Не обожгись цветком папоротника

— Пошли, — сказал Ачима и повернул в лес.

Василисе не осталось ничего, как следовать за ним.

77

Баушка уставилась на Рябуху. Во, нахалюга! И как ей не стыдно орать на весь двор?

Но Рябухе было не стыдно. Она сидела на верхней перекладине лестницы и кудахтала изо всех сил, хвастаясь честно выполненной куриной работой. Да только разве это честно? Баушка так не считала.

— Ты, глянь-ка, Айка, что делается.

Айка глядел, но не понимал. Каждое утро баушка ругалась на эту курицу. Он тоже время от времени грозил ей пальчиком, мол, ай-я-яй. И, хотя, баушка ему ещё не объяснила в чём дело, он всё равно разделял её чувства.

— Каждый день! Каждый день одно и то же. Вот гнездо, там другое, — баушка махнула рукой в сторону курятника, — выбирай себе какое хочешь, да неси яички, как положено. Нет же, залетит неизвестно куда и несётся там. И как, скажи на милость, мне эти яйца достать?

Баушка поразмышляла про себя, потом вслух продолжила:

— Был бы Малой, он бы мигом залез, посмотрел, что там делается. А без Малого кто ж полезет?

Старушка в сомнениях посмотрела на Айку. Тот переводил взгляд то на курицу, то на баушку, привычно ковыряясь в носу.

Так ничего не решив, баушка прищурила глаза мстительно:

— Ну, погоди, милая, крылья я тебе мигом пообрезаю.

И схватив миску с зерном, тут же запела фальшиво-приветливо:

— Цып-цып-цып, — щедро рассыпая зерно и поглядывая на Рябуху хищным взглядом.

Та поперхнулась очередным приступом кудахтанья, слетела к хозяйке под ноги и тут же была схвачена коварными старческими руками.

Не успела Рябуха перепуганно ойкнуть по-куриному, как бисерные пёрышки посыпались на землю, безжалостно срезанный ножом под самый корень.

— Беги теперича, — довольная баушка бросила курицу на землю, и та побежала, пока ещё не совсем понимая, что произошло. До конца, насколько это возможно для курицы, она осознает случившееся на следующее утро, когда по привычке махнёт крыльями, пытаясь взлететь, а махать толком и нечем. Повернёт озадаченная в курятник на гнездо.

— То-то же! — промолвила победно баушка и пошла привычно кружить по своему немаленькому хозяйству. Айка привычно кружился следом.

Но пока занимались повседневными делами: подоили корову Ночку, отправили многочисленную рогатую и безрогую скотину на пастбище, поели сами, покормили свинью с поросятами, повозились на грядках, мысли обоих текли по разным руслам. Айка познавал мир. Всё вокруг его удивляло и радовало. Всё казалось ярким и вкусным. Баушка думала про кладку яиц наверху. Интересно, много их там? Пропадают же! А не попробовать ли ей самом слазить?

Но пока думала, наступило обеденное время. Скотина вернулась из стада, чтобы дома переждать жару. Коровушке-кормилице — особое почтение: напоить, подоить, дать вкусную краюшку хлеба. Баушка почти так и сделала: напоила, подоила, а про вкусную краюшку забыла. За пазухой та так и осталась.

— Айка, я полезу наверх, а ты тут будь. Понял?

Айка понял и послушно кивнул. Корова не поняла, почему ей не дали положенное. Она ясно слышала ароматный запах хлеба, даже попробовала сама отобрать, но баушка сердито махнула рукой, накинула на плечо корзинку и полезла по, казавшейся ненадёжной, лестнице вверх, на крышу. Грустная корова осталась стоять. Айка тоже остался, снизу наблюдая за баушкой, открыв рот.

Баушка довольно-таки ловко преодолевала ступеньку за ступенькой. Если не смотреть вниз, то ничего страшного. Тем более, что крыша не так уж и высоко. Вскоре баушкина голова возвысилась над верхним бревном стены и осмотрелась. А потом и ахнула. Подлая птица столько нанесла, что им с Айкой хватило бы надолго. Осталось только достать.

Яички мило лежали в том месте, где доски ската упирались в водотечник. Баушка задумалась, как тут лучше поступить. Самым разумным было бы слезть вниз, немного передвинуть лестницу и не торопясь собрать куриный продукт. Но баушка была уже в том возрасте, когда лишние движения не приветствуются, поэтому решила дотянуться так. И ведь дотянулась.

