(Не) люби меня
Шрифт:
– Ци, – позвал свою невероятную супругу Кьян. – Дашь мне воды? Руки бы вымыть…
Лилиана поглядела на его окровавленные руки и потеряла сознание. Он едва успел подхватить ее.
Императорский воин фыркнул, но сказать ничего не посмел. Во-первых, он уже знал, что Кьян Ли – внук Императора, во-вторых, помнил, что девочка все же воительница, о которых все знали, но никто никогда не встречал. А теперь ему есть о чем рассказать своим товарищам, ведь на его глазах рождалась новая легенда Катая.
Кьян же со вздохом уложил Колючку на землю, а потом, вытерев пальцы о нижнюю рубаху одного из трупов, осторожно похлопал ее по
– Поднимайся, – рыкнул он зло. – Чего разлеглась?
В глазах Лили мелькнула обида, она поджала свои такие красивые пухлые губки и, пошатываясь, поднялась на ноги. Катаец даже руки ей не подал, опасаясь, что она заметила его слабость. А девушка подошла в нему вплотную, прищурившись, заглянула в его лицо и неожиданно сильно ударила его острым кулачком под дых. Кьян согнулся пополам, хватая ртом воздух. Императорский солдат раскатисто захохотал. Лили зыркнула на него гневно и подхватила свою сумку.
– Что встал, пошли, – хмуро сказала она. – В поле ночевать собрался?
Кьян Ли задумчиво на нее посмотрел, но, вместо того, чтобы выдвигаться, забрал сабли убитых и попытался подобрать себе наиболее подходящую. Сначала он положил саблю плашмя на ладонь так, чтобы она была в равновесии, потом резко подкинул ее вверх, поймал за рукоять и резким свистящим движением описал полукруг. Первая оказалась для него слишком длинной и тяжелой, вторая неидеально сбалансированной, а третья и вовсе была с зазубринами и неудобной рукояткой. Немного подумав, он взял с собой второй клинок, намереваясь при случае переделать рукоять на более легкую.
Лили внимательно наблюдала за его действиями. Она видела, что муж разбирался в оружии, и это показалось ей очень странным. До этого момента она все-таки не верила, что он убийца.
– Почему эта сабля? – с искренним интересом спросила она.
– Это катана, – пояснил Кьян. – Смотри, эта вся в зазубринах. Значит, ее хозяин был плохим воином. Он не мог рассчитать правильный удар и не чувствовал свое оружие, надеясь только на силу. Вон та мне тяжела. Я не смогу правильно вести ее. А эта по руке. Только катана – это рубящее оружие. Здесь тяжесть должна быть на конце лезвия, а никак не на рукояти.
Лили провела пальцем по массивной, богато украшенной зелеными камнями гарде и вопросительно поглядела на супруга.
– Да, я думаю, что если заменить рукоять на деревянную, баланс будет лучше. В остальном она неплоха. На первое время сгодится. Хотя не думаю, что придется еще раз драться. Этот молодчик – теперь наш пропуск в столицу.
Кьян закрепил на поясе перевязь, обмотав ее вокруг тела вдвое, убрал катану в ножны и взял девушку за руку. Бросив несколько резких слов пленнику, мужчина потянул Лили за собой.
– А похоронить тела? – шепотом спросила
Лилиана.– Крестьяне похоронят, – отмахнулся Ли. – Снимут только с них всё ценное. Здесь так принято, не пропадать же добру. Люди живут бедно, в хозяйстве всё пригодится.
Девушка качнула головой, то ли соглашаясь, то ли осуждая, но вслух ничего не сказала. Надо было идти дальше, и без того много времени потеряли.
Пленник бодро топал спереди по широкой дороге. Катай был похож на Степь своими бескрайними полями, но гораздо более зелен. Здесь было много воды, часто встречались рощи высоких тонких деревьев. Каждая пядь земли была использована: поля распаханы, на реках рыбацкие лодки, много деревенек. И везде люди. На полях – человечки в соломенных шляпах возделывают урожай. На дороге то и дело попадаются повозки, в которые впряжены ослики и буйволы.
Конечно, они тут голодают! Столько народу не было даже в Славии. А в Степи вообще можно было ехать весь день и не встретить ни одного человека. Внезапно Лили подумалось, что если Степь заселить так же плотно, там будет еще больше голода, ведь река там только одна, и зимы холодные и порой бесснежные, иногда и пшеница озимая вымерзает. А живут нынче степняки богато и раздольно, и население увеличивается. Во многом это еще и заслуга ее отца: эпидемий стало меньше, от болезней лечат в больницах (их еще на галлийский манер называли госпиталями). Сегодня места и еды всем хватает, а что дальше будет, лет через пятьдесят? Или через сто? Да даже если просто посчитать: у отца с матерью пятеро детей. У этих детей будет по трое-четверо внуков… за двадцать лет семья увеличилась вдвое, за сорок – вчетверо. А у деда и вовсе десять человек детей. И ни войн, ни голода.
Ей сейчас очень хотелось поделиться своими мыслями хоть с кем-то. Дома бы она пришла к отцу или деду, а здесь – Кьяну рассказать? Но он странный. То смотрит на нее с восхищением, то отталкивает от себя. Непонятный человек. Высмеет еще.
– Надо укрытие искать, – неожиданно заявил Кьян Ли, тревожно поглядывая на небо. – Дождь будет.
– Дождь – это же хорошо? – с недоумением спросила Лили, глядя в высокое небо, с одного края стремительно темнеющее.
– Ну… ночевать в поле под дождем – сомнительное удовольствие, – пожал плечами ее муж.
Он задал несколько вопросов пленнику, огляделся, вытягивая шею, и свернул с дороги прямо в зеленое поле.
– Здесь недалеко храм, – пояснил он. – Попросимся на ночлег туда.
– А почему не в деревню?
– Потому что нас там ограбят и убьют, – ровно ответил катаец. – Мы чужаки. К тому же прилично одетые. За одну твою куртку, Колючка, можно купить для большой семьи еды на неделю.
– Здесь всё настолько плохо?
– Нет. Всё гораздо хуже. Взгляни – даже императорские воины, которые должны защищать свой народ, сначала нападают на путников, а уже потом по их вещам решают, доложить о них или нет.
– А Император? Степной хан никогда бы не допустил подобного произвола!
– Вот и хочу задать несколько вопросов императору, – жестко ответил Кьян Ли, сжимая челюсти до желваков и не зная, что у него даже лицо сейчас темнеет от гнева.
Лилиана невольно им залюбовалась. Он ей нравился, но от такого сурового и хмурого взгляда по животу просто бежали мурашки.
– Ясно, – пробормотала девушка, с трудом шагая по мягкой земле, стараясь не раздавить зеленые ростки чего-то явно культурного.