НЕ ГАДАЙТЕ НА РОМАШКАХ. Книга 2. Я РЯДОМ.

– Малыш, что там?
– прикрыл он трубку рукой.
– Плохо?

Дарья растерялась и обняв его за шею зашептала в самое ухо:

– Там обмороком пахнет и грозой.

– Прорвёмся Дашенька, - подбадривая притянул Бугров её голову к груди.

Бугров не успел успокоить жену, как трубка зарокотала:

– Где ты там, Роман, чего молчишь, нашкодил и трусишь?

Бугор стиснул телефонную трубку с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

– Никак нет. Слушаю вас, Борис Викторович.

– Ты не сдержал своего слова. Дашка беременна? Чего опять в молчанку играешь?

– Соображаю. Сколько вопросов сразу. И почему беременна?

Зинаида Валентиновна, тянувшая ухо чтоб хоть что-то услышать аж подпрыгнула от такой удачи.

– Вот, а мы не додумались, естественно, поэтому и женился, - загорелась она подсказкой, обращаясь к мужу и кося на плоский живот девочки.

Даша съёжилась, чувствуя, что краснеет под изучающими взглядами свёкра и свекрови моментом поймавших её в объектив.

– Мам, ты глупости не сочиняй на ходу, - буркнул оторвавшись от телефона Бугров.

Его достал тот же вопрос тестя.

– А что я должен думать, может, подскажешь?- продолжал гнуть своё Громов.

– Борис Викторович, вы не даёте мне слово сказать. Это совсем не так и не то. Не могли бы вы сейчас приехать к нам на ужин? Приезжайте, очень прошу, я вам всё объясню. Но Даша моя жена. Это уже факт. Вы меня ещё слушаете, Борис Викторович?

– Да.

– Вы приедете?

– Да.

– Отлично! Я опишу дорогу. Не далеко. Вы не заблудитесь. Едете до клуба и сворачиваете налево в частный сектор, к стадиону "Труд". По правую сторону будет большой, освещённый дом. Мы по такому случаю включим все осветительные приборы, чтоб не заблудились. Ворота откроем. Он один такой не перепутаете. Ждём вас.

Всё ещё не веря в окончание разговора, он медленно положил трубку. Дело было сделано, но нерешимость осталась. Причина её понятна. Даша. Кто знает, как поведёт здесь себя Громов. Посадит в машину и только он её и видел... А вдруг Даша смирится с волей отца. Нет, нет, Бугор не позволит, она его... Впрочем, стоит ли беспокоиться раньше времени?

– Ромаша?
– поднялась, опять закинув руки на его шею, встревоженная Даша. Ей тоже не очень хотелось сегодня объяснений и разговоров. К сожалению всё повернулось иначе и они с Романом не могли противиться выбору родителей.

– Кинул трубку, думаю, приедут. Не тушуйся, детка, будет нелегко, но мы кто?

– Десантники, - без энтузиазма пролепетала Даша. Она понимала, что им обоим сейчас придётся пересилить себя и морально подготовиться к этой не лёгкой встрече.

– Правильно, мой мышонок, съешь виноградинку, а я пельмешек ещё наверну, сил наберусь перед твоим отцом в боксёрской стойке стоять. Пельмешки, моё любимое блюдо. Мамочка всегда в камере хранения в готовности держит для любимого сыночка.

Но мамочка не оценила его комплимент и с ходу отправила в угол ринга.

– Зубы не заговаривай, любимый сыночек. Ты что, её родителей знаешь и так хорошо?

– Хватит его на сегодня, мать, мариновать, - вступился за сына отец.
– Приедут, и всё узнаем. Выложат, как пить дать, всё и начистоту, куда им деваться-то.

Но Зинаида не была с тем согласная. Ишь круговую оборону заняли. Сейчас она им покажет, где раки зимуют.

– Что вы все мне рот затыкаете. Она жена моего сына, как выяснилось более двух месяцев. Я о ней знать хоть что-то должна?

– Не спорьте, - пожалел родителей Роман.

– Знаю я Дашенькиных родителей. Что из того? Давай-ка, матушка, кончай допрос, накрывай на стол, раз гостей взбаламутили, - взмолился он.

– И, правда, Зин, зови Степаниду и давай расстарайся, организуй мероприятие. Сваты всё-таки. Других не будет, какие уж есть.

Это, конечно, не то на что они рассчитывали. Один сын хотелось по-людски. Но уже тот факт, что угомонился и женился сам по себе не плох.

– Мам, - обнял Роман мать за плечи.
– Даша тебе всё по ходу расскажет. Мы около тебя посидим, поможем, поговорим.

– Ты сауну там затеял, вот иди и займись ей. Я сама с ней по-бабьи побалакаю. С плитой, мы со Степанидой, как-нибудь вдвоём справимся.- Выпроводила она его с кухни. А только скрылась за дверью его пятка, как она развернулась, воинственно подбоченясь к снохе.

– Скажи-ка, голубушка, почему не вызывали меня к сыну, если ситуация была такой критической?

Молчаливая Степанида крутясь с готовкой ужина, с любопытством посматривала на них. Девчонка махонькая, пугливая, а перед Зиной не согнулась.

Даша действительно решила не гнуться и не оправдываться, а бороться за право быть с ним.

– Я так решила, - не отвела взгляда Даша.
– Его состояние было безнадёжным. Шанса жить практически не было. Операция длилась десять часов, кома. Вы б ничем не помогли, страдали только. Если б победила Смерть, то вас всё равно вызвали. Не обижайтесь, я медик, мне и то было тяжело. Помогали подруги, друзья. У Лены папа светило медицины. Собрал всех своих учеников, кто оперировал, кто консультировал, но помогали многие. Потом приговор, инвалид и неподвижность. Что для него это такое? Вы представить можете. Ничего не работало. Органа ни одного незадетого нет. Грудь вся в ранах. Вот я и женила его на себе. Мне было всё равно, что он инвалид. Люблю его очень.

Зинаида кроша салаты и вытирая с глаз душившие слёзы, прогудела:

– Почему в тот момент не позвонила, когда ему помощь нужна была, сиделка?

– Вас нельзя было подпускать к нему, сиделка у него была,- я. Его спасать надо было, бороться, а вы б только плакали да жалели. Было страшно переворачивать каждый день по нескольку раз его большое, неживое тело, натирая травами. Но получилось же, с каждым днём он становится прежним. Простите, - смахнула и Даша набежавшую слезу.

– Так бы оно и было. Тут ты права. Жалела бы, молилась на него и рыдала, а, что думаешь, сын. Будут вот свои дети, поймёшь. И прошу тебя, не делай так больше, чтоб ни случилось, пока у меня есть силы помочь ему, я должна быть рядом, я мать.

– Вы не думайте, что я хищница, как только он пошёл на поправку, я дала ему свободу, но он только посмеялся. Не захотел отпускать меня.

– И я догадываюсь почему, - притянула к себе девчонку Зинаида.

Слёзы, навернувшиеся на глаза, Дашка уже не в силах была скрыть. Она даже не пыталась их смахнуть. Они так и текли, высыхая на щеках или падая на воротник блузки. Плакала и свекровь.

– Прости, дочка, меня дуру. Спасибо за Романа.

Фёдор Егорович в смежной с кухней столовой, слушая их, от волнения уже в который раз переставлял бестолково по столу приборы.