Не обожгись цветком папоротника

Ярина тряхнула головой, что за дурь в голову лезет.

— На Купалу нагулялась. А мать проведала… видела, как меня с утра выворачивает… За волосы оттаскала. Я ей и призналась…

Ярина не стала спрашивать с кем нагулялась Бажена, и будет ли свадьба. Видела чуть ранее, как отмахивался Ярослав от девушки. Всё там ясно.

— Вот мать с отцом и надумали меня отдать Асипе. Второй женой.

У Асипы недавно умерла Голуба. Недолго та продержалась у него в жёнах. До Голубы тоже жёны были. И тоже не долго. Там не сколько сам Асипа пугал девушек, сколько большуха Асипиха. Высокая, здоровая и злющая, хуже собаки. Жён выбирала она. Ну как жён, ей нужна была холопка, чтобы выполняла всю грязную работу и, чтобы было кого за волосы таскать, душу отводить. Жизнь — страшная штука, если её проводить в хоромах Асипы и его лютой первой жены Асипихи.

Не одна мать с измальства страшила нерадивую дочь, мол, будешь так хату мести, не видать тебе женихов, придётся к Асипихе идти.

Многие родители возмущались, когда в очередной раз провожали свою дочь в дальний путь на тот свет, но дальше селения эти жалобы не шли. А что Асипихе недовольство родни? Вы дочь сами отдали? Сами. Вот и не виноватая я, что она такая хилая оказалась.

И, хоть Асипиха старалась выбрать девку подебёлей, спустя некоторое время с ней случалась неизменная метаморфоза: молодая жёнка чахла, худела, даже становилась как-то ниже ростом, словно с первых дней готовилась пойти по дорожке предшественниц.

— А, может, мать тебя просто пугает? Со злости так говорит?

— Да нет. Уж сговорились с Асипом и Асипихой, что после покоса к ним пойду. Асипиха уже и со старшим договорилась, что сено, которое мне полагается, при разделе им засчитали.

Замолчали. Ярина в раздумье глядела в тёмные воды. Да уж… и не сразу угадаешь, что хуже: к Асипихе попасть или к русалкам.

— Надо ещё что-нибудь придумать, — предложила она.

— А что тут придумаешь. Я, почитай, какую ночь не сплю — думаю, думалку уж сломала.

Но Ярине казалось, что есть ещё путь. Только не могла сообразить какой.

К шалашам возвращались вместе, немного успокоенные, но печальные. Попрощались.

В шалаше Ярина прислушивалась, стараясь уловить сонное дыхание младшей сестры. Тихо. Неужели, не вернулась ещё? Стала наощупь искать. Нашла. Потревоженная Тиша повернулась на другой бок. Вскоре улеглась и Ярина.

…Когда следующий раз копнили сено, Ярина удивилась, потом испугалась, глядя какие огромные охапки таскает Бажена.

— Что ж ты надрываешься? — улучив минутку, шепнула она.

Бажена промолчала.

— Подумай о ребёнке.

— О нём и думаю, — со злостью ответила Бажена.

«Нашла выход!» — напуганная Ярина не знала, что ей предпринять.

А пока она занималась подругой, не видела того, что, вроде как и никто не заметил, кроме Пыри, которая украдкой не выпускала свою дочь из вида.

…Мужская косьба со стороны кому-то может показаться нетрудным делом — маши и маши себе косой. Особенно рано утром, когда трава, упругая от росы, стоит, вытянув стебелёк. Но такие часы особенно дороги мужикам, поэтому работают без перерыва. Заботливая жена или мать подойдёт к своему работнику, принесёт кваску попить, вот и весь отдых.

Глеб уже давно озирался, ища глазами свою невесту, пить хотел. Но та была далеко. Уйти нельзя, за тобой след в след идут другие мужики, ты задержишься — задержатся все.

Пить хотелось — мочи нет.

Мимо шла улыбающаяся Агния с кувшином в руке. Остановилась.

— Глеб, вижу тебе жарко. Испей холодненького, — протянула она кувшин.

— Вовремя ты, Агния, — обрадовался Глеб и одним махом отполовинил кувшин.

— На здоровьица, — порадовалась и Агния.

75

Тиша тогда в шалаше не спала. Но постаралась, чтобы старшая сестра не догадалась. Трудные вопросы не давали бедной головушке ночного покоя.

Сначала уговаривала отца с собой взять в Берёзовый Кут. Надо было ему домой срочно, вот и решил отлучиться на пару дней. Тиша как прознала — занервничала, а вдруг её не возьмёт с собой? Уж и слёзы от волнения готовы были брызнуть двумя ручьями.

— Матушка, — горячо обратилась Тиша за поддержкой к той, которая всегда её поддерживала в трудную минуту, — страх, как я переживаю за Хылю. Как она одна? Мне бы одним глазком посмотреть — успокоиться.

Молчали и отец, и мать. С одной стороны, сенокос — это не баловство, туда-сюда не бегают. Тут каждый день на счету, домой общество отпускает только по нужде. Ивару надо было срочно коня перековать. Это причина уважительная. Попутно сельчане надавали всяких поручений, там уж придётся задержаться. Но с другой стороны — дружбу тоже надо уважить. Нет друга — ищи, а нашёл — береги.

— Собирайся. Ночью выезжаем.

Тиша молча повернулась и пошла к себе в шалаш, по пути проливая уже напрасные слёзы. Но что тут поделаешь, коли они сердце переполнили.

Но до шалаша не дошла.

— Тиша, постой, — закричал Малой.

Девочка оглянулась. Через валы сена чуть ли не галопом неслись брат и Ёра. Тиша остановилась, поджидая их.

— Тиша, пошли-ка отойдём, разговор есть.

— Куда отойдём? Тут же нет никого, — удивилась Тиша.

— Туда, туда, — ребята увлекли девочку подальше от шалашей.

Под берёзками Тиша резко затормозила, заговорила сердито:

— Куда вы меня тащите, дураки какие-то?

Ребята послушно остановились. Долго молчали, не решаясь на серьёзный разговор. Сейчас от Тиши зависело многое, лучше бы её не сердить.

— Дай, Тиша, слово, что никому не скажешь.

— Вот ещё выдумали, — нахмурилась девочка. — Когда это я кого выдавала?

— Поэтому мы тебя и выбрали. Дело есть — княжеское!

— Уж прям княжеское, — в голосе слышалась насмешка, но Хыля поверила. Глаза её заблестели от любопытства.

— Смотри, только — молчок, — ребята понизили голос, хотя в округе никого не было видно. — Мы, вроде, как знаем, где княжеский детёнок.

Хыля ахнула. Глаза её стали круглыми, словно блюдца, и в них плескался тихий ужас и восхищение. Всё-таки ребята шустры, тут ничего не скажешь!

Такая реакция подбодрила ребят, и они уж без утайки, торопливо, зашептали:

— Мы точно не знаем, княжеский он или нет.

— А прячут его далеко.

— И надо спешить, а то могут в другое место перепрятать.

— Или убьют ещё.

Тиша ахнула.

— А что ты думаешь? Это ж разбойники.

Но тут выражение глаз Тиши снова изменилось. Она зло зашептала:

— А если вас разбойники убьют? Тогда что?

— А мы не дураки, чтобы на глаза разбойникам попадаться!

— У нас знаешь как? Семь раз отмерь, один — отрежь.