Не имей десять рублей

Выходило, что он только что проехал мимо новой заводской стройплощадки, уже без него, за эти несколько месяцев вторгшейся в гущу окрестных домишек. Самих домишек уже не было, а вдоль расширенного шоссе светили новые, должно быть к Октябрьским праздникам повешенные, уличные плафоны.

– Погоди...- Федор Андреевич тронул водителя за плечо.- Тормозни на минутку.

Таксист крутнул баранку и прижал "Волгу" к пустынному забору.

– Давай, пока никого нет...- кивнул он.

– Да нет... Ты мне назад сдай маленько.

– А в чем дело?

– Надо.

Шофер, недоуменно дернув плечами, дал задний ход.

– Давай, давай еще.

И когда такси, пятясь, минуло долгий забор, похожий на монастырскую стену, Федор Андре-евич сделал знак остановиться. Он приоткрыл дверцу, метнул глазами по сторонам, нет ли кого, и, высунувшись до пояса, щурясь от слепивших прожекторов, с ревнивым любопытством принялся разглядывать строительную площадку. С первого взгляда было трудно понять, что тут задумано, но размахнулись широко, если снесли целых две улицы. Среди труб, штабелей бетонных блоков, деревянных кабельных катков, смрадных смолотопок черными провалами зияли ряды котлованов. В одном из них, мелькая тросовыми бегунками, время от времени высовывалась над краем верху-шка стрелы экскаватора. И все продолжал где-то тяжко сопеть и ухать молот, удары которого отдавались вздрогами даже здесь, в машине. По рядам каркасных опор в глубине площадки, осле-пительно белевших в ночи под лучами прожекторов, Федор Андреевич угадал-таки очертания одного из будущих цеховых пролетов. Опоры протянулись метров на сто и там, в конце, развора-чивались под прямым углом.

– Ага, значит, буквой "Г" решили,- пробормотал Федор Андреевич, придирчиво сообра-жая, какой в том резон, в этой букве "Г".- Мудрят, мудрят что-то... Хотя бы забором обнесли, тоже мне хозяева. Ходи, гляди, кому вздумается.

– Тебе кого тут надо?
– осведомился таксист, тоже выглядывая в окно.

Федор Андреевич промолчал.

– Вон кто-то идет, спроси, да поедем. А то мне в гараж пора.

От котлованов по тесовому настилу приближалось несколько человек в строительных шлемах.

Однако одеты они были не по-рабочему, и когда в этот момент смолк молот, заколотивший очередную опору, в морозной тишине Федор Андреевич отчетливо разобрал слова:

– Послушай, Петряев, зачем тебе тридцатитонный кран? Возьми два по десять. Вдвоем они вполне справятся. Я тебе подкину пару совсем новых, только получили.

– Нечего сказать: хитер!
– послышался глуховатый голос Петряева.Выходит, я должен оплачивать сразу двух твоих крановщиков. Да еще за краны слупишь, как за две машинные единицы. Нет уж, спасибо!

– Так и так я возьму с тебя параметрную ставку за тоннаж крана. Так что учти, два по десять обойдутся дешевле.

– Шалишь, мы уже прикинули: с оплатой двух машинистов дороже получается.

– Ну и скряга ты, как я погляжу!
– засмеялся первый.

– А ты как думал? Копейка рубль золотит,- тоже рассмеялся Петряев.- Так что нечего, нечего, давай гони тридцатку. Наверно, уже кому-то пообещал? За коньяк?

– Да брось ты!

– Тогда на той неделе привози. Сразу начнем монтаж перекрытий с южного торца.

Жгучая зависть к этим оживленно разговаривающим людям обожгла Федора Андреевича. Если бы его не подсидели, он тоже теперь вот так шел с ними. Сейчас, после работы, наверное, завалятся к кому-нибудь на квартиру...

Говорившие меж тем приближались, дольше оставаться было рискованно, еще чего доброго заметят: "Ба! Гляди-ка, Толкунов! Ты что тут делаешь?" - и Федор Андреевич воровато втиснул-ся в машину.

– Поехали!
– поторопил он шофера.

– Чего, передумал спрашивать?

– Давай, давай.

– Может, возьмем кого?
– таксист кивнул в сторону подходивших.

– Никого не надо!

– Дело хозяйское,- кисло усмехнулся шофер.

Проезжая мимо запорошенного фонтана, скульптурный центр которого уже был обшит на зиму тесом, Федор Андреевич припал к стеклу, чтобы еще раз взглянуть на заводоуправление. На втором этаже, как раз между колоннами, он отыскал окна своего кабинета. Горела верхняя хруста-льная люстра, все та же, с тяжелым медным каркасом. Но стены кабинета были перекрашены. Вместо розового наката просвечивала какая-то зеленца, и этот пустяк неприятно кольнул Федора Андреевича: можно было и не перекрашивать, прежний накат не простоял и года.

И вдруг в последнем окне мелькнула золотом багетовая рама. Он вспомнил про свою глупую подпись на обороте и со стыдом и досадой представил, как снимали во время побелки портрет и, конечно, обнаружили это его пьяное факсимиле... И, должно быть, показали Петряеву. А тот, наверно, прочитал, хмыкнул ехидно и опять повесил. А может, тоже показывал всем, мол, полю-буйтесь, как Толкунов увековечил себя! И в том, что портрет висел теперь при Петряеве с его, Федора Андреевича, подписью, было что-то обидное и унизительное.

Возле попутного "Гастронома" Федор Андреевич попросил еще раз остановиться. В штучном отделе, достав десятирублевую бумажку, он хотел было взять бутылку коньяка, но, вспомнив, что надо еще расплачиваться с таксистом, ограничился "Экстрой". Тут же, при "Гастрономе" заперся в телефонной будке и набрал домашний номер Зинченки.

К телефону подошел сам Зинченко, мягко, бархатно ответил:

– Я вас слушаю.

– Это я... Толкунов.

– Позвольте... Какой Толкунов? Куда вы звоните?

– Брось валять дурака!
– пыхнул Федор Андреевич.- Повышение получил, что ли,- узнавать перестал.

– А-а! Федор Андреевич!
– расхохотался Зинченко.- Приве-ет! Привет, дорогой.! Извини, пожалуйста! Давненько не звонишь, оттого сразу и не сообразил. Ты откуда? Из дома?

– Да нет, с автомата.

– А что такое? Какие-нибудь неприятности?

– В Шутове был, да вот с дороги звоню.

– В Шутове?
– оживился Зинченко.- Ну как там? Как любезный Никанор Матвеевич поживает? Лесник, лесник. Грибков у него не отведал? Прелесть у него грибы! А ты в Шутове по какому случаю-то?

– Да... рыбачил, понимаешь.

– Ну-у!
– сладко изумился Зинченко.- Представляю! И завидую! Кто же еще был?

– Да... связался тут с одним... Прилип, как банный лист к...- Федор Андреевич назвал к чему.

– Это кто же такой? Я его знаю?

– Да нет... Так, случайный.

– Так, так... А я уж думал, прежняя компания. Даже обиделся, что без меня. Такие, значит, дела...- И, вздохнув перед трубкой, Зинченко заговорил тягуче, с зевотой: - Ну что, старина... Спасибо, что позвонил. Привет супруге и все такое... Как она, все нормально? Ну и тебя обнимаю на сон грядущий...