Не лучший день хирурга Панкратова
Шрифт:
Андрей глубоко вздохнул и к ее удивлению сразу же забылся тяжелым сном. И снилось ему, что он маленький мальчик. Он идет по бревну, которое у них в деревне было перекинуто через небольшой овражек. А на той стороне овражка стоит мама и манит его рукой: – Давай, сынок, иди ко мне! – И он пошел к ней, боясь оступиться, упасть... Всего один шаг остался! Но голова пошла кругом, и он полетел в темную бездну, крича: -Мама, мамочка!
Панкратов сразу же проснулся, весь мокрый от пота. Над ним склонилась Марина. Он впервые видел так близко ее лицо – нос с россыпью веснушек,
– Не надо кричать, Андрюшенька, все у нас хорошо. Это просто дурной сон. Закрывай глазки, будем спать. Вот молодец, послушный мальчик.
Он еле слышно сказал:
– Мама, – и опять провалился в темноту. И снова ему снился тот же сон, и снова его звала мама. Он снова падал в бездну, крича: – Мама, помоги мне!
Марина, прижавшись к нему щекой, зашептала:
– Не надо кричать, все будет хорошо, милый мой Андрюша. Она не слышала, как сзади тихо подошел Виктор Евгеньевич, тихо спросил:
– Ну, что? Все бредит?
Марина вскочила, волосы у нее растрепались.
– Да, только заснет, тут же начинает кричать. – Она с мольбой посмотрела на Виктора Евгеньевича: – Сделайте же что-нибудь, он совсем стал плохой, Виктор Евгеньевич!
– Тихо, не надо паниковать. Я уже распорядился, чтобы его брали. Позови Петра Петровича, он в ординаторской.
– Да, я сейчас... я быстро, – сорвалась Марина с места.
Через минуту вошел Петр, спросил:
– Ну что, Виктор Евгеньевич, пора? Наталья Петровна в операционной, специально осталась.
– Поднимайтесь, сэр, вас ждут великие дела! – Виктор пошевелил Андрея за ногу.
– Будем тебя брать в операционную.
Тот кивнул и опять закрыл глаза, шепнув:
– Марина.
Когда Панкратова выводили из кабинета, она его перекрестила. В коридоре, несмотря на поздний час, кажется, собрались все врачи отделения, хотя и делали вид, что заняты каким-нибудь делом. Все уже знали, что Панкратова будет оперировать доктор Антошкин, и одобряли решение заведующего. Не каждый мог бы так поступить!
Операцию вел Петр,
ассистировал ему Виктор Евгеньевич. На месте анестезиолога стояла Наталья Петровна.
– Скальпель, – попросил Петр. Взяв его, он на секунду задумался, как бы повторяя в мыслях ход операции. Тихо произнес традиционную фразу: – Ну, с Богом, – сделав широкие разрезы по боковым поверхностям пальца. Сразу же из разрезов обильно отошел гной. При ревизии установил, что гной затекает в область сустава, основной фаланги пальца, а это означало, что палец необходимо ампутировать
– Как Андрей? – спросил Виктор у Петровны.
– Спит, как дитя.
– Ну и хорошо. Нам придется ампутировать палец.
– А по-другому нельзя? – на всякий случай спросила она.
– Если бы было можно, не говорил, – отрезал Виктор. Наталья Петровна ничего не сказала, только развела руками.
– Давайте, коллега, действуй, – скомандовал он Антошкину. – К счастью, левая рука, для хирурга –
не большая потеря, – добавил он.Петр лишь на секунду замер, а в следующую быстрым движением удалил палец.
– Зашивать рану не надо, – негромко сказал Виктор. – Проходил, наверное, по хирургии, что при обширном воспалении надо создать хороший отток инфицированной жидкости, чтобы эта зараза не пошла выше, – на правах старшего заметил он. Остановив незначительное кровотечение и наложил повязку, Петр поблагодарил всех и, сбросив перчатки, вышел вслед за Виктором Евгеньевичем.
Возле операционной у окна стояла Марина. Увидев Петра, она бросилась к нему.
– Как? Как он?
– Пришлось удалить палец.
Зарыдав, Марина бросилась к нему, повисла на шее, повторяя одно и то же:
– Петя, как же так? Как же?
Опустив руки, он стоял, молча пережидая истерику. Затем мягко снял ее руки с плеч и, резко повернувшись, быстро зашагал по коридору.
Пациента Панкратова отвезли на каталке в кабинет. Больные и врачи, которые до операции стояли в холле, сгруппировались, на сей раз им не надо было скрывать, что они здесь собрались из-за доктора Панкратова. Сейчас он спал. Марина тут же поставила ему капельницу, выключила основной свет, включила ночник. Села рядом с его кроватью у изголовья.
Андрей Викторович находился то ли в забытьи, то ли это был тяжелый послеоперационный сон. Периодически вскрикивая, произносил что-то непонятное. Иногда отчетливо слышалось: мама, мамочка, Марина.
Когда Панкратов начинал метаться, она шептала ему нежные слова, гладя его по щеке, по слипшимся от пота волосам. Температура 40,5 держалась упорно, несмотря на уколы и постоянно меняющиеся компрессы. Обеспокоенная Марина позвала Петра, оставшегося в ординаторской.
Доктор Антошкин долго считал пульс, хмурился, качал головой. Потом тихо сказал:
– Похоже на септический шок. Не надо пугаться, Мариночка. – И заглянув в ее полные отчаяния глаза, бодро добавил: -Выздоровеет он, как миленький! Куда он денется!
Оставшись с больным одна, Марина сжалась в комок от охватившей ее паники. Панкратова бил озноб. Вдруг он что-то закричал, схватил больной рукой одеяло и отбросил его в сторону.
– Андрюша, мой хороший, не надо шуметь, спи, мой маленький. – Марина поправила одеяло и положила голову ему на грудь, продолжая шептать нежные слова. Шапочка упала, и пышные шелковистые волосы рассыпались во всей красе. Когда в дверь заглянул Петр, Марина вскочила, вспыхнув от смущения.
– Не стесняйся, видишь ему так лучше, – успокоил он ее, показав знаком, чтобы она заняла прежнее положение. – Я подойду позже, гляну, как рука. А ты уж смотри внимательно.
Тяжко пришлось Марине в этот день. Андрей постоянно бредил. Начинал кричать, биться в постели, потом надолго затихал в страшном оцепенении. Лежал недвижимо, тупо уставившись в потолок, не отвечая на вопросы. Просил пить. И если ей удавалось влить ему воды ложечкой сквозь стиснутые зубы, он воду не глотал, она выливалась из уголка его рта, скатываясь по шее на простыню. Это было самым страшным.