Ближайшие яички ловко ложились в ладонь и перекочёвывали в корзину. За дальними пришлось потянуться. Одно, последнее, не удержалось в подрагивающих пальцах и укатилось чуть далее. Уйти? Оставить его? Баушка колебалась.

Нет, надо попробовать достать. Оно, это яичко, небось, тоже на дороге не валяется. И хорошая хозяйка яйцами разбрасываться не будет. Баушка вытянулась в ниточку, так ей во всяком случае казалось. Но нет, пальцы едва касаются кругляша. Она поднапряглась ещё, растянув одни ей известные резервы, почувствовала, как лестница накренилась в противоположную сторону от её напряжённых усилий, поняла, что ногами лучше не давить, а кончиками пальцев потихоньку толкать яичко в нужном направлении.

У баушки всё бы получилось. Но… корова, будь она неладна. А, может быть, тут краюшка хлеба виновата? Или судьба уж такая?

Из-за пазухи выскочил кусок хлеба, тот самый, который предназначался изначально корове, но забытый баушкой в виду расстройства чувств, и упал недалеко от объекта своего назначения под лестницу.

Ночка, всё ещё задумчивая, стояла там же, смотрела на высокий плетень и уже стала забывать, что её недавно так расстроило. И тут — на тебе, аппетитная краюшка свалилась, словно снег на голову. Не совсем, правда, на голову, но достать её не стоило никаких усилий. И Ночка ломанулась напрямик, мощным округлым боком сворачивая лестницу в сторону и оставляя баушку на крыше без опоры и связи с землёй.

К счастья, опора была не единственной, в отличии от связи. Баушка к этому времени почти лежала животом на водотечнике. А теперь лежала без почти. Просто лежала. В ужасе. А ноги болтались в воздухе, что в её почтенном возрасте выглядело совсем уж несолидно. Айка это сразу уяснил. В носу его больно защипало и глаза наполнились слезами. Видя баушкины болтающиеся ноги, он чувствовал, что так не должно быть и готов был зареветь.

— О-о-х! И что ж это такое? Да как же мне теперича? — перепуганно причитала баушка, расстраивая Айку ещё сильнее. Она слегка скосила глазом, пытаясь оценить высоту с учётом новых обстоятельств. Высота была такая, что все её кости рассыпятся в прах, если что. Тут уж без вариантов. Баушка пыталась вспомнить, нет ли какой кучи под ней. Пригодился бы любой материал, будь то трава или навоз. Но нет, память ей подсказывала, что подходящие кучи навалены в других местах.

— Соломки б, Айка! — да, это тот самый случай, когда утопающий хватается за соломинку. Баушка с горечью осознала, что в их дворе всегда бывает народ, а тут вот, как назло, кроме Айки — никого. Да и соседей тоже. В Берёзовом Куте остались лишь старые и малые. Даже, если кричать, времени ждать подмоги уже совсем маловато.

Баушка почувствовала, что соскальзывает. Медленно, но верно.

Стала хвататься старческими руками за всё, за что можно ухватиться, а тем временем водотечник стал подозрительно потрескивать. Теперь стало ясно, что времени в обрез, и рано или поздно что-то произойдёт: то ли баушкины силы иссякнут, то ли силы водотечника.

Баушка сдалась первой. Уползая вниз, она на мгновение задержалась на вытянутых руках, корзинка болталась у плеча. Потом пальцы разжались, и, как в страшном сне, открылась бездна…

К счастью, ненадолго. Совсем скоро баушкины ноги встретились с Ночкиной спиной, не задержались на хребте, а скользнули по широкому боку и уткнулись в телёнка. Тот как раз интересовался, где это его мамаша находит вкусные коврижки. Под тяжестью неожиданного груза ноги его подогнулись, он упал. Правда, через мгновение телёнок вскочил и, задравши хвост, перепуганно ускакал прочь, но баушке он всё же помог опуститься на землю. Приземление было отнюдь не мягким. Баушка лежала под коровой. Та, хоть и дёрнулась, но зрелая солидность и дородность не позволили слишком резких движений. Она лишь торопливо отошла в сторону, инстинктивно перешагивая через хозяйку.