больной человек, который был голоден. Девушка забралась в домик только в поисках еды. Дед появился неожиданно. Свое нападение на него она не планировала. Почувствовав для себя угрозу, схватила первое, что попало под руку, и ударила, а потом убежала.

Дальше, думаю, она побрела в деревню, но в темноте вышла не на ту дорогу. Блуждая в лесу, она случайно обнаружила нашу поляну. Подошла к столу, поела, взяла в руки нож для защиты, не более. На нее этой ночью столько раз нападали: сначала дружки, хотя с ними, возможно, было все полюбовно, потом я, а под конец и дед неожиданно выскочил. Инстинкт самосохранения сработал, вот и взяла. Далее она заметила сидящего Котыча, подошла к нему сзади. Он, скорее всего, повернулся на шаги, увидел ее и ничего плохого не заподозрил. А она, наоборот, узнав в рыбаке одного из своих насильников, напала и ножом перерезала ему артерию. Вот так и погиб бесславно Котыч из-за чужой ошибки.

Сегамачо поднял голову и посмотрел по сторонам. На дороге активизировалось движение. Скорая с отцом семейства уже уехала. Собачку перевязали. Ее раненое тельце белело в нескольких местах бинтами. Мать что-то говорила сыну, возможно, пыталась убедить его оставить дворняжку, лежавшую уже на траве, и смыть кровь с лица и рук. Девочка давно перестала плакать и любопытными глазенками стреляла вокруг.

Оперативники столпились у дверей: нужно было доставать преступницу, но в руках у нее по-прежнему был хирургический инструмент, и никто не хотел испытать на себе его остроту. Мужчины тихо совещались. По их нахмуренным лицам, активным жестам и горячим репликам Сегамачо догадался, что они не могли решить: начать заниматься этим делом своими силами или же подождать начальство и психиатрическую скорую помощь, которая вот-вот должна была приехать.