Не оглядываясь назад

Хэнк плавно нажал на педаль газа, и через несколько секунд патруль остался позади. Посмотрев в зеркало заднего вида на уменьшающиеся фигуры полицейских и их автомобили, лев не удержался от вздоха облегчения и велел:

– Всё в порядке, опасность миновала!

Едва Хэнк с беглецами выехал из Зверополиса, сразу пропали все звуки. Огромный город, с его вечным светом и разноцветным сиянием, со звучащей музыкой остался далеко позади. С обеих сторон к дороге на Фишсайд подступил густой и мрачный лес, по асфальту и толстым стволам деревьев скользили лучи фар. Свет автомобиля рассекал тьму, а сразу за багажником она вновь смыкалась. Лонгтэйл осторожно потрогал перевязанную лапу и снова поморщился, чуть не зарычав - даже небольшие прикосновения отзывались болью. Плечо ныло, но уже не так сильно, а вот место, где недавно был палец, не то чтобы болело, но, казалось, приобрело чрезмерную чувствительность. Вздохнув, тигр аккуратно навалился на спинку сиденья левым боком. Через окно своей двери он увидел почти чёрное небо, где уже властвовали звёзды. У Лонгтэйла не было никакого желания двигаться, он даже не обернулся на удаляющийся Зверополис. Не было также желания бросить прощальный взгляд на город, где он никогда не был счастлив. Полный покой он чувствовал только сейчас, находясь рядом со своей любимой Амелией.

– Как себя чувствуешь?
– тихо спросила тигрица через четверть часа после выезда из Зверополиса.

– Так себе, - пробормотал Лонгтэйл, находясь в состоянии полудрёмы.

– Лучше отдохни, - посоветовал ему Хэнк.
– Нам ещё больше двух часов ехать.

Но отдохнуть Лонгтэйлу во время пути удалось мало. Местами дорога на Фишсайд была отвратительной, и каждая встряска причиняла ранам Лонгтэйла сильную боль. После выезда на хороший асфальт эта боль утихала медленно и слабо, не давая забыться. Амелия, не менее уставшая от вечерних событий, свесив голову на грудь, уже спала...

– Эй, почти приехали, ребята, - повернулся Хэнк к своим пассажирам, когда справа мелькнул указатель "Фишсайд, 5 миль". Дорога шла под уклон с огромного и отлогого спуска. Лес у развилки отсутствовал, он уступил место каменистым скалам, а от самой дороги уже можно было увидеть океан, работающий сигнальный маяк и многочисленные огни раскинувшегося вдоль берега рыбацкого городка Фишсайд. Хэнк осторожно повернул направо, и автомобиль довольно быстро поехал по спуску. Лев немного убавил скорость. Через милю дорога снова вошла в лес, и, когда до Фишсайда оставалось совсем немного, Хэнк свернул на глухую дорогу.

– Сломалось что?
– зевая, спросил Лонгтэйл.

– Корабль уходит ровно в семь утра, сейчас только третий час ночи, - пояснил Хэнк.
– Надо заночевать здесь.

– По-по-почему не в мотеле?
– удивилась Амелия, не смогшая подавить широкий зевок.

– Кто пустит туда раненого?
– пожал плечами Хэнк.
– Сириуса не должны видеть.

– Да меня здесь никто не знает, Хэнк!

– О телевизоре, можно подумать, жители Фишсайда тоже не знают!
– парировал лев.
– Слушай, Сириус, я стараюсь для вас, так что делайте как велено!

– Ой-й-й!
– раздражённо выдал Лонгтэйл, хотя ему пришлось признать правоту друга. Хэнк поставил на телефоне будильник на 6:15, затем повернулся к паре и прежним тоном, более спокойным и заботливым, сказал:

– Вы тоже отдохните, и так измучены оба.

Через четверть часа по салону поплыл лёгкий храп, издаваемый Хэнком. Лонгтэйл, стараясь не причинять себе много боли, устроился поудобнее, чтобы на покалеченную лапу не было давления. В стоящем автомобиле он не испытывал дискомфорта, как в едущем. Но уснуть сразу Лонгтэйлу не удалось. Он ещё долго смотрел на звёзды, представляя, что происходит там, на небе. Как и все, в детстве он слышал, что после смерти звери попадают на небо и становятся звёздами. Вспомнив о наивных детских убеждениях, Лонгтэйл подумал о Митче, который спас их ценой своей жизни.

– Эх, Митч...
– чуть слышно прошептал тигр и закрыл глаза.

– Митч ведь был твоим другом?
– раздался за спиной шёпот Амелии.

– Ты не спишь?
– удивился Лонгтэйл.

– Не спится, - вздохнула Амелия.

– Мне тоже, - пробормотал тигр.
– Я думаю о Митче. Тяжело, когда друзья так быстро покидают тебя...

Произнося эти тяжёлые слова, в каждом из которых звучала тоска, Лонгтэйл был готов к тому, что Амелия снова будет укорять его за его криминальную жизнь. Но этого не произошло. Наоборот, он почувствовал прикосновение тёплых лап к своим коленям. Тигрица придвинулась к любовнику ближе.

– Митч как друг много для тебя значил?
– тихо спросила она.

– Он никак не мог забыть того, что я для него сделал, - чуть боязливо ответил тигр, опасаясь, что Хэнк проснётся.
– Но это опять история криминальная, сразу скажу.

– Мне всё равно, - после короткой паузы сказала Амелия.

– Ещё мои родители дружили с родителями Митча, - начал рассказывать Лонгтэйл.
– Нас с ним разделяло почти двенадцать лет. Родители много работали, могли прийти далеко за полночь, поэтому к нам приходила мама Митча, разогревала еду. Митч приходил с ней. Мне тогда исполнилось пять лет, ему было семнадцать. Странно, но, несмотря на такую разницу в возрасте, мы подружились. Я часто бывал у него в гостях, он тоже забегал ко мне. Потом он поступил в университет, закончил его, женился, а я связался с дурной компанией и в шестнадцать лет ушёл из дома, наплевав на образование. Спустя время я решил податься к Митчу, впрочем, без особой надежды на успех.

Митч обрадовался мне и позволил пожить некоторое время у себя. Он был уже женат, у него родилась дочка Пенелопа. Жена его, Елена, пока не работала, сидя с медвежонком, все тяготы лежали на плечах Митча. Правда, он работал в очень хорошем месте, с отличной зарплатой. Вся семья ко мне очень хорошо относилась, Елена даже закрывала глаза на мою необразованность. Но вскоре я стал замечать, что Митч по ночам куда-то исчезает. Это в первый месяц я думал, что у него есть подработка по ночам. Но что это за подработка такая, если однажды я увидел, как он прячет пистолет под кровать? Тогда Митч меня заметил и рассказал правду - он состоит помощником при мафии в Тундра-тауне. Он очень просил меня не рассказывать ничего Елене, я пообещал, что буду молчать. Митч сам опасался того, что Елена бросит его и уйдёт с ребёнком, а их он очень сильно любил.

Потом я узнал, что мой отец сильно заболел. Мне понадобились деньги, и я обратился к Митчу. Так он свёл меня с Козловым. Спустя примерно полгода у меня на лапах была необходимая сумма на операцию, и я передал их родителям. Отца успешно прооперировали, но прожил он недолго, меньше полугода. Всё хорошее кончилось разом.

Вскоре Козлов дал нам с Митчем поручение. Борис вспомнил, что когда-то его отец был ограблен, что у него отобрали очень ценную реликвию - платиновую шкатулку Делмара Зверштейна. Таких во всём зверином мире всего четыре штуки, одна сейчас принадлежит Президенту Анималии Карлину Райносу. Эту шкатулку он увидел у своего конкурента по бизнесу - Ричмонда Беломеха. Козлов велел нам проникнуть к нему в дом и выкрасть реликвию - она была для него памятью об отце. Нам с Митчем удалось вырубить охранников и оказаться в доме. Однако медведь заподозрил неладное, он видел горящий взгляд Козлова, как Борис сам нам рассказал. Он решил, что ценность в опасности, а ещё у него был с собой пистолет. Он нацелил его на нас и велел снять нам маски с морд. Потом начал издеваться и говорить, что скорее сам съест шкатулку Зверштейна, чем вернёт её Козлову. Напоследок он глумился над Митчем, угрожал его семье... У него быстро кончилось терпение, и он бросился на Беломеха. Драка была яростной, Ричмонд был более мощным, он побеждал. Я бросился на помощь, но Беломех с силой оттолкнул меня в сторону. Я ударился головой и чуть не потерял сознание. Потратив несколько секунд на то, чтобы опомниться, я нащупал пистолет у себя за поясом и поднялся, но в этот момент послышался хлопок. Ричмонд, уже начавший душить Митча, как-то странно обмяк на нём, упав без единого звука. Митч быстро вылез из-под его тела, сжимая пистолет. Я подошёл к Беломеху и перевернул его на спину. Было уже поздно - пуля попала хозяину точно в сердце.

Я подбегаю к Митчу и кричу, что надо уходить, но уже было поздно. Недалеко уже вопили сирены. Как потом оказалось, один охранник оказался устойчив к воздействию транквилизатора и, придя на пару минут в себя, успел вызвать копов. Митч был перепуган не на шутку, как и я, он просто трясся от ужаса - мы вовсе не собирались убивать Ричмонда. Я сделал несколько глубоких вдохов, успокаиваясь, потом велел Митчу бежать.

– Если нас арестуют, то это будет убийство уже по предварительному сговору плюс незаконное проникновение с попыткой ограбления!
– я тряс с этими словами Митча за плечи.
– Уходи отсюда через чёрный ход, быстро! У тебя жена и ребёнок!

Митч продолжал сжимать пистолет. Я выхватил из его лап оружие, взял бумажную салфетку и протёр его так тщательно, чтобы не было нигде ни одной шерстинки Митча. Салфетку пришлось проглотить.

– Что ты делаешь, Сириус?
– бросился ко мне Митч.

Я не выдержал и проревел:

– Уходи!

Но уйти Митчу не удалось, копы ожидали и у чёрного хода... До того как нас схватили, я успел всё сделать так, как будто убийство Ричмонда - дело моих лап. Нас допрашивали долго, и всё это время я не отступал ни на шаг от своей версии событий. Я хотел, чтобы Митч вернулся к своей семье, поэтому и взял случившееся на себя. Но всё равно нас обоих посадили в тюрьму. Митчу дали семь лет, но он вышел по досрочному освобождению через три года. Елена узнала о преступлении мужа, но не ушла от него, она поддерживала с ним связь и писала ему, приезжала на свидания и брала с собой дочку. Но ко мне её отношение изменилось - она как будто презирала меня за то, что это я сломал Митчу жизнь, что я в её глазах виновник всех бед. А я не хотел его подставлять. Мне же дали тринадцать лет по совокупности преступлений, только я не просил досрочного освобождения. А Митч обо мне не забыл, он всегда навещал меня, каждый месяц два раза...