Не говори мне о любви

Николай перевел взгляд на Забелина и прочел в его глазах свой смертный приговор: Ник понял, что Петр использует любую возможность вырваться отсюда, но письмо он никогда не доставит по адресу и ни словом не обмолвится, что князь Елецкий жив и находится в плену. Опустив глаза, Николай горько усмехнулся. Вот ведь судьба! Все правильно! Он виноват в смерти Катрин не меньше ее брата и заслуживает того, что с ним случилось.

***

Сидя в Кибитке рядом со старухой Зорой, Катя, которую теперь называли не иначе, как Шукар, устало опустила голову на колени. Прожив полгода в таборе, она теперь не понаслышке знала, что значит такая вот кочевая жизнь. Не было в ней никакого романтизма. Цыгане частенько жили впроголодь, но при этом, что более всего Катерину поражало, они никогда не теряли присутствия духа. Частенько в таборе по вечерам звучали песни, то настолько грустные, что, слушая их, хотелось плакать, то бесшабашные и веселые, от которых ноги сами пускались в пляс.

Они кочевали с места на место, и далеко не каждый помещик позволял им остановиться на своей земле, потому что сомнительная цыганская слава шла впереди них. Но - куда от правды денешься?
– цыганские мужчины могли и увести чужую лошадь, и надуть какого-нибудь простака. Женщины частенько зарабатывали на жизнь гаданием и торговлей всем, чем угодно, от дешевых украшений до всевозможных снадобий "от всех болезней". Хотя снадобий они и в самом деле знали великое множество, и Катя понимала, что едва ли она осталась бы в живых после купания в проруби, если бы не Зора со своими снадобьями.

– Скоро мы остановимся?
– простонала Катя, разминая затекшие мышцы шеи.

– Знаешь, по чьей земле мы сейчас проезжаем?
– улыбнулась беззубым ртом Зора.

– Откуда же мне знать?!
– устало отозвалась Катерина.

– Ну-ну, Шукар, - рассмеялась старуха.
– Неужели голос крови тебе ни о чем не говорит?

Старая цыганка частенько говорила загадками, чем безмерно раздражала Катрин, но зная, чем она обязана старой ведьме, Катя мирилась с ее причудами. Именно Зора вступилась за нее, и ей позволили остаться в таборе. Баро, вожак табора, был недоволен и не скрывал этого.

– Посмотри на нее, - говорил он Зоре, - Эти волосы и глаза... Она не похожа на цыганку и привлечет ненужное внимание к табору.

– Волосы можно спрятать, глаза опустить, - ответила Зора, грозно глядя на Баро.
– Я сама прослежу за всем.

С этого дня Катрин старательно прятала роскошные белокурые локоны под цветастой шалью, надвигая ее до самых глаз, в ушах у нее теперь покачивались большие золотые серьги в виде колец, стройную шейку украшало монисто, а на руках позвякивало множество браслетов.

Наконец, кибитки остановились на небольшой живописной поляне, и женщины занялись устройством лагеря на ночлег и приготовлением ужина. Катя, тяжело опираясь одной рукой на плечо Шандора, а другой поддерживая уже довольно большой живот, осторожно спустилась из кибитки на землю и направилась к небольшому ручью, протекающему по краю поляны. Отойдя от табора , она стянула с головы шаль, с наслаждением окунула руки в прохладную воду и плеснула ею в лицо. Удушающая жара начала августа совершенно измотала ее, добавляя ей мучений в ее и без того тяжелом положении. Держась за поясницу, она с трудом выпрямилась и едва не вскрикнула, обнаружив за своей спиной Шандора.

– Ты что же это, следишь за мной?!
– бросила она с негодованием.

– Бабуля наказала мне присмотреть за тобой, Шукар, - успокоил ее молодой цыган.
– К ней вчера опять Лачо приходил, просил отдать тебя ему.

– Господи! Боже!
– перекрестилась Катрин, вспомнив мрачного усатого цыгана, который частенько провожал ее пристальными горящими взглядами.
– Идем обратно!

Вернувшись в табор, Катя забралась в кибитку и забилась в угол. Кряхтя и кляня на чем свет стоит свою старость следом за ней поднялась Зора.

– Уходить тебе пора, девка, - уселась она прямо на пол напротив Катрин.

– Куда же я пойду?!
– испуганно спросила Катя, неосознанным движением руки прикрыв живот.

– Мы сегодня стоим на земле графа Блохина. Слыхала о таком?
– усмехнулась цыганка.

– Это мой дед, - удивленно ответила Катя.

– Ночью Шандор проводит тебя в имение.

– Но..., - начало было Катерина.

Зора подняла руку, останавливая ее.

– Лачо не в первый, а уже в третий раз ко мне приходил. Просит отдать тебя ему и тайком зелья тебе подсыпать, чтобы ты дитя скинула. С Баро он давно уже договорился. Так и до беды недалеко!

– А что, если меня не примут, не поверят? Не каждый день утопленники воскресают, - вздохнула Катя.

– Нельзя тебе больше с нами оставаться, - вздохнула Зора.
– Дальше ты должна своей дорогой идти. От тебя сейчас не только твоя жизнь зависит.

– Не понимаю я тебя, - вздохнула Катерина.
– Снова ты загадками говоришь.

– Всему свое время, все поймешь, но позже, - хрипловато рассмеялась цыганка.

С этими словами Зора ушла, но спустя некоторое время вернулась, принеся с собой кусок лепешки и миску с тушеной зайчатиной.

– Ешь! Путь тебе не близкий предстоит, и пешком!
– протянула она эту нехитрую снедь девушке.

Катя послушно взяла из ее рук ужин и не торопясь принялась есть. Мысли ее лихорадочно метались в голове. Ясно как божий день, что табор ей придется покинуть: если уж Зора встревожена, значит, ей действительно есть чего опасаться. Но как же страшно будет прийти к совершенно незнакомым людям, да еще с огромным животом! Да захотят ли родственники видеть ее вообще?! Она долго ворочалась с боку на бок присматриваясь к пламени костра, виднеющегося в щель неплотно задернутого полога кибитки, но вскоре усталость взяла свое, и она задремала.

– Вставай, пора, - легонько потрясла ее за плечо Зора.
– Рассвет уж скоро. Если идти, то сейчас.

Катерина с трудом поднялась - ей показалось, что спала она не больше получаса. Накинув на голову шаль, она осторожно выбралась из кибитки и ступила босыми ногами на влажную от росы траву. Шандор и Зора уже ждали ее у кибитки. Испуганно посмотрев в глаза Зоре, девушка вдруг кинулась ей на шею, а старуха нежно гладила ее по спине, что-то ласково приговаривая. Катя, и сама не ожидавшая от себя такого, смутившись, отступила от Зоры, но цыганка удержала ее руку и прошептала, пристально глядя в глаза: "Иди, Шукар, и ничего не бойся. Запомни, девочка, - ничего!" Осторожно миновав спящий лагерь, Шандор и Катя углубились в дубовую рощу, отделявшую стоянку табора от графской усадьбы. Катерине казалось, что Шандор в темноте видит как кошка, настолько бесшумно и быстро он двигался, сама же она то и дело спотыкалась о выступающие из земли корни деревьев и не единожды упала бы, если бы крепкая рука юноши не держала ее под локоть. Наконец, лес кончился, и они вышли на широкий луг, по краю которого протекала довольно полноводная речка. Сквозь поднимающийся от реки туман в предрассветном сумраке просматривались контуры господского дома, расположенного на некотором возвышении и окруженного ухоженным парком.

– Прощай, Шукар, - улыбнулся Шандор.
– Ты была мне как сестра. Я буду помнить тебя.

Растрогавшись, Катрин обняла широкие плечи цыгана и коснулась быстрым поцелуем смуглой щеки.

– Береги себя, Шандор, - помахала она ему рукой, с замирающим сердцем входя в ворота усадьбы. Оглядевшись по сторонам и собрав в кулак всю свою волю, она поднялась по ступеням к двери и тихо постучала. Спустя несколько минут двери ей открыл заспанный дворецкий.

– Чего тебе, окаянная?!
– с негодованием накинулся он на цыганку, посмевшую потревожить покой обитателей усадьбы в столь ранний час.