Не оставляя

Без особого интереса я разглядывал то геологическую панораму дна морского, то ракушки и камни, представленные в стеклянных кубах, то какую-то окаменелую растительность, особо ничем не примечательную, разве что своим бурым многомиллионным возрастом.

Даша же с интересом слушала обстоятельную лекцию энергичного старичка-мушкетёра и следовала за ним в первых рядах самых любознательных слушателей, не забывая по возможности держать и меня в поле своего зрения.

Неторопливо пройдя, словно на лыжах без палок, пару залов, я отметил, что этот провинциальный музей, конечно, не мог сравниться количеством экспонатов со столичными, где можно было легко потеряться в многочисленных залах или поиграть в прядки, что мы, кстати, и делали, когда нас в начальных классах приобщали к культуре. Тем не менее, кое-что любопытное было представлено и здесь.

Меня действительно заинтересовал небольшой раздел с оружием в зале древней истории, где я задержался несмотря на то, что именно здесь мне снова стало недоставать положительных эмоций после того, как Даша посоветовала зрительно запоминать надписи на английском у археологических экспонатов, обещая протестировать позже скрытые возможности моей памяти. Я сдержанно кивал ей, думая про себя, как бы всё-таки убедить её, что возможности моей зрительной и прочей памяти безграничны, если не слишком меня напрягать всякими заумными методиками.

Наконец в одном из залов, где по периметру были навешаны женские платки и всевозможные одеяния позапрошлого века и где, как и повсюду, были продублированы на английском описания экспонатов, мне стало совсем скучно, о чём немедленно захотелось поделиться с Дашей в её розовое и такое привлекательное ушко. Но каким-то шестым чувством я понял, что именно в этом зале вряд ли она поймёт моё желание закруглиться с экскурсией и незаметно свернуть к выходу, унося на память меж страниц в английском разговорнике незатейливую программку музея.

К моему везению, вскоре вволю нафехтовавшись, услужливый лысый старичок, по-видимому, основательно подустав, или, скорее всего, прочитав мои мысли, вдруг старомодно шаркнул ногой и, спрятав свою рапиру за спину, не без кокетства прокартавил, что его лекция окончена. В заключение, предложив осмотреть оставшиеся два зала самостоятельно, он под неожиданные для меня аплодисменты трёх туристок пенсионного возраста, благодарно светящимися своими одухотворёнными лицами в этом скромном полутемном музейном пантеоне, покинул нашу небольшую осиротевшую компанию экскурсантов.

«Брависсимо!» – вдогонку ему негромко вскрикнул и я, поощрив таким вполне цивильным способом за тонкое понимание момента, когда нужно смыться, не навлекая моих испепеляющих взглядов.

Когда мы с Дашей, закончив, наконец, осмотр всех экспозиций и пройдя каким-то тёмным боковым коридором, снова оказались на улице, солнце, как говорилось у одного из классиков, уже золотило верхушки стройных кипарисов и тополей. Дневная жара спала, и был тот чудесный час, когда природа на юге словно оживает после жаркого всевластия солнца и по-новому преображается, удивляя своей красотой и совершенством, особенно тех, кто это видел и ощущал, можно сказать, впервые.

Запах цветов усилился, в воздухе появилась вместе с тем и какая-то бодрящая свежесть. И красивые южные бабочки, наверно тоже взбодрившись, жизнерадостно и оптимистично стали порхать перед нами не только изысканно-красивыми парами, но и беспечными шелковистыми кампаниями, дополняя общую картину благоденствия.

Настроение моё снова было приподнятым и, кажется, ничто не могло его испортить, когда рядом была такая девушка, как Даша.

По пути в тени ветвей какого-то громадного дерева нам попалось небольшое уютное кафе-мороженное, куда я тотчас и предложил зайти. Но Даша спешила показать мне в парке некий исторический памятник-фонтан, который, видимо, входил в перечень обязательных объектов, утверждённых тётушкой.

– Наверно, Зоя Дмитриевна строгий и привередливый директор, – поинтересовался я у Даши.

– Совсем нет, мы все её очень любим и уважаем за её требовательность, доброту и особенно за её душевность, – неожиданно разоткровенничалась Даша – видать, волшебная умиротворённость природы, вся её благостная атмосфера подействовала и на неё.

– А как же строгий распорядок! Кажется, душевностью там не слишком пахнет, если в такую жару Зоя Дмитриевна не пускает на пляж и парит вас всех за партами, – начал я скрытый подкоп под устои тётушкиного учебного заведения. Хотелось также между делом договориться с Дашей о посещении пляжа – мне уже как-то не представлялось загорать там без неё.

– Нет-нет, никто нас за партами не парит! Я вчера с удовольствием загорала и даже немного перебрала с солнцем!

– Ага, значит, распорядок дня не такой уж и строгий… А по телефону я слышал совсем другое, – тут же укорил я её.

Даша слегка смутилась и ответила, что сегодня она действительно была очень занята в связи с подготовкой в библиотеке к очень ответственному поручению…

– Да-да, знаю, – перебил я её, – и твоё поручение знаю – заменить мне отдых своими ду… заданиями, – я вовремя спохватился, прикрыв рот ладонью.

С языка едва не слетело целиком всем известное слово. Но и полслова не воробей. Даша легко поймала его окончание.

Она остановилась и выразительно посмотрела мне в глаза:

– Андрей, давайте не будем снова возвращаться к обсуждению моего задания!

И тут я вспомнил о разговорнике, который она вручила мне. Похоже, я оставил его в музее, когда снимал эти дурацкие войлочные лыжи.

Даша вопросительно и взволнованно смотрела на меня. Кажется, она уже всё поняла и хотела что-то сказать, но не успела. Я с поспешностью опередил её:

– Успокойся, ничего не надо говорить… я сейчас, я быстро…

Усадив её на скамейку парка, по которому мы шли и где сквозь зелень деревьев уже просматривалась местная достопримечательность – памятник-фонтан в виде какой-то одинокой скульптуры, стоящей на струящейся ручейками каменной глыбе, – я бегом бросился к музею, припоминая на ходу, что мне случалось в самый неподходящий момент бегать и на более длинные дистанции, когда, как и сейчас, меня точно вожжами подгоняла досадная пустяковая оплошность.

Под ногами мелькала брусчатка тротуара, а я то ли философствовал, то ли просто успокаивал себя, ускоряясь и заставляя оглядываться, а иногда и шарахаться в сторону всех, кто был на пути: «Спокойно, спринтер, спокойно… дыши глубже, в жизни бывают и более идиотские ситуации…» Благо, что музей был не так далеко, и я через пару минут стоял у наглухо закрытых его дверей и пытался достучаться. Но, видать, немногочисленные его работники, как и положено было им, отработав до конца рабочего дня, с чувством исполненного долга тут же покинули этот остов культуры, переместившись до следующей трудовой вахты к своим тёплым семейным очагам